Леон
Шрифт:
До операции слово «адреналин» вообще было для меня под запретом. И лишь эта сложная манипуляция могла подарить мне новую жизнь или отнять ее навсегда.
Когда я понял, что процедура неизбежна, я осознал, что у меня есть только два пути: умереть или стать сильнее.
Накануне операции я сходил с ума от голода и, честно говоря, от скуки. Родителям запретили посещать меня за сутки до, чтобы их визит не повлиял на мое давление и сердцебиение. Моя мама – тревожная женщина, она и так смотрела на меня так,
Однако мой больничный покой был прерван появлением незваной гостьи. Я уже почти засыпал…
Переизбыток таблеток и прежде вызывал у меня эффект «замутненного сознания». Поэтому, когда в мою палату ворвалась маленькая белокурая леди, я сначала подумал, что я уже сплю, или брежу. Возможно, это такая подготовка к наркозу в виде галлюцинации. Ведь гостей перед операцией я не ждал, а дверь комнаты всегда запирают снаружи.
Я никогда не видел таких красивых девочек. Огромные синие глаза, в которых сияли звезды, смотрели на меня таким заинтересованным и неравнодушным взглядом, что сердце уходило в пятки и выделывало сальто-мортале в грудной клетке.
Никто и никогда не смотрел на меня так пристально. Так открыто. Откровенно. Никто, кроме родителей, членов семьи и прислуги.
Я вообще видел мало людей до этого момента, так как находился на домашнем обучении в отличие от того же Драгона.
Ее белые, как у арктической принцессы, волосы, частично были заплетены в косу, образующую корону на голове. Остальные – струились по плечам упругими водопадами.
Мне сразу захотелось ее нарисовать. Я никогда прежде не писал портреты, и знал, что она станет первой.
– С тобой все в порядке? – тихим обеспокоенным голоском пропела девочка, прикрывая за собой дверь. С ужасом она окинула взглядом многочисленные провода, окружающие мою койку.
– Не знаю, – просто ответил я, пожав плечами. – Возможно, я скоро умру.
– Почему? – снежная принцесса подошла ближе, положив одну из ладоней на мою кровать.
– Мне будут делать операцию, – все тем же непоколебим тоном отрезал я, утопая в ее глазах. – А ты чего здесь? В больнице.
Эта закрытая больница святого Себастьяна была специально спроектирована и построена для тех, в чьих жилах течет «голубая кровь».
– Мне тоже будут делать операцию завтра. На глаза, – она с волнением протерла левый глаз кулаком, явно нервничая и переживая не меньше меня. – Я буду хорошо видеть.
– Ты плохо видишь? Меня? – уточнил тогда я, немного расстроившись, что она не может оценить мою внешность.
– Да, очень. Я научилась легко ориентироваться в пространстве со своим зрением, но врачи говорят… что у меня нет фокуса. Я все вижу очень размыто. Я могу ослепнуть, если операцию сделают, и если не сделают. Так и говорят, представляешь? – немного коверкая слова, поделилась со мной сокровенным девочка.
– И меня ты плохо видишь?
– Ага. Расплывчато. Но я часто хожу во сне, и кажется, заблудилась.
– Что-то привело тебя ко мне, – усмехнулся я, все еще думая, что возможно – она мой сон. – Может это и к лучшему. Что ты меня не видишь, потому что выгляжу я очень плохо.
– Мне все равно нравится на тебя смотреть. У тебя огромные очертания, как у моего папы.
– Что ж, принцесса…
– Эмили, – бросает девочка.
– Принцесса, – обратился к ней, словно к королевской особе. – Мы в одной лодке? Ты можешь потерять зрение, я могу потерять жизнь. Мы навсегда запомним этот день, не так ли?
– Наверное. Хочешь, я кое-что тебе отдам? Но только обязательно верни мне это после операции, – не дожидаясь моего ответа, она протянула мне шарообразный предмет, легко умещающийся в моей ладони.
Гладкий, стеклянный на ощупь шар, представляющий собой маленькую версию глобуса. На одном из его полюсов прикреплен часовой механизм. Явно ручная работа. Мини версия земли из эпоксидной смолы.
– Сама делала?
– Мы с бабушкой вместе делали. Она все делает своими руками, – пояснила малышка. – Делала, – с болью в голосе добавила Эми, отчего мне стало ясно, что ее любимой бабули уже нет в живых. – Это мой талисман.
– Я не могу его принять. Тебе он тоже пригодится завтра.
– Нет, тебе пригодится больше, – настаивала она. – А ты мне что-нибудь подаришь? – расплывшись в хитрющей лисьей улыбке, поинтересовалась девочка, намотав белокурый локон на палец.
У меня нет ничего, чтобы я мог ей подарить. Свою футболку? Гаджеты? Фамильное кольцо? Все это кажется не впечатляющим, обыденным. Она подарила мне нечто, сотворенное в порыве сильной любви и творчества… и мне хотелось ответить ей таким же подарком.
Немного подумав, я достал галстук, карандаш и скетчбук из прикроватной тумбочки.
– Завяжи мне глаза, – попросил я, взглядом пригласив забраться на постель и начать игру.
– Зачем?
– Это игра такая.
– Вау, уже интересно, – хихикнула девочка. Она встала у изголовья кровати, а я сел, ощутив легкие боли в грудной клетке от лишних движений.
Прежде чем приступить к творческому процессу, я, с позволения принцессы, прикоснулся к ее лицу. Ее кожа была невероятной мягкой, а волосы пахли клубничным шампунем. Я хорошо запомнил черты ее лица, но мне важно было потрогать вслепую, прикоснуться к ней душой.