Леопард охотится в темноте
Шрифт:
– Папочка, кто это? – спросила Элис тихим от страха голосом. Она знала, конечно, потому что не могла не помнить войну.
– Смелее, любимые мои, – попытался подбодрить их Найджел. Хелен прижалась к нему, все еще держа Стефани на руках.
Ствол автомата ткнулся ему в спину. Кто-то заломил ему руки за спину и связал их. Они использовали оцинкованную проволоку, которая врезалась в кожу. Потом они вырвали Стефани из объятий матери и опустили ее на землю. Она покачивалась, не проснувшись окончательно, продолжала сосать палец и мигать, как совенок, огромными глазами от света фонаря. Они связали руки Хелен. Она застонала, когда проволока впилась в кожу, потом прикусила губу. Двое из них связали проволокой руки детей.
– Они – совсем дети, – сказал Найджел на синдебеле. – Не связывайте их, не причиняйте им боль, прошу вас.
– Замолчи, белый шакал, – ответил один из них на том же языке и опустился на колено позади Стефани.
– Папочка, мне больно, – заплакала она. – Он делает мне больно, заставь его остановиться.
– Ты должна быть храброй, – ненавидя себя за глупые слова и беспомощность, произнес Найджел. – Ты уже большая.
Другой чернокожий подошел к Элис.
– Я не буду плакать, – пообещала она. – Я буду храброй.
– Ты просто молодец, – похвалил он ее, глядя, как ей связывают руки за спиной.
– Вперед! – приказал человек с фонарем, который явно был лидером группы, и подогнал детей стволом автомата, заставляя подняться по ступенькам террасы.
Стефани споткнулась и упала. Она не могла подняться из-за связанных за спиной рук и беспомощно извивалась на полу.
– Ублюдки, – прошептал Найджел. – Грязные уб-людки.
Один из них схватил девочку за волосы и поднял ее на ноги. Рыдая и спотыкаясь, она подошла к стоявшей у стены сестре.
– Не будь ребенком, Стефи, – сказала Элис. – Это такая игра. – Но ее голос дрожал от страха, а огромные глаза наполнялись слезами.
Они поставили Найджела и Хелен рядом с девочками и направляли луч фонаря на их лица, чтобы они не видели, что происходит во дворе.
– Почему вы так поступаете с нами? – спросил Найджел. – Война кончилась. Мы не сделали вам ничего плохого.
Он не услышал никакого ответа, ослепительный луч фонаря продолжал освещать их бледные лица. Стефани, не выдержав, разрыдалась. Потом он услышал в темноте другие голоса, испуганные голоса многих людей, голоса женщин и детей.
– Они привели всех наших людей, – едва слышно произнесла Хелен. – Как во время войны. Они собираются казнить нас.
Она говорила так, чтобы ее не слышали дочери. Найджел промолчал. Она знал, что она права.
– Жаль, я слишком редко говорил, как сильно я люблю тебя, – сказал он.
– Все в порядке, – ответила она. – Я это и так знаю.
За ослепительным пятном фонаря они могли разглядеть огромную темную толпу матабелов, которых согнали из поселка. Потом раздался громкий голос лидера, говорившего на синдебеле.
– Это – белые шакалы, которые присосались к принадлежащей матабелам земле. Это – белые отбросы, действующие заодно с убийцами машонами, поедателями грязи в Хараре, заклятыми врагами детей Лобенгулы…
Оратор постепенно доводил себя до убийственной ярости. Найджел заметил, что охранявшие их люди уже начали раскачиваться и что-то бормотать, постепенно впадая в исступление, причины для которого никогда не существовало. У матабелов существовало определение такого состояния – божественное безумие. Когда королем был Мзиликази, жертвами этого безумия стали более миллиона людей.
– Эти белые поедатели дерьма машонов – предатели, посадившие в лагерь смерти отца нашего народа Тунгату Зебива! – закричал лидер.
– Обнимаю вас, дорогие мои, – прошептал Найджел.
Он никогда не говорил ничего подобного, и Хелен заплакала от этих слов, а не от страха. Она пыталась сдержать слезы, но они катились по щекам и капали на землю с подбородка.
– Что мы должны с ними сделать? – истошно завопил оратор.
– Убить их! – закричал один из его людей, но жители поселка по-прежнему стояли молча.
– Что мы должны с ними сделать? – повторил вопрос лидер.
На этот раз он спрыгнул с террасы и прокричал его прямо в лица замерших матабелов.
– Что мы должны с ними сделать? – На этот раз вопрос сопровождали удары прикладами по черным телам крестьян.
– Что мы должны с ними сделать? – Тот же самый вопрос был задан в четвертый раз.
– Убить их? – раздался чей-то испуганный голос, и снова донеслись удары прикладами.
– Убить их! – толпа подхватила крик.
– Убить их!
– Абантвана камина! – раздался отчаянный женский крик, и Найджел узнал голос няни своих дочерей Марты. – Мои крошки. – Потом ее голос потонул в море криков.
– Убить их! Убить их!
Божественное безумие быстро овладевало людьми.
Два человека в джинсовой одежде вошли в свет фонаря, повернули Найджела лицом к стене и заставили опуститься на колени.
Лидер передал фонарь одному из них и достал из-за пояса джинсов пистолет. Он взвел его со звонким щелчком, досылая патрон в патронник. Приставив ствол к затылку Найджела, он нажал на курок. Найджела бросило лицом на пол, содержимое черепа выплеснулось на белую стену и потекло вниз густыми потоками.
Его ноги все еще дергались, когда на колени рядом с трупом мужа бросили Хелен.
– Мамочка! – закричала Элис, когда пуля пробила лоб матери и ее череп вмялся внутрь. Мужество оставило маленькую Элис, ноги ее подогнулись, и она упала на пол. Ее кишечник непроизвольно опорожнился.
Лидер подошел к ней. Ее лоб едва не касался пола. Рыжие кудряшки раздвинулись, обнажив нежную шею. Лидер вытянул руку и коснулся стволом белой кожи у основания черепа. Его рука дернулась от отдачи, звук выстрела казался приглушенным, и луч фонаря осветил голубоватые струйки порохового дыма. Маленькая Стефани продолжала сражаться, пока лидер не ударил ее стволом пистолета. Даже после этого она извивалась и лягалась, лежа на полу террасы в луже крови сестры. Лидер наступил ей на лопатки, прижимая к полу. Пуля вошла в висок Стефани и вышла через правое ухо, оставив отметину не больше наперстка на бетонном полу террасы. Углубление быстро заполнилось кровью ребенка. Лидер наклонился, обмакнул палец в кровь и написал на белой стене террасы неровными крупными буквами: «ТУНГАТА ЗЕБИВ ЖИВ».