Леннар. Тетралогия
Шрифт:
Но вскоре все поняли, какую простую и гениальную штуку провернул Леннар.
Ревнители появились на краю оврага в тот момент, когда Ингер и его спутники почти одолели подъем.
Ширина оврага составляла примерно пятьдесят шагов, и беглецы, выбравшись на опушку леса, оказались бы на прямой видимости и в убойной зоне, легко простреливаемой преследователями. Ревнители славились отменным искусством владения любым видом копья, миэллы они бросали с неподражаемой меткостью и ловко управлялись с длинными габарридами, что не раз доказывали на турнирах в столице. Старший Ревнитель омм-Гаар, лично возглавлявший погоню, сказал бледному как смерть Моолнару, еще не до конца оправившемуся
— Они с ума сошли, эти простолюдины! Куда полезли?.. Ну что, брат Моолнар, попадешь ты с пяти десятков шагов копьем в спину вон тому мужлану? Или выберешь метательный нож?
— Я не вижу среди них Леннара. И вообще я предпочел бы взять их живыми.
— Ты полезешь в Проклятый лес?
— Я полез бы хоть в пасть к Илдызу, лишь бы добраться до этого негодяя Леннара.
— Понимаю тебя. А вот я в лес идти не намерен.
— Дозволь, я продырявлю того здоровенного мужлана, — произнес один из Ревнителей, мужчина кровь с молоком, с маленькими глазками и характерно отвисшей нижней губой, выдававшей его родство с членами правящего дома Ланкарнака.
Не дожидаясь ответа, он поднял копье, чуть качнул его в руке, проверяя и оценивая балансировку. Прищурил один глаз, до отказа оттянул руку назад, выцеливая спину Ингера… Конечно, он попал бы. Нет никаких сомнений. Ведь этот храмовник не так давно победил на турнире копьеметателей.
— Давай, омм-Грааф! — легкомысленно подбодрили его.
Копье дрогнуло в мощной руке, начиная свой разбег…
…Низко, как шмель, прогудел в воздухе другоймиэлл, выметнувшийся из оврага, и омм-Грааф снопом повалился с коня. Копье выпало из его руки и соскользнуло в овраг.
Леннар не дал промаха, не для того он залег в смертельно опасную засаду.
Старший Ревнитель Гаар вскинул руку и крикнул:
— Прочь от края оврага!
Всадники сорвались с места, но прежде чем успели отдалиться от оврага на достаточное расстояние, второе короткое копье пробило шею еще одного Ревнителя. Он был убит наповал.
Тем временем Ингер, Инара, Лайбо и Бреник выбрались из оврага и припустили к лесу. Оказавшись от Ревнителей на расстоянии достаточном, чтобы ненароком не стать мишенью для меткого броска, они рухнули в высокую траву и притаились. Бреник пробормотал:
— Значит, он знал, что они будут бить по нам метательными копьями и…
— А ты ныл.
— Но я же…
— Ладно, лежи и молчи! Ждем Леннара.
— А вдруг он…
— Придет! Не тот он человек, чтобы бросить нас. Он обязательно придет. Придет, — убежденно повторила Инара, прижавшись щекой к остывающей земле.
— Это верно, — прошелестел негромкий голос, и Леннар, низко пригнувшись, вынырнул из зарослей и бросился на землю между Инарой и Ингером. — Вот так. Думаю, теперь у них убавится охоты нас травить. Наверное, они и так не пошли бы через овраг, но перестрелять вас всех, как сурков, могли запросто. — Леннар качнул головой и выдохнул: — Боюсь только, что теперь они отыграются на ваших односельчанах.
Инара взглянула на него с тревогой и, чуть запинаясь, проговорила:
— Ты не простой человек, Леннар. Где научился ты так владеть копьем?
— Миэллом… метательным копьем, их даже делать разрешено только оружейникам самого Храма, — подсказал Ингер. — Такую премудрость можно пройти… только в Храме.
— А на аэрга из Беллоны ты вроде бы не похож, — добавил Лайбо с некоторой опаской.
Леннар подбросил единственное оставшееся копье и, перехватив его в другую руку, отозвался:
— Попробую ответить. Только не сейчас… Не сейчас.
…Ревнители ворвались в Кулаку тем же вечером. Старший
Пока же Леннар не оказался в карающей деснице старшего Ревнителя Гаара, было решено задобрить богов малыми жертвами. Все население деревни Куттака согнали к большому дощатому помосту, который по приказу Гаара воздвигли прямо посреди дороги местные же ремесленники. Под помостом установили большой котел, подогреваемый на малом огне; вызванный из Ланкарнака палач в красных рукавицах вытащил на помост старосту Бокбу и на глазах его односельчан двумя надрезами отворил несчастному сонную артерию и одну из подбрюшных жил. Кровь хлестала потоками, стекая в котел. В воздухе стоял удушливый запах липкой, горячей горелой плоти.
Омм-Гаар скорбно простер обе руки к небу и провозгласил:
— Пресветлый Ааааму, ты видишь, что все содеянное мною идет во славу твою и во имя спасения этих заблудших. И чтобы не заблудились они, приходя к тебе, великому, неведомыми для себя тропами Благолепия, я дам им провожатого! Уход! Уход!
Лица Ревнителей, наблюдавших за своим предводителем, остались неподвижны. Никто из них не пошевелился, даже не дал себе труда спешиться. И только один-единственный человек отреагировал на речь омм-Гаара. Это был высокий седовласый храмовник с длинным узким лицом и вздернутой верхней губой, открывавшей крупные желтые зубы. У него был кривой нос и изуродованная давним ранением переносица — память о перенесенных в молодости испытаниях, низкий лоб, скошенный к затылку, и редкие пряди волос, свисающие вдоль щек, а также массивные надбровные дуги. Но, несмотря на эти в общем-то малосимпатичные черты, он не производил отталкивающего впечатления. У храмовника были хорошие глаза: молодые, чистые, ясные. И он, возникнув из-за спин конных Ревнителей, произнес:
— Принимаю на себя дело сие. Не заблудятся эти несчастные на дорогах Благолепия, я отправлюсь с ними! Принимаю, принимаю!
Это был омм-Ямаан, первый наставник послушника Бреника, предавшего Храм. Он был связан с Бреником великим ручательством Ухода. Проще говоря, существовал древний обычай, по которому наставник принимал на себя вину того, кого он воспитал. Обычай этот был очень кстати: по закону, установленному еще древними, одновременная казнь более чем девяти человек не могла состояться без проводника.Проводник — добровольно приносящий себя в жертву священник, надзирающий за ритуальной казнью, чтобы освятить кару. Дабы у наставляемыхна истинный путь (читай — убиваемых) был, так сказать, свой личный пастырь и ходатай перед пресветлым Ааааму, чье истинное Имя неназываемо.