Ленин в 1917 году(На грани возможного)
Шрифт:
Но Лев Хинчук оглашает декларацию меньшевиков: «Единственным возможным мирным выходом из положения, — говорится в ней, — остаются переговоры с Временным Правительством об образовании власти, опирающейся на все слои демократии». С аналогичным заявлением от имени эсеров выступает Гендельман. А бундовец Эрлих предлагает всем делегатам покинуть зал и вместе с гласными городской думы «пойти безоружными под расстрел на площадь Зимнего дворца».
Делегаты в полном недоумении: переговоры с Временным правительством? Но Мартов говорил лишь о социалистах! И при чем тут городская дума? Абрамович объясняет: «25 минут тому назад из Зимнего дворца сообщили, что он обстреливается, и требовали, чтобы мы пошли на помощь».
Рязанов информирует делегатов о том, что полтора часа назад в Смольный приходил городской голова Александр Шрейдер. Он
1234
См.: «Меньшевики в 1917 г.». Т. 3. Ч. 2. С. 241, 242; Рабинович А. Большевики приходят к власти. Революция 1917 года в Петрограде. С. 309.
Почему же теперь из Зимнего что-то «требуют» от съезда Советов? Но спрашивать уже было не у кого, ибо группа эсеров, меньшевиков, бундовцев и часть «фронтовой группы», под протестующие крики и свист подавляющего большинства оставшихся, уходят со съезда.
Выяснилось, что помимо телеграфной линии, в одном из помещений Зимнего дворца действует и телефонный канал. Министр Никитин позвонил на квартиру товарищу министра Хижнякову и попросил передать «всем общественным организациям» требование правительства о поддержке. Никитин уверял, что если отправить в тыл осаждающим дворец даже небольшие силы, рабочие и солдаты разбегутся.
А министр Маслов дозвонился в Городскую думу эсеру Быховскому: «Нас расстреливают… — говорил он. — Мы умрем здесь, но последним моим словом будет — презрение и проклятие той демократии, которая… не сумела нас защитить». Быховский тут же рассказал о звонке министра думцам и предложил идти на помощь к Зимнему, чтобы «умереть вместе с ними».
Собравшиеся встретили предложение овацией. Один из членов Исполкома Совета крестьянских депутатов попросил у них разрешения «выйти и умереть вместе с ними». Оказавшийся здесь же министр Прокопович тоже молил со слезами в голосе позволить ему «разделить участь своих товарищей». Но и этого показалось мало: предложили провести поименное голосование о готовности каждого «умереть вместе с правительством».
Голосование затянулось. Потом готовили бутерброды с колбасой для министров. И на улицу вышли около полуночи. Выстроились в колонну по четыре. Впереди стали городской голова Александр Шрейдер и Прокопович, который держал в одной руке фонарь, а в другой — зонтик [1235] .
Свидетелем дальнейшего оказался вездесущий Джон Рид. «… На углу Екатерининского канала под уличным фонарем цепь вооруженных матросов перегораживала Невский, преграждая дорогу толпе людей… Здесь было триста — четыреста человек: мужчины в хороших пальто, изящно одетые женщины, офицеры — самая разнообразная публика. Среди них мы узнали многих делегатов съезда, меньшевистских и эсеровских вождей… Я увидел и репортера газеты „Russian Daily News“ Малкина. „Идем умирать в Зимний дворец!“ — восторженно кричал он. Процессия стояла неподвижно, но из ее передних рядов неслись громкие крики. Шрейдер и Прокопович спорили с огромным матросом…
1235
См.: Рабинович А. Большевики приходят к власти. Революция 1917 года в Петрограде. С. 310, 318.
„Мы требуем, чтобы нас пропустили! — кричали они. — Вот эти товарищи пришли со съезда Советов!.. Вот их мандаты!..“ Матрос был явно озадачен. Он хмуро чесал своей огромной рукой в затылке. „У меня приказ от Комитета — никого не пускать во дворец…“ — „Мы настаиваем, пропустите!.. Мы все равно пойдем! — в сильном волнении кричал старик Шрейдер… — Мы готовы умереть! Мы открываем грудь перед вашими пулеметами!“ — „Нет“, — заявил матрос с упрямым взглядом.
„А что вы сделаете, если мы пойдем? Стрелять будете?“ — „Нет, стрелять в безоружных я не стану. Мы не можем стрелять в безоружных русских людей… Что-нибудь да сделаем“, — отвечал матрос, явно поставленный в тупик… Тут появился другой матрос, очень раздраженный. „Мы вас прикладами! — решительно крикнул он. — А если понадобится, будем и стрелять. Ступайте домой, оставьте нас в покое!“
…Прокопович влез на какой-то ящик и, размахивая зонтиком, стал произносить речь… „Против нас применяют грубую силу! Мы не можем допустить, чтобы руки этих темных людей были запятнаны нашей невинной кровью!.. Вернемся в думу и займемся обсуждением наилучших путей спасения страны и революции!“ После этого толпа в строгом молчании повернулась и двинулась вверх по Невскому все еще по четверо в ряд» [1236] .
Когда Шрейдер приходил в Смольный договариваться о «посредничестве», он, между прочим, сказал Троцкому, что с конституционной точки зрения единственной законной властью в Петрограде является сейчас Городская дума, а не Петросовет. Но Шрейдер прекрасно понимал, что претендовать на власть и ссылаться на «конституционность» в стране без конституции, да еще в момент восстания, когда решает лишь реальное соотношение сил — достаточно наивно.
1236
Рид Джон. 10 дней, которые потрясли мир. С. 96, 97.
Поэтому, когда участники «хождения к Зимнему» вернулись в Городскую думу, первое же заседание «Комитета спасения Родины и Революции» занялось решением именно этой задачи — собиранием сил. Часть гласных Городской думы, та часть фракций меньшевиков и эсеров, которые ушли со съезда, Исполком Совета крестьянских депутатов, члены бывшего Предпарламента и Совета республики — были налицо.
Эсеры и меньшевики преобладали. Но нередко забывают о том, что реальный политический вес Комитета усилился за счет вхождения в него кадетов. Свою партийную принадлежность они не афишировали и выступали как члены «сеньорен-конвента» Совета Республики.
Член ЦК кадетов Владимир Оболенский писал, что поначалу возник спор о названии комитета. О «спасении революции» кадеты и слышать не хотели. «Такое название в момент, когда нужно было спасать Россию от торжествующей революции, — заметил Владимир Андреевич, — звучало уж очень фальшиво». Однако пришлось уступить. Зная, что для соглашателей важна именно «революционная фразеология», он предложил поправку, которую приняли — «Комитет спасения Родины и Революции». В Комитете спасения кадетов ужасно раздражали бесконечные «споры социалистов между собой об их участии в правительстве». Но поскольку споры эти, как выразился Оболенский, «никакого реального значения» не имели, а меньшевик Скобелев сразу же заявил, что комитет будет «опираться на физическую силу», кадетский ЦК счел необходимым связаться с этим очагом «военного сопротивления большевикам». Помимо Оболенского, в него делегировали Софью Панину и Владимира Набокова. И эта воскресшая «коалиция» бывших соглашателей с бывшими либералами сразу дала необходимые средства и связи [1237] .
1237
См.: Думова Н.Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром (Октябрь 1917–1920 гг.) М., 1982. С. 25, 26; «Меньшевики в 1917 г.». Т. 3. Ч. 2. С. 252, 254, 257.
Устанавливаются контакты с профсоюзами железнодорожников, почтово-телеграфных, банковских служащих, с помощью которых можно было попытаться взять в свои руки управление городом. Сюда приходят члены съездовской «фронтовой группы», Центрофлота, Союза георгиевских кавалеров, Союза увечных воинов, имевшие связи с армейскими подразделениями, а затем и представители Союза казачьих войск. Комитет избирает бюро и обращается с воззванием к «Гражданам Российской республики», в котором заявляет: «Сохраняя преемственность единой государственной власти, Всероссийский комитет спасения Родины и Революции возьмет на себя инициативу воссоздания Временного правительства…» [1238]
1238
«Меньшевики в 1917 г.». Т. 3. Ч. 2. С. 252, 253; Рид Джон. 10 дней, которые потрясли мир. С. 109.