Ленин — Сталин. Технология невозможного
Шрифт:
От идей «оперативной самостоятельности» Корнилова генералы, надо полагать, содрогнулись — но пока дело дойдет до очередного наступления, он станет либо главой государства (поручив армию кому-нибудь другому), либо никем, а насчет расстрелов они и сами были не прочь. Штатским финансистам телеграмма тоже понравилась — решительно говорит генерал! Не хуже Керенского, и намного короче. Его стали раскручивать еще активней.
3 августа он представил правительству свою программу, а через неделю, 10 августа, ее новую версию, модернизированную штабс-капитаном Филоненко и одобренную также Савинковым. Кроме мер, принимаемых к армии, о которых уже неоднократно говорилось, комиссары предложили кое-что еще. В частности, перевести на военное положение железные дороги. Отказ железнодорожников выполнять распоряжение начальства должен был приравниваться к отказу солдата выполнить приказ — и караться, соответственно, смертной казнью, для чего на крупных станциях предполагалось создать «военно-революционные суды».
Впрочем, одними железными дорогами Филоненко не ограничился — ну чего мелочиться! Согласно его плану, на военное положение предполагалось перевести еще и заводы, работавшие на оборону, а также угольные шахты: запретить стачки, политические собрания и любые общественные организации, установить для рабочих минимальные нормы выработки, при невыполнении которых отправлять виновных на фронт. Я не к тому, что меры были плохие — нечто подобное часто вводят во время войны в самых разных странах, без различия режима. Я к тому, что не надо обвинять большевиков, мол, они придумали «трудовые армии»… Они всего лишь старательно и хорошо учились у своих предшественников, при этом не забывая использовать их ошибки (естественно, в правительстве мгновенно произошла утечка информации, и корниловские планы полетели в жернова большевистской пропаганды).
Правительство повело себя так, как и должно было — ни да, ни нет, а вместо конкретного ответа долгий нудный торг с генералом. С одной стороны, Керенский вроде бы и понимал, что порядок наводить нужно, с другой — все эти меры казались ему слишком радикальными… Но министр-председатель решал далеко не всё в стране, а к тому времени уже почти ничего не решал. Слева от него формировалась в боевые отряды окончательно озверевшая от беспросветной жизни масса простого народа, а справа господа либералы готовили диктатуру, пытаясь опереться на армейские штыки. Правда, они не учли того, что солдаты — это не оловянные фигурки, а такие же мужики, как и слева, только в шинелях и с винтовками. Зато это изначально, ещё с 1914 года, учитывали большевики.
Два Бонапарта
Это моё отечество, и я не позволю кому попало его спасать!
Предвкушение диктатуры носилось в воздухе. Никто не соблюдал никакой конспирации, даже для виду.
8–10 августа в Москве, подальше от мятежной столицы, прошло так называемое «совещание общественных деятелей». Среди его делегатов были богатые промышленники, кадеты, военные, коммерсанты, политические деятели либерального и консервативного толка и пр. — в общем, все, что правее социалистов. 9 августа совещание отправило Корнилову приветственную телеграмму, которая заканчивалась так: «Да поможет Вам Бог в Вашем великом подвиге на воссоздание могучей армии и спасение России».
А 12 августа, также в Москве, открылось Государственное совещание, на которое собралось около 2,5 тысяч делегатов, от министров до представителей профсоюзов и Советов. Здесь присутствовали уже все силы и все политические ориентации, кроме одной — левых радикалов.
Совещание было отмечено тремя демонстрациями, хотя и разного рода.
Керенский одарил присутствующих демонстрацией красноречия, ибо к тому времени ничем другим уже не располагал. Его вступительная речь продолжалась два часа — он снова говорил о революции, обещая как левым, так и правым «ниспровергнуть железом и кровью» все попытки покушений на нее. Было бы красиво, если б не комичная внешность Александра Федоровича и его полное бессилие, о чем присутствующим было отлично известно.
Корнилов продемонстрировал себя. Совещание изначально готовилось под знаком приближения ГЕНЕРАЛА. По городу ходили слухи, что к Москве идут войска, стены домов были обклеены приветственными плакатами, всюду распространялись листовки.
Сам приехал на второй день, 13 августа, красиво вышел из вагона в сопровождении телохранителей-туркмен в алых халатах. На вокзале его встречали дамы с цветами, было много офицеров, политиков, разного рода делегаций. Миллионерша Морозова пала перед будущим диктатором на колени. На совещание в тот день генерал не поехал, съездил лишь, как и подобало грядущему спасителю Отечества, к Иверской иконе Богоматери, а потом вернулся в свой салон-вагон и до вечера принимал политических деятелей. На совещании он выступил на следующий день весьма сдержанно, однако после такого начала большего и не требовалось — проглотили бы все, что угодно.
Большевики, которым под угрозой изгнания из Советов запретили выступать против «общей линии» ЦИК, на совещание не поехали, в отместку решив снова продемонстрировать силу. В знак протеста на день открытия совещания они назначили забастовку — и провели её, несмотря на то, что большинство московского Совета выступило против. 12 августа не работали заводы, не ходили трамваи, улицы столицы были темны по причине стачки газовщиков, закрылись кафе и рестораны, не работали даже буфеты Большого театра, где проходило совещание. Впервые большевики открыто противопоставили себя всем политическим силам одновременно — и очень неплохо выглядели в этом противостоянии.
В общем, все вдохновились. Керенский вернулся в столицу, уверенный, что Россия — за него, большевики, ободренные успехом, продолжали еще старательней заниматься тем же, чем и обычно, а Корнилов принялся подтягивать фронтовые части к Петрограду.
Основные надежды он возлагал на 1-ю Донскую казачью и Уссурийскую конную дивизии из корпуса генерала Крымова, а также на Дикую дивизию, сформированную из представителей малых кавказских народов. При необходимости можно было задействовать и другие казачьи и ударные части, расположенные в Прибалтике.
…19 августа последовала очередная «победа» в духе генерала Корнилова — русские войска оставили Ригу. Причем генерал особо не скрывал, что Рига была сдана по его приказанию. Официальная «отмазка» — мол, он «предпочел потерю территории потере армии», все это следствие развала и хаоса и надо наводить порядок.
Однако сдача этого города имела не только психологический эффект. Взятие Риги открывало немцам дорогу на Петроград и давало в руки «правым» еще один козырь — теперь, в крайнем случае, можно будет шантажировать власти германским наступлением, а в самом крайнем — и сдать немцам мятежный город. Столицу можно перенести и в Москву, а здесь пусть наводит порядок Вильгельм. А пока что Корнилов под предлогом защиты Петрограда от немцев подтягивал войска, а также потребовал, чтобы ему подчинили Петроградский военный округ. И снова начались долгие утомительные переговоры с правительством…
Одновременно, навстречу корниловскому наступлению, в Петрограде шла тайная подготовка военного переворота. Причем планы этого переворота были интереснейшими и заставляли по-новому взглянуть на события полуторамесячной давности, странную выстроенность которых по датам отмечал на съезде Сталин.
Во второй половине августа с фронта в Ставку были вызваны около трех тысяч надежных офицеров, якобы для ознакомления с новыми образцами оружия. Однако в Могилеве им поставили другую задачу: объявив, что в Петрограде ожидается выступление большевиков, выдали деньги и отправили в столицу