Ленка-пенка

Арсеньев Сергей Владимирович

— У меня тут… сын вот.

— Где? Уй, ёёё! Погоди.

Заходивший в комнату незнакомый мне боец развернулся и бегом рванул к выходу. А дядя Игорь повернулся ко мне и сказал:

— А я вот, хлеба вам привёз. И тушёнки. А сахар я уронил в воду. Не довёз.

— Спасибо. Поздно.

— Я хлеба привёз. Кушать.

— Он не сможет есть хлеб. Слишком поздно.

И тут я опять вспомнила завещание Анны Сергеевны: «Никогда не сдаваться». Или не поздно?

— Сахара совсем нет?

— Нет. Он размок весь. И грязный стал. Я его выбросил. Мешочек только от него остался.

— Мешочек? Мешочек от сахара?

— Да.

— Где

он? Где этот мешочек?

— Здесь. У меня.

— Давайте. Быстрее.

Дядя Игорь стал копаться в своём сидоре, а я думала, что это, возможно, надежда. Можно ведь сварить мешочек от сахара. Он сам должен был пропитаться сахаром. И если немедленно напоить Сашу сладким кипятком… Я же пока и хлеб в состоянии кушать. Хлеб!!

Дядя Игорь выложил на стол буханку хлеба. Целую буханку!! Это же богатство! А он как небрежно с хлебом обращается! Просто взял рукой и положил. Будто это кирпич или отвёртка или что-то ещё не слишком важное, а вовсе не хлеб. Он никак не может найти в сидоре мешочек от сахара. Роется. И вытаскивает оттуда ещё одну буханку. И ставит её на стол рядом с первой. Хлеб!!

Наконец, дядя Игорь мешочек нашёл. Повернулся ко мне, держит этот мешочек. Хотел дать его мне, но я не могу ни о чём думать. Хлеб!! На столе лежит хлеб!

Наверное, у меня было странное выражение лица. Дядя Игорь бормочет себе под нос: «Ох ты ж, господи». А потом хватает со стола буханку и рукой, не отрезая, отламывает от неё здоровенный кусок граммов на триста. И суёт мне: «Кушай, пожалуйста».

Хлеб!! Во мне проснулся зверь. Мне дали хлеб! Кушать! Но я сильнее этого зверя. Я знаю, что организм истощён. И даже триста грамм хлеба сразу сейчас для меня слишком много. Зверь внутри меня бесится, ревёт и требует жрать. Я с трудом запихиваю его вглубь и заставляю себя не жрать, а кушать хлебушек маленькими кусочками, по чуть-чуть откусывая от горбушки. И очень тщательно жевать. Как вкусно! Как же невероятно вкусно!!

— Что здесь происходит? —в комнату быстрым шагом входит высокий человек в расстёгнутом полушубке. Под ним вижу военную форму с петлицами артиллерийского капитана. Следом за ним идут ещё трое бойцов. —Круглов?!

— У меня вот, дети, тащ капитан. А я сахар уронил.

— Какие дети? Что за дети?

— Сын вот. И дочка.

— Погоди. Круглов, ты же говорил, что у тебя два сына.

— Говорил.

— А теперь что? Уже сын и дочка?

— Получается, так.

— Ничего не понимаю. А ну, давай рассказывай всё сначала!..

Глава 27

Тепло. И уютно. Горит наша коптилка, мерно тикает по радио метроном, весело гудит огнём буржуйка. Рядом со мной спит Саша. Теперь уже именно спит, а не валяется, потеряв от голода сознание.

Я хочу кушать. И есть еда. Но кушать мне нельзя. Я и так обожралась за этот день. Сегодня я съела триста граммов хлеба, четверть банки тушёнки, две ложки сгущенного молока, стакан жидкого супа из пшена. И сладкого чая выпила кружек пять. Это очень много.

Нас спасли. Надо же, нас спасли. Чудо какое. Дядя Игорь приехал с Большой земли. Какие-то пушки они новые приехали получать. Удивительно. Наш Ленинград не только обороняется, он работает. И делает оружие не только себе, но и для других фронтов. Осаждённый город снабжает оружием страну за блокадным кольцом.

Когда командовавший группой бойцов капитан понял, что тут происходит, он выписал дяде Игорю увольнительную. У него специально

на крайний случай была с собой пара бланков с печатью. Этот случай капитан признал крайним. Сначала, правда, нам пришлось растопить буржуйку. Своих чернил у капитана не было, мои же все, конечно, замёрзли. А перед этим ещё нужно было и щепок наколоть. Запас у нас закончился, а так как я легла умирать, то и не потрудилась сделать новых. Впрочем, всё равно топор бы не удержала. Я после своих ночных подвигов вернулась домой полностью опустошённая. Удивительно, как у меня хватило сил доползти и открыть дяде Игорю входную дверь.

Или мне теперь нужно называть его папой? Он, кажется, удочерил меня. Сашку я братом серьёзно считаю. Значит, дядя Игорь —мой папа? Но у меня же ещё и настоящие братья есть. Двое. И оба совершеннолетние. Наверное, такой вопрос без их согласия решать нельзя. Думаю, официально сейчас моим опекуном должен считаться Мишка. Он старший. Только его нет. И Лёньки нет. И дяди Игоря нет. Все на войне.

Дядя Игорь ушёл три часа назад. Капитан увольнительную ему до восемнадцати часов выписал. И настрого приказал не позже восемнадцати быть на Финляндском вокзале. Иначе он его в дезертиры запишет. На вокзале к военному коменданту обратиться. Или к его дежурному помощнику. Капитан обещал предупредить их о дяде Игоре.

Я настояла на том, чтобы дядя Игорь ушёл за два часа до назначенного срока. Он, конечно, ходит быстро и город знает, но всё равно. Мало ли что там по дороге случиться может. Зачем рисковать? Не надо. А Саше лучше стало. Он заснул.

Хотя сначала я думала, что его уже не спасти. У него судороги начались. Капитан со своими бойцами, вручив дяде Игорю увольнительную, быстро собрались и ушли. Они спешили. Правда, перед уходом они с нами своим сухим пайком поделились. И не блокадным, а с Большой земли. Они только этим утром прибыли в Ленинград, а вечером должны были уже уехать обратно. По нашим меркам они все богачами были. Да и мы с Сашей теперь богачи. Бойцы нам столько всего оставили!

У нас есть три целых буханки хлеба и одна отъеденная примерно на треть. Две закрытых банки тушёнки и одна открытая, две банки сгущенного молока (из них одна открытая), большая шоколадка, пачка чая, четыре брикета горохового концентрата, два брикета пшена и полкило сахара! Такое ощущение, будто мы с Сашей каким-то добрым волшебством невероятно разбогатели, и теперь просто утопаем в роскоши.

Когда капитан ушёл, пожелав нам с Сашей удачи и обязательно дожить до победы, мы с дядей Игорем сразу принялись спасать Сашу. Согрели воду, что ещё оставалась в чайнике. Это был тот самый снег, что я набрала вчера на улице. Вода была плохая, но идти за новой было некогда. Саша умирал. Он уже и пить не мог.

Дядя Игорь разжал Саше зубы ручкой ложки, а я по чуть-чуть, капельками, вливала ему в рот тёплую сладкую воду с молоком. Я две чашки так влила, когда Саше немного полегчало. В себя он не пришёл, но зато сам стал глотать и даже немного пытался пить. Дядя Игорь смог вынуть из Сашиного рта свою ложку. Дальше я одна могла поить Сашу. Поэтому попросила дядю Игоря сходить на колонку принести хорошей воды. И побольше. Чтобы мне не таскать.

Сама же я продолжала поить Сашу. Буржуйка наша горела непрерывно. Сейчас было не до экономии дров, мы Сашу спасали. В комнате стало настолько тепла, что я сняла с себя свитер, оставшись лишь в кофте, а иней растаял даже на дальней от буржуйки стене.