Леонид Иванович Соломаткин – жизнь и творчество

Нестерова Елена Владимировна

Документальные свидетельства о жизни и творчестве художника крайне скудны. Его имя встречается в архивах Московского училища живописи, ваяния и зодчества, петербургских Академии художеств и Общества поощрения художников, однако подробно проследить биографию Соломаткина эти отрывочные сведения не позволяют. Жизнь, полная лишений, отсутствие постоянного местожительства помешали сохраниться эпистолярному наследию художника: несколько расписок в получении денег за проданные картины — вот почти все, что удалось обнаружить.

Детство Соломаткина, достаточно безрадостное, напоминало судьбы многих сирот. Ему пришлось мыкаться по чужим людям и, чтобы не быть в тягость, самому зарабатывать на хлеб. Мальчику не исполнилось еще тринадцати лет, а он уже работал и погонщиком, и подпаском. Потом его “повысили в чине” — сделали чумаком, и с обозами он совершал многократные путешествия по малороссийским степям то к берегам Черного моря, то в порты Азовского. Затем с торговцем “красным” товаром побывал в Таганроге, Одессе, Феодосии, а также на богатых и пыльных сельских ярмарках Украины и Новороссийского края. Во впечатлениях не было недостатка, а живой и заинтересованный ум подростка был открыт к их восприятию. О своей жизни “в людях” Соломаткин впоследствии рассказывал приятелю — живописцу А. 3. Ледакову. С некоторыми подробностями его биографии можно ознакомиться также, прочитав прошение Соломаткина с просьбой зачислить его в число учеников Академии художеств. За страницами официальной бумаги слышится живой, взволнованный голос художника, а “корявая” авторская манера изложения придает словам особую искренность:

С младенчества был круглым сиротою и перенес все то, что достается на долю бедняка-сироты, развиваясь годами во мне пробудилась страсть к искусству, не знаю, навеяна ли она красотами южной природы или другой какой причиною, но и в лавке с аршином в руках в Одессе, и на возу чумака, с ящиком разносчика на доках Николаева я все думал или о красивых местностях, или передо мною рисовались сцены народной жизни моей родины. Не в силах далее выдержать, я решил обратиться за советом к художнику Меликову, служащему в Морском училище в Николаеве, и г. Меликов, рассмотрев мои рисунки, решительно советовал мне заняться искусством и отправиться в Академию художеств.

Совет художника глубоко запал в мою душу и решил меня по неимению средств идти пешком в Москву — хотя и без средств, но с полною верою в будущее. В Москве я отправился в Училище живописи, о котором тоже слышал от художника Меликова, в каковое училище и был принят бесплатно — с полным сочувствием к своему положению как в профессорах, так и в учениках, которые мне предложили кто квартиру, кто пособие […].

[…] для поддержания себя и своих занятий я должен был быть даже церковным сторожем и звонарем […] 3*.

Соломаткин прибывает в Москву в 1855 году. То, что его выбор пал именно на Москву, а не Петербург, во многом определило дальнейшее развитие его дарования. Еще в 1840-х годах В. Г. Белинский в “Физиологии Петербурга” противопоставил эти крупнейшие города России. Метко и остроумно он подчеркнул проявляющиеся во всем характерные особенности “двух русских столиц”. И если, по его словам, “характер семейственности лежит на всем и во всем московском”, то Петербург в этом отношении антипод Москвы: он “центр правительства, город по преимуществу административный, бюрократический и официальный” 4*. Сильно отличаются между собой и коренные жители обеих столиц: “Москвич — предобрейший человек, доверчив, разговорчив и особенно наклонен к дружбе. Петербуржец, напротив, не говорлив, на других смотрит с недоверчивостью и с чувством собственного достоинства” 5*. Для молодых людей, приезжающих из провинции, существование в Москве оказывалось ближе тому, к чему они привыкли у себя дома.

1 К.
– Ф. Бодри. Москва. Кривоколенный переулок. 1843

Своеобразный склад жизни двух городов наложил отпечаток и на характер творчества художников, их населяющих. Современник Соломаткина И. М. Прянишников писал:

Для нас, русских жанристов, Москва — клад. В Петербурге можно писать все то же, что и в любом другом европейском городе, а тут так много оригинального, своеобразного, такой обильный материал, что художникам и пера, и кисти есть над чем поработать… Иной раз невольно заглядишься не только на какую-нибудь типичную сцену на улице, но и на саму улицу, на характерную постройку и внешнюю особенность всех этих лавочек, заборов, всех кривых переулков… Этого нигде не найдешь 6*.

Между москвичами — воспитанниками Училища живописи, ваяния и зодчества — В. Г. Перовым, Н. В. Невревым, И. М. Прянишниковым, А. Л. Юшановым, В. В. Пукиревым, выдвинувшимися в 1860-е годы, и представителями петербургской школы А. И. Морозовым, А. М. Волковым, А. А. Поповым, А. Ф. Чернышевым, Н. А. Кошелевым, М. П. Клодтом существовала ощутимая разница. И те, и другие разрабатывали сюжеты из “обыкновенной жизни”, но художественный язык, которым они пользовались, в каждом случае имел как бы свой “акцент”. Язык москвичей кажется более разговорным, живым.

2 Н. И. Подключников. Живописная мастерская в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. 1830-е годы

Они свободнее чувствуют себя по отношению к натуре, их типажи более характерны, изображенные ими предметы — весомее, материальнее, а их живопись — эмоциональнее. Петербургские художники, обратившись к жанру до недавних пор презираемому Академией, во многом перенесли в него стилистику академической живописи. Они гораздо последовательнее, нежели москвичи, использовали в своих картинах традиционные композиционные приемы: треугольную или фризообразную композицию, круг, выделение цветового и светового центра, подчеркнутую жестикуляцию; при этом их работы отличались большей, до сухости, тщательностью рисунка, условностью в трактовке пространства и пейзажа — то есть всеми особенностями, присущими выученикам академической школы.

3 А. Г. Венецианов. Натурный класс Академии художеств

Соломаткин прожил в Москве лишь пять лет, в Петербурге — более двадцати; после Училища живописи, ваяния и зодчества он учился и в Академии художеств, однако первоначальная “закваска” оказалась достаточно сильна, чтобы определить многие оригинальные черты его творчества.

Со второй половины 1850-х годов, в период пребывания Соломаткина в Московском училище, последнее вступаетв период несомненного расцвета. В эти годы здесь преподают скульптор Н. А. Рамазанов, живописцы А. Н. МокрицкийиК. С. За-рянко, среди учеников — В. Г. Перов, И. И. Шишкин, К. В. Ле-мох, Г. С. Седов, А. В. Гине, П. П. Джогин и др. Не стесненные жесткими требованиями академической программы, молодые живописцы ощущали значительно большую свободу, чем их коллеги, обучавшиеся в Академии художеств, хотя, следует отметить, они не имели и тех преимуществ, которыми обладали петербургские выпускники: права конкурировать на Большую золотую медаль и удостоиться, в случае победы в конкурсе, поездки за границу на казенный счет для совершенствования в мастерстве. Не случайно поэтому многие талантливые художники, завершив обучение в Москве, ехали в столицу, чтобы продолжить обучение и воспользоваться открывавшимися там возможностями.

Педагоги Училища не были ортодоксальными, слепыми приверженцами традиций, их взгляды на методику преподавания подчас оказывались весьма различны. Известно, сколь непримиримыми антагонистами были А. Н. Мокрицкий-романтик, влюбленный в Италию, поклонник К. П. Брюллова, и венециа-новец, суховатый “натуралист” С. К. Зарянко. Оба педагога могли многому научить. Ученики любили слушать Мокрицкого, их увлекали его рассказы об Италии, о великих мастерах и их произведениях. Чрезвычайно актуальными для своего времени были и такие его мысли: