Ленин
Шрифт:
Присутствующие при беседе рабочие подняли шум. Раздались крики, угрозы, оскорбления:
— Буржуи! Читать не умеют, а уже о притеснении рабочих мечтают! Хорошо вас научили лакеи буржуазии, все это падло интеллигентское, эти либеральные прохвосты! Предатели!
Крестьяне смотрели друг на друга, как будто спрашивали, не пора ли закатать рукава и бить тяжелыми огрубевшими кулаками.
Ленин перехватил их взгляды и мысли.
Он вдруг рассмеялся звонко, искренне и весело.
— Товарищи! — крикнул он сквозь смех. — Забавная история! Из-за чего ссоритесь? Все правы! Товарищи от земли думают о земле, потому
Рабочие ворчали и злобно смотрели на крестьян. Те в свою очередь смотрели с презрением и говорили:
— Почему не договориться?.. Мы готовы. Только сначала земля!
Наконец они покинули жилье Ленина.
Товарищи бросились на своего вождя и завалили его претензиями:
— Вы говорили с ними, а ведь это — предатели революции! Что это значит? Стыдно! Позор!
Ленин сорвался со стула, подскочил к возмущенным рабочим и крикнул, шипящим голосом:
— Хватит! Хватит! Крестьян сто миллионов, вы слышите — глупцы? С ними постоянно приходится договариваться. Борьба с ними будет более долгой, чем с царем и буржуазией! Понимаете?
Товарищи умолкли, глядя на разъяренное лицо Ленина.
Заметив это, он немедленно успокоился и улыбнулся.
— Я вам только одно скажу, а вы запомните хорошенько! — сказал вождь. — Когда мы будем делать социальную революцию — деревня, «земля» выдвинет лозунг крестьянской буржуазной революции.
После ухода товарищей Ленин принялся бегать по комнате и радостно потирать руки, выкрикивая:
— Я не ошибся ни на йоту! Я все понял там, на Волге и Енисее. Ничего не изменилось! Я шел правильным путем. Без инициативы и руководящей роли пролетариата, крестьянство является нулем для революции, которую я готовлю. Нулем! Но к этому нулю я добавлю новые, огромные числа!
Он замолк и, щуря глаза, процедил через сжатые зубы:
— Даже если мне придется уничтожить пятьдесят миллионов крестьян! Они жадные рабы, а я согну их кровавым бичом, видением страшной смерти, эксплуатацией, какой они раньше не знали! Я сделаю из них новых рабов пролетариата, пока не опомнятся и не пойдут с нами плечом к плечу!
Он плюнул. Ему в этот момент ненавистен был этот муравейник невежественных людей от сохи, стоявших у него на пути.
Он был совершенно одинок, но мысль о тяжелой борьбе с крестьянством добавляла ему желания жить.
Уезжая, он имел при себе Надежду Константиновну, молчаливую, скромную, строгую — послушное орудие в его руках, и нескольких молодых людей чужой для него породы.
Один из рабочих, провожавших его, спросил:
— Как так случилось, Владимир Ильич, что ваши ближайшие помощники: Троцкий, Свердлов, Иоффе, Зиновьев, Каменев, Стеклов — евреи?
Ленин сощурил глаза и ответил:
— С русскими нельзя замахиваться на такие вещи! Они сейчас же начнут грезить, тосковать по душе вселенной, думать о том, как осчастливить человечество, а когда у них пуговица на рубахе оторвется, они впадут в отчаяние, сядут на берегах «рек вавилонских», станут бить себя в грудь, раскаиваться и поглядывать в небо бараньими глазами. Для нашего дела более всего подошли бы американцы, англичане или немцы. А так как их нет, я, товарищ, беру других, не имеющих в себе русской крови!
Он разразился злым смехом.
— А вы — наш русский человек. Но ведь вы ведете к цели и духом не пали? — задал новый вопрос рабочий.
— Какой же я русский человек? — возразил он, пожимая плечами. — Отец — астраханский калмык, мать — из дома Бланк, фамилия зарубежного происхождения… От калмыков я перенял смелость неповиновения, разрушения и наглость строительства нового мира на обломках и могилах старого!
Он взглянул на изумленного товарища и прервал свой вывод. Доброжелательно улыбнувшись, он мягким голосом добавил:
— Я подшутил над вами, друг мой! Какой же из меня иностранец? Родился я на Волге и с детства слушал рассказы о Стеньке Разине, Емельке Пугачеве и других разбойниках и бунтарях. Ха-ха-ха!
— Ну, успокоили вы меня! — воскликнул рабочий.
— Успокоил? Это хорошо! Сейчас я вам что-то другое скажу, — продолжал Ленин. — Я в отчаяние не впаду никогда и не остановлюсь ни перед чем! Я верю, что то, что мы сегодня проиграли — отберем завтра! В этом я не похож на русского человека! А это потому, что в молодости я выбросил из сердца любовь к себе и заботу о собственной жизни. Я, товарищ, ничего не желаю, кроме победы партии, и приду к ней быстро, не успеешь оглянуться! Не думайте об этих, чужих нам по крови, помощниках наших! Задумываетесь ли вы о том, русский или кто-то другой изготовил вам молоток, пилу, зубило? Нет! Поэтому пускай вас не волнует, кто — русский, еврей, поляк, латыш или негр — даст вам социалистическое государство! Лишь бы только дал!
Рабочий рассмеялся и сказал с уверенностью в голосе:
— Ясное дело!
— Ну, видите, как это просто и понятно?!
— Ясное дело! — повторил рабочий, не задавая больше вопросов.
Ленин пока поселился в Цюрихе. Он работал здесь над созданием двух ежедневных газет, складывая копейку к копейке из присылаемой ему из России от недобитков его партии денежной помощи.
Теперь его главным врагом были меньшевики, и он точил нож для новой битвы с ними.
У него не было также слишком высокого мнения о западных товарищах, попавших в клещи демократической идеологии.
В конце 1907 года в Штутгарте он впервые испытал западноевропейскую социал-демократию, собравшуюся на конгресс II Интернационала.
Ленин предложил всем принять заявление, что в случае развязывания европейской войны все социалистические партии будут стремиться начать войну гражданскую против капитализма, подняв знамя социальной революции. Его поддержала только Роза Люксембург, и предложение было решительно отклонено. Бебель был принципиально согласен с мыслью заявления, но из тактических соображений считал его принятие ненужным.
Ленин с презрительным выражением лица воскликнул тогда:
— Помните, что пройдет несколько лет, и вы либо примете мое заявление, либо перейдете в ряды врагов пролетариата!
Он натянул на голову кепку и намеревался покинуть зал заседаний.
Но не сделал этого.
— Нельзя отступать! Конгресс примет никчемную «гуттаперчевую» формулу, которая их ослабит.
Он остался, и вместе с Зиновьевым и Розой Люксембург они продвинули поправку, обязывающую партийных социалистов к усилиям против войны и капитализма.