Ленка-пенка
Шрифт:
Что же они творят, неужели не понимают, что за всё придётся ответить? Ведь мы про всё на фронт пишем, про все наши дела. И про обстрел выпускного бала, и про несчастного Самохина и даже про дурака Григорьева —про всё. На фронте всё знают, всё помнят. И если папа Самохина, узнав про то, что фашисты сделали с его сыном, начнёт в Берлине уродовать немецких мальчишек, то… я его пойму. Это ужасно, но я его пойму. Он в своём праве.
Мы часто на фронт пишем. С бумагой плохо у нас, но ради писем на фронт листочки находим. Рисовать ребятам не на чем, но для писем бумагу находим. И нам с фронта письма приходят. Да и не только с фронта. Арсению мама пишет из Москвы. Арсений у нас москвич, он с папой к бабушке
Но у Арсения в Москве есть мама! Счастливый он. У него мама есть! И мама пишет ему, а он ей. Арсений уже научился писать левой рукой, я сама и учила его. Теперь он каждую неделю пишет маме, а та ему отвечает. Тут нам как-то по радио сказали, что Гитлер где-то там выступал, хвастался, и ляпнул, что Ленинград полностью блокирован и к нам даже птица не пролетит. Ага, щаззз. Сказал —как в лужу пёрнул. Письма постоянно приходят. А ещё в апреле нам всему детдому подарили маленькие красивые значки, мы их до сих пор носим на одежде, назло Гитлеру. Там на значке такая ласточка нарисована, а в клювике у неё письмо. Пусть Гитлер хоть удавится со злости, но письма в Ленинград приходят, приходят!
Ненависть. Как же мы тут ненавидим этих гадов! Для меня раньше самым сложным уроком в школе была математика. Но с прошлой осени всё поменялось. Теперь самый сложный урок —это немецкий. Меня чуть ли не трясёт, когда я слышу слова этого собачьего языка. Марта Адольфовна замучилась с нами. А ведь ей тоже очень тяжело, она немка. Она настоящий советский человек, никогда не была в Германии, но она немка! Да ещё и с таким отчеством. Правда, Марту Адольфовну в конце апреля эвакуировали на Большую землю. Наверное, как раз из-за того, что она немка. Последние уроки немецкого у нас Алевтина Васильевна вела. Хорошо, что сейчас каникулы и до самой осени я избавлена от этого мерзкого: «Guten Tag! Mein Namen ist Helga».
Ладно, что-то размечталась я. Нужно Лёньке письмо написать, что всё хорошо у нас, все здоровы, хлеба достаточно. А то он волнуется, наверное. Конечно, только что из окружения прорвался. Его последнее письмо слишком уж резкое. Я, конечно, сестра и всякое про Лёньку знаю. В том числе и не очень хорошее. Но всё равно, я всё-таки девочка. Следует как-то поделикатней намекнуть Лёньке, что ругаться матом в письме ко мне —некрасиво…
Глава 44
— …Ну, пожалуйста, Лен, приезжай!
— Если смогу.
— Лен, а моя мама знаешь какой борщ готовить умеет? Язык проглотишь, вот какой!
— Моя мама тоже борщ хорошо готовила.
— Лен, а твоя мама где?
— Её убили. Арсений, её фашисты убили осенью. Мы с ней пошли собирать остатки капусты с поля. У нас дома нечего кушать было, и мы пошли собирать эти листики. А фашисты стали стрелять по нам из пушек. Мама толкнула меня на землю, а сама легла сверху. И маму убили.
— Лена… прости.
— Да ну, Арсений, это не ты. Я давно перестала плакать. Давно.
— Перестала? А это что?
— Арсений. Ну что вот ты за человек, а? Не тычь меня пальцем в щёку!
— Извини. Тебя не тошнит?
— Есть немного. Качает.
— Меня тоже. Это морская болезнь. Смешно, адмирал Арсений морской болезнью заболел. Моряк —с печки бряк.
— Не смешно. Ты знаешь, знаменитый английский адмирал Нельсон болел морской болезнью. Но это не помешало ему одержать массу морских побед.
— Правда?
— Да.
— Но у меня нет руки. Я не смогу стать адмиралом, Лен. Не смогу.
— Глупости. Сможешь. У Кутузова глаза не было и ничего. Наполеона победил. Не сдавайся, Арсений. Адмиралу рука не так уж и нужна.
— Так то адмиралу. Сначала ведь все адмиралы матросами были. А матросу как без руки?
— Это да. А ты всё равно не сдавайся! Ой!
— Чего?
— Локтем аккуратнее, Арсений!
— Извини, качнуло.
— Ладно, ничего страшного…
Эвакуация. Эвакуация. Странное слово. Одновременно и страшное и доброе. Нас, наш детский дом, эвакуируют в тыл, на Большую землю. Да, все хотят оказаться как можно дальше от этих постоянных взрывов и воздушных тревог. Хочется спать ночью и знать, что тебя в середине самого интересного сна не разбудит гнусный вой сирен, и радио не начнёт кричать: «Воздушная тревога, воздушная тревога!». И в то же время страшно. Страшно куда-то ехать в неизвестность. У нас тут какой-никакой, а дом. У нас огород с картошкой, у меня с Сашей тут школа. А там? Что там? Причём ещё и неизвестно, где это «там». Галина Степановна сказала, что сначала нас должны привезти в Вологду, а куда дальше —она и сама не знает.
Вообще это как-то неожиданно случилось. Мы сидели, обедали, и тут входит Галина Степановна и говорит, что послезавтра мы все уезжаем на Большую землю. После обеда начинаем собираться. Вот так!
Ну, собирать-то нам особо и нечего. Игрушек почти нет никаких. Самая лучшая игрушка —кукла Даша, которую Ковалёва из дома принесла. Женька очень любит её, всё время за собой таскает, даже спать с этой Дашей ложится. На прошлой неделе с Сашкиной помощью новое голубое платье сшила ей.
Нда. У куклы есть новое платье, а у меня нет. С одеждой у нас тоже не очень. Да чего там скрывать, плохо у нас с одеждой. Я, конечно, могла бы сходить попросить одежду у какой-нибудь девочки из нашего класса. Наверное, мне бы дали, но… Как-то стесняюсь я ходить по домам одежду выпрашивать. Что я, нищенка, что ли?
Вот и приходится мне в эвакуацию ехать, надев белое в синий горошек платье. Это платье принёс нам кто-то из посетителей столовой, там рядом с меню всегда объявление висело, чтобы для детского дома вещи приносили, его и принёс кто-то. Нет, платье хорошее, ничего не могу сказать, с карманами и совсем не старое. Только оно немного мало мне. В прошлом году в самый раз было бы, а сейчас мало. Но моё жёлтое платье ещё хуже. Оно, во-первых, старое, штопанное не раз, а во вторых велико, висит на мне, как на вешалке. В жёлтом я на огороде работаю. Ещё халат есть, в котором я по дому хожу и всё. Никаких летних вещей больше нет. А в Сашкиных штанах и рубахе, в которых я зимой ходила, сейчас жарко. Конец июля на дворе.
В общем, немного у нас вещей. Всё барахло нашего детдома в трёх чемоданах поместилось. Эти чемоданы, как самые сильные, несут Сашка, Елена и третья воспитательница, Вера Борисовна. А я и Галина Степановна за малышнёй следим.
Сегодня с утра мы попрощались с нашим домом и с работниками столовой, которые полгода три раза в день кормили нас. Даже зимой, когда так не хватало продуктов, нас всё равно кормили. В январе, я помню, ещё когда мы детсадом были, столовая дважды закрывалась. Не из чего готовить было. Но для нас еда находилась, нам всё равно что-то варили. Нашу еду две молодые девушки, школьницы, наверное, на саночках привозили. Завтрак у нас в восемь был, так ещё же и приготовить его время нужно. Так что эти девушки продукты для садика на весь день часам к шести привозили. Сейчас тепло, солнышко, страшно тот ужас вспоминать. Ночь, мороз, ветер, сугробы, трупы прямо на улице. А они вдвоём идут через всё это и тянут, тянут за собой санки с продуктами для детского садика. Я давно этих девушек не видела уже, продукты ещё с марта на автомашине привозить стали. Но всё равно спасибо им, этим незнакомым девушкам.