Ленин
Шрифт:
Свидетельство весьма красноречивое.
Ленин беспокоится: шлет радиотелеграммы в горячие точки, туда, куда, по его мнению, перемещается эпицентр европейской революции.
«Бела Куну в Будапешт: сообщите, пожалуйста, какие Вы имеете действительные гарантии того, что новое венгерское правительство будет на самом деле коммунистическим, а не только просто социалистическим, то есть социал-предательским?»{99} Ленин публикует в мае 1919 года в «Правде» письмо-поддержку коммунистам в Будапеште: «Привет венгерским рабочим». Лидер большевиков не скрывает своего ликования: «Вести, которые мы получаем от венгерских советских деятелей, наполняют нас восторгом и радостью…» Однако Ленин предупреждает о грозящей опасности и призывает: «Будьте тверды. Если проявятся колебания среди социалистов, вчера примкнувших к вам, к диктатуре пролетариата, или среди мелкой буржуазии, подавляйте колебания беспощадно. Расстрел – вот законная участь труса на войне…»{100} Возможно, эти якобинские призывы к «расстрелам» не столько воодушевляли венгров и баварцев, сколько пугали их. Но Ленин ждал, что залпы и треск выстрелов в венгерских и немецких подвалах и на пустырях лишь быстрее «утвердят» революцию в этих странах.
Ленинское заявление на VIII съезде партии по поводу событий в Венгрии, что «рабочий класс России всеми силами спешит к вам на помощь», не было простой декларацией. Отправлялись деньги, пропагандистская литература (требовавшая перевода), были попытки отправить партии оружия. Подвойский сообщал телеграммой Ленину из Киева, что он в мае приступил к формированию «интернациональной дивизии для помощи Венгрии»{101}. Ленин торопил и требовал от Крестинского ускорения высылки «денежных знаков» для нужд этого формирования.
Готовятся соединения для отправки в Венгрию, а в России – мятежи, разруха, сама армия крайне неустойчива. Я приведу лишь несколько выдержек из «Сводки ВЧК политического состояния Украины с 1 января по 15 мая 1919 года». Именно отсюда собирались идти с военной помощью Венгрии.
Перечень восстаний в городах,
Но венгерским надеждам не суждено было сбыться. Тогда взгляды московских вождей стал все больше притягивать Восток. Троцкий в этой связи писал: «…наша Красная Армия на арене европейских путей мировой политики окажется довольно скромной величиной не только для наступления, но и для обороны… Иначе представляется положение, если мы станем лицом к Востоку… Дорога на Индию может оказаться для нас в данный момент более проходимой и более короткой, чем дорога в Советскую Венгрию…»{104} Далее Троцкий советует создать мощную военную базу на Урале для революционизирования Востока. В этих условиях, прогнозирует Председатель Реввоенсовета, «ареной близких восстаний может стать Азия», поэтому следует начать с подготовки военного удара на Индию, путь в которую – через Афганистан.
Троцкий отдает распоряжения начальнику полевого штаба Лебедеву о доставке «необходимых предметов военного снабжения в Афганистан»{105}. Но нельзя оставлять без внимания и Персию.
Еще совсем недавно казалось, что Персия быстро станет «красной». Раскольников сообщал оттуда в Москву: «Только что вернулся из Энзели, настроение в Персии не поддается описанию. Весь народ встречал нас с необычайным энтузиазмом. Первоначально красные флаги были вывешены только местами, но теперь уже город разукрасился ими. Персидские казаки заявили, что отдают себя в наше распоряжение. Стоявший во главе их русский офицер мною арестован, и вместо него будет назначен наш товарищ…
Прошу Ваших указаний относительно дальнейшей политики в Персии. Могу ли я считать у себя развязанными руки в смысле продвижения в глубь Персии, если там произойдет переворот и новое правительство призовет нас на помощь…»{106}
Правда, «дело» в Персии тоже скоро застопорилось. И основательно. Предпринимаются усилия по спасению персидской революции. Представитель ЦК РКП(б) Б. Абуков пишет из Персии о необходимости ускорения помощи стороннику Москвы Мирзе Кучуку. Помощи оружием, золотом, серебром… В руках Кучука пока только два города… Раскольников обещал официальное признание… Ждем реальной помощи…{107}
Предложения идут со всех сторон; нужно активизировать революционные выступления в Корее, Китае, Индии. Председатель ЦИК калмыцкого трудового народа А. Чапчаев в августе 1919 года предлагает послать вооруженные отряды в Индию с «другой стороны» через Монголию и Тибет. Но нужны деньги, золото. Взять с собой оружие для раздачи населению. Для маскировки отправиться как научным специалистам. Нужно быстрее приобщить монголов и тибетцев к мировой революции. Ленин тут же поручает готовить конкретные меры по реализации этих предложений{108}.
Революционное затмение в сознании московских вождей желаемое охотно выдает за возможное.
С корейцами Ленин сдержаннее. Делегация из Кореи просит личного приема у Председателя Совнаркома. Ленин поручает видному деятелю Коминтерна М. Ракоши принять коммунистов Кореи и «сообщить о результатах»{109} беседы. Корейцы просят у Ленина прямой поддержки корейских партизан против Японии. Чичерин выступил, однако, против, заявив: «Мы не будем бросать вызов Японии. Конечно, надо держать камень за пазухой; конечно, втайне можно и должно оказывать содействие корейским партизанам. Но никаких открытых и тем более демонстративных действий с нашей стороны…» Ленин пишет на донесении: «Тов. Молотов! Я вполне за Чичерина. Никаких открытых и тем более демонстративных действий. Больше тайны. Сию директиву дать от ЦК»{110}.
Иногда Ленину, разгоряченному донесениями, решениями собственного Политбюро и просто воспаленным воображением, кажется: революция мировая, вот она… наступает, ничто остановить ее не сможет. В октябре 1918 года Ленин пишет Троцкому и Свердлову: «Международная революция приблизилась за неделю на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших »{111}. Пророк нетерпелив, настойчив и уверен в своем прогнозе. Важно помочь людьми, идеями, оружием, а главное – золотом.
Деньги на «мировую революцию», повторюсь, часто шли по случайным каналам, через случайных людей. Россия корчилась в голодных муках, обращаясь к различным общественным и благотворительным организациям за помощью, а миллионы золотых рублей согласно постановлениям Политбюро, решениям Совнаркома, личным запискам Ленина текли в «песок» мировой революции. Вождь большевиков, получая частые сигналы о разбазаривании ценностей, предложил упорядочить «дело». Лишь в сентябре 1921 года постановлением Политбюро создали бюджетную комиссию ИККИ. От РКП(б) туда вошли Зиновьев, Сольц, Молотов (или Михайлов – для замены).
Денежные дела Коминтерна – огромная тема, полная тайн и ожидающая своего исследователя. Это, по сути, канал финансирования российской большевистской партией мирового коммунистического движения, имеющего целью советизацию в конечном счете нашей планеты. Как писал Троцкий в 1919 году: «Если сегодня центром Третьего Интернационала является Москва, то, – мы в этом глубоко убеждены, – завтра этот центр передвинется на запад: в Берлин, Париж, Лондон… Ибо международный коммунистический конгресс в Берлине или Париже будет означать полное торжество пролетарской революции в Европе, а стало быть, и во всем мире»{112}. Ленинское пророчество в апреле 1919 года солидарно с Троцким: «Победа возможна. Революция в Венгрии окончательно доказала, что в Западной Европе растет советское движение и победа его недалека. У нас много союзников во всем мире, больше, чем мы знаем. Но надо продержаться трудных четыре-пять месяцев, чтобы победить врага»{113}. И многим казалось, что прогноз действительно сбудется. Ленин лично интересовался финансированием организаций и отдельных лиц за рубежом, состоявших на содержании у Москвы. Вот перед Лениным письмо, написанное в ноябре 1921 года Петром Ивановичем Стучкой, его добрым знакомым.
«Дорогой Владимир Ильич!
Прошу Вашего содействия при разрешении сметы компартии Латвии, ибо вопрос тянется с 1 августа и наши товарищи ничего не получают, не получая, однако, и отказа.
С ком. приветом, П. Стучка».
Ленин на письме: «Т. Молотову. Волокита выходит бесстыдная. Надо приготовить вопрос к четвергу в Политбюро… Ленин»{114}.
Но, слава богу, заработала бюджетная комиссия Коминтерна, созданная решением Политбюро ЦК РКП(б). Один этот факт в высшей степени показывает, что это за «независимая» международная организация. Вот, например, выдержки лишь из одного протокола смешанной комиссии, заседавшей в марте 1922 года:Дальше следует перечисление большого количества других партий, поставленных на «довольствие» Коминтерна, а если точнее, то народа России, оказавшегося в руках большевиков.
Ленин и его партия солидно и постоянно подкармливали все национальные организации, заявлявшие о своем согласии с программными установками Коминтерна. Регулярно пополняли свою казну из московских запасов компартии США, Польши, Австрии, Швейцарии, Швеции, Венгрии, Югославии, Румынии, Люксембурга, Голландии, Греции, Турции, Персии, Индии, Английской Индии (так в протоколах), Китая, Кореи, Японии, Германии, Бельгии, Испании, Аргентины, Италии, Южной Африки, Эстляндии, Латвии, Литвы, Финляндии, Норвегии и других стран. Комиссия Коминтерна выделяла также крупные средства международным молодежным, профсоюзным коммунистическим организациям, различным издательствам, бюро, центрам и т. д. Более всего и чаще всего денег шло в Германию (Ленин как будто «расплачивался» за немецкую помощь своей партии накануне октябрьского переворота). Но установленный бюджет, как правило, всегда «перевыполнялся». Шли постоянные дополнительные запросы от национальных центров в Москву, в большинстве случаев просьбы удовлетворялись. Голодная, разрушенная, поверженная Россия работала на химеры «Мировой революции».
На том заседании смешанной комиссии, о котором мы упомянули выше, распределили 5 536 400 золотых рублей. По тем временам это очень крупная сумма. По имеющимся данным, Совнарком на продовольствие голодающим истратил в том году в три раза меньшую сумму. Но ведь золотой поток по коминтерновским каналам не иссякал многие десятилетия!
Сразу после революции стало повседневной практикой советских дипломатов, различных представителей, «уполномоченных» требовать у Кремля все новых и новых средств для революционизирования политического процесса за рубежом, упрочения позиций Советской России в различных странах.
Так, А.А. Иоффе в январе 1920 года писал Чичерину, что, «переплатив Эстонии 15 миллионов», мы «вернем эти миллионы чрезвычайно скоро». Дипломат ленинской школы, который в 1919 году пытался дирижировать революционным процессом в Германии, напоминает, что «когда Колчак увез у нас (золото. – Д.В. ) более 800 млн., мы даже не поморщились… Я видел в Литве и Белоруссии, как швыряются миллионами наши агенты…»{116}
Своим письмом Иоффе лишь подтверждает коммунистическую расточительность во имя «революционных целей».
Политбюро специальным решением в апреле 1922 года, по докладам Сокольникова и Пятницкого, утвердило очередной бюджет Коминтерна. Выписка за подписью Сталина была направлена в Народный комиссариат финансов для исполнения{117}. Но, как я уже говорил, официальный бюджет – это лишь часть ассигнований. Следовали многочисленные просьбы, распоряжения, и средства из так называемого «резервного фонда», фонда Политбюро, бюджета ОПТУ направлялись для нужд национальных коммунистических организаций. Так, в том же апреле Карахан докладывал Сталину, что он передал крупные суммы корейцам (дважды золотом на сумму 600 000 рублей и один раз царскими купюрами – 4 млн.) [21] для создания двух типографий (в Шанхае и Пекине) и для непосредственной нелегальной работы в Корее против японцев, в том числе для организации вооруженного сопротивления{118}.
Ленин нетерпеливо ждал скорой отдачи от денежных инъекций, а ее не было… Уже после создания бюджетной комиссии стали выявляться один за другим случаи злоупотреблений, хищений, исчезновений крупных сумм коминтерновских денег. Так, Сафаров докладывает Сталину: денежные средства и ценности выдаются
Сталин собственноручно пишет записку Зиновьеву с просьбой ответить, что это за «Франкфуртский фонд» создан в Германии? Кто его финансирует? Для чего? Зиновьев не в курсе, обещает разобраться, когда появятся Пятницкий и Стасова{120}. Как выяснилось в конце концов, в Германии денежными делами Коминтерна заправлял некий Джеймс Рейх с партийной кличкой Товарищ Томас. Он ворочал огромными, миллионными суммами, получаемыми из Москвы. Только на подготовку вооруженного выступления Германской компартии в феврале 1921 года передал ей 62 млн. немецких марок (в валюте и драгоценностями). А всего в этом году этот «товарищ Томас» распределил в Германии 122 млн. марок, сверх 50 млн. марок, которые он держал под своим контролем во «Франкфуртском фонде».
Когда Пятницкий стал разбираться с денежными делами Коминтерна, загадочный Томас не смог отчитаться за многие миллионы марок{121}. Сотрудница Коминтерна, работавшая в аппарате Томаса, позже рассказывала: «Деньги хранились, как правило, на квартире товарища Томаса. Они лежали в чемоданах, сумках, шкафах, иногда в толстых папках на книжных полках или за книгами. Передача денег производилась на наших квартирах поздно вечером, в нескольких картонных коробках весом по 10–15 кг каждая…»{122}
Комиссия Политбюро, созданная распоряжением Сталина, под руководством советского уполномоченного представителя в Германии Крестинского, не смогла найти подтверждения-отчета на очень крупные суммы. Было решено «впредь воздержаться от поручения товарищу Томасу дел, связанных с денежными операциями»{123}. Позже оказалось, что «товарищ Томас» не был даже членом партии, представляя собой совершенно случайного человека в финансовом механизме подготовки «мировой революции»!
В конце этого же года комиссия Политбюро в составе Зиновьева, Троцкого, Куйбышева, Пятницкого, Сокольникова запросила дополнительно 2 196 500 золотых рублей на так называемые непредвиденные «субсидии партиям»… Деклассированные элементы, пришедшие в результате переворота к управлению великой страной, были не только авантюристами, но и людьми, неспособными рационально воспользоваться награбленным. Ленин, поминутно требовавший расстрелов за саботаж, спекуляцию, мешочничество, в своем аппарате, созданном для утверждения коммунистической идеи, не мог навести самого элементарного порядка в расходовании валютных средств. Он просто бездумно швырял деньги за рубежи несчастного отечества в наивной надежде, что они оросят всходы его идей… А ведь в своей статье «О значении золота», написанной в ноябре 1921 года, говорил как хозяин: «Беречь надо в РСФСР золото, продавать его подороже, покупать на него товары подешевле»{124}. Однако Ленин очень часто говорил одно, а делал другое. Как он любил рассуждать о правде, честности! Но это не мешало, допустим, рекомендовать Дзержинскому и Склянскому организовать операцию по уничтожению кулаков, попов, помещиков. «Премия – 100 000 руб. за повешенного». Но главное, эти преступления «свалить на «зеленых»…»{125} Политика, «зеленые», золото – все было для Ленина лишь средством достижения своих глобальных целей.
Ленин лишь один раз взорвался, когда ему доложили об очередной пропаже крупной суммы коминтерновских денег. Он собственноручно набросал «проект секретного письма ЦК РКП», где, в частности, говорится: «Нет сомнения, что денежные пособия от КИ компартиям буржуазных стран, будучи, разумеется, вполне законны и необходимы, ведут иногда к безобразиям и отвратительным злоупотреблениям». Далее перечисляются партийные кары за воровство, сокрытие, присвоение коминтерновских денег, требования пунктуального отчета «за каждую копейку расхода»{126}.
Увы, растранжиривая бесчисленные народные миллионы фактически на ветер, вождь наивно полагал, что можно добиться при этом отчета за каждую копейку…
Когда стало очевидным, что «с ходу» мировую революцию зажечь не удастся, в Москве стали подумывать и о новых союзниках в этом деле. Неожиданно возникла заманчивая ситуация. В январе 1922 года руководство центристского «второго с половиной» (II 1/2) Интернационала предложило провести международную конференцию трех Интернационалов с вопросом организации совместной борьбы рабочего класса против международной реакции. В Кремле долго заседали Ленин, Троцкий, Зиновьев, Радек, Бухарин. Решили предложить совещанию трех Интернационалов образовать «единый фронт» борьбы. Ленин надеялся, что удастся организовать решающее влияние на II и II 1/2 Интернационалы. Но руководители II Интернационала хорошо понимали, к каким последствиям это приведет. Ленин не скрывал своих целей: «Если на заседании расширенного Исполкома есть еще люди, которые не поняли, что тактика единства фронта поможет нам свергнуть вождей II и II 1/2 Интернационалов, то для этих людей надо прочесть добавочное количество популярных лекций и бесед»{127}.
На совместной конференции лидеры небольшевистских Интернационалов требовали легализации партии меньшевиков в России, не допускать расстрелов эсеров и т. д. Создали Комиссию по созыву всемирного конгресса рабочих организаций, которая, правда, собралась лишь один раз.
Ленин резко критиковал «потачки», которые сделала делегация Коминтерна во главе с Радеком, называл эти соглашения «политическими уступками международной буржуазии». Социал-демократы на Западе убедились, что для Ленина термин «сотрудничество» есть не что иное, как «подчинение» Коминтерну. Затея с объединением тихо умерла.
На Западе и Востоке давно стало ясно, что собою представляет Коминтерн. Об этом там много писали и говорили. Тогда по инициативе Сталина провели решение Политбюро от 26 апреля 1928 года, где, в частности, говорилось: нужно всячески избегать видимости прямой зависимости коминтерновских организаций от советских государственных органов. Предписывалось Бухарину и Пятницкому для маскировки разработать вопрос о выдаче денег секциям КИ не из Москвы и не через русских, а из Берлина (Запбюро) и Иркутска (Востбюро), «обязательно через иностранных товарищей». Скоро эту функцию прочно возьмет в свои руки НКВД. Но это едва ли кого-либо ввело в заблуждение. В результате НКВД еще более «органично» вплелся в ткань коминтерновской деятельности.
Сделаю одно отступление. Даже людей, искренне уверовавших в коммунистические идеи, ЦК ВКП(б), НКВД теперь рассматривали главным образом через призму: как их использовать более эффективно. В этом отношении весьма примечательна судьба одного чрезвычайно известного человека – Рихарда Зорге.
С начала 1925 года Зорге работал в информационном отделе Коминтерна, был знаком с Бухариным, Мануильским, Пятницким. Проявил себя как талантливый журналист. Заслуживает быть отмеченной его рецензия «Ленин как политик и человек» на одноименную книгу норвежского социалиста О. Шефло. В 1929 году Зорге переводят в военную разведку СССР. Он выезжает в Германию, затем Китай, Японию. Его донесения в Москву, особенно из Токио, носят исключительно глубокий и важный характер. Но кремлевское руководство, захваченное бесовством поиска врагов, уже не верит никому. На одном из агентурных сообщений, направленных в 1936 году Зорге в Москву, Сталин наложил резолюцию: «Прошу мне больше немецкой дезинформации не присылать».
Зорге продолжает направлять исключительно ценную информацию в Москву. Однако там уже решили, что талантливый советский разведчик – двойной шпион, и в январе 1939 года на него заводится дело-формуляр для «разработки» как предателя. Не случайно его донесения, особенно в 1941 году, остались без внимания. Зорге в январе, марте, мае предупреждает Москву о готовящемся нападении на СССР со стороны Германии. А 15 июня он точно указывает дату нападения – 22 июня… Если бы Сталиным были приняты необходимые меры, война была бы совсем другой, и для Советского Союза не было бы катастрофического начала.Тем временем жена Зорге Максимова Екатерина Александровна попадает в застенки НКВД как шпион, ссылается в Сибирь и здесь 28 мая 1943 года загадочно умирает «от кровоизлияния в мозг». А женщине было всего 38 лет. НКВД просто расправился с женой «немецкого шпиона».
Лишь после войны и смерти Сталина в Кремле вспомнили о Зорге и его сверхважной информации.
На примере Рихарда Зорге мы лишь хотели показать, что Коминтерн был придатком спецслужб НКВД, где никогда в прежние времена не ценили эти кадры. «Бдительность» и подозрение – прежде всего.
В сталинские времена расходы на нужды Коминтерна были поставлены под более жесткий контроль. «Великий вождь» практиковал выделять финансовые средства не только «массовидным» порядком, но и весьма целенаправленно. Допустим, приехал Анри Барбюс и заявил, что хочет написать книгу «Сталин», естественно, нужно поощрить писателя. Специальным решением Политбюро французскому биографу отпускается «аванс» в 40 тыс. франков{128}. Немного. Более крупно поощрить писателя следует по выходе книги в 1936 году…
А о бюджете теперь нужно было Г. Димитрову лично просить Сталина. Диктатор, разочаровавшийся в организации, давал лишь на содержание аппарата, а компартиям выделял почти исключительно через НКВД, минуя Коминтерн. Так, например, в 1937 году Сталину доложили смету ИККИ в сумме 12 048 028 в инвалюте и 18 658 762 рубля советскими денежными знаками{129}. Расходы НКВД на Коминтерн шли особыми статьями, ибо речь здесь шла о деятельности далеко не партийной, а шпионской и террористической.
Димитров был вынужден по каждому случаю дополнительных расходов лично обращаться к Сталину. Это раздражало вождя. Теперь Коминтерн был больше нужен для НКВД как «человеческая база» подрывной работы в капиталистических странах, чем коммунистическому движению. Правда, иногда Коминтерн как-то «подыгрывал» Москве в ее внешнеполитических делах. Ф.И. Дан писал по этому поводу, что международный коммунизм – один из рычагов советской внешней политики{130}. Но рычаг был слабый, ибо никто уже не сомневался относительно того, что кроется за вывеской Третьего Коммунистического Интернационала. Сталин все больше охладевал к этой организации, оказавшейся в конце концов сектой на содержании Москвы. В 1943 году Сталин без особого сожаления, без чьего-либо давления пошел на ликвидацию этого ленинского детища, хотя союзники не раз намекали ему о «неуместности» Коминтерна в условиях войны с Германией.
Очень скоро после смерти Ленина его надежда – Коминтерн, предназначенный для реализации самой гигантской фантастической идеи – создания Мировой Федеративной Коммунистической Республики, – будет низведен до роли придатка спецслужб. Очень послушного и исполнительного. Например, когда потребовалось убрать Зиновьева, Сталин дал команду: «Организовать поддержку» – и посыпались постановления «независимых компартий» с «одобрением» пленума ЦК ВКП(б) об отзыве Зиновьева как председателя Коминтерна и ликвидации этого поста.
Первой, естественно, верноподданнически отреагировала компартия Германии, которая решением своего Центрального Комитета «безоговорочно поддержала постановление пленума ЦК ВКП(б) и призвала членскую массу партии к яростной борьбе с новой оппозицией… Считать уклон т. Зиновьева от ленинизма не совместимым с его дальнейшим оставлением во главе Интернационала…»{131} Запев был поддержан дружным хором подобных постановлений вассальных компартий из Болгарии, Франции, Великобритании, Польши, других стран.
В ноябре 1926 года первый председатель Коминтерна был освобожден от поста, который когда-то он тайно видел как пост главы будущей Мировой Социалистической Федерации. Сталин тут же быстро нашел ему новую, совершенно малозаметную работу: «членом президиума Госплана РСФСР для наблюдения за деятельностью культурно-административных наркоматов»{132}.
Накануне войны Коминтерн уже прозябал. Сталин разочаровался в его возможностях. Только для НКВД (вербовка для разведки) он еще приносил какую-то пользу. Димитров лично слезно выпрашивал деньги у Сталина на содержание аппарата Коминтерна. Если в 1937 году он утвердил смету этой «международной организации в размере 21 млн. рублей и 3,5 млн. золотых рублей в валюте», то в 1938 году сократил почти на одну треть{133}.