Леопард
Шрифт:
— Вот это я называю настоящей хижиной, — сказал Бьёрн Холм, снял лыжи и немедленно провалился по колено в снег.
Харри объяснил Йенсу, что больше они в его услугах не нуждаются и он может идти назад к вертолету и ждать их там вместе с пилотом.
Перед дверью снег был не таким глубоким.
— Тут кто-то недавно расчищал снег, — сказал Харри.
На двери была металлическая обшивка и простой навесной замок, который без особых протестов сдался, когда Бьёрн использовал гвоздодер.
Прежде чем войти, они сняли варежки, надели перчатки из латекса, а поверх лыжных ботинок натянули голубые
— Ой, — тихо произнес Бьёрн.
Хижина состояла из одной-единственной комнаты, примерно пять на три метра, и больше всего напоминала старинную капитанскую каюту с похожими на иллюминаторы окнами и компактной мебелью. Пол, стены и потолок обиты толстыми нестругаными досками, по которым слегка мазнули белым, чтобы не потерять хотя бы ту каплю света, что проникала внутрь. Короткая стена справа занята простым кухонным разделочным столом с мойкой и шкафчиком под ней. Диваном явно пользовались и как кроватью. Центр комнаты занимал обеденный стол с одним-единственным венским стулом, покрытым пятнами краски. Перед одним окном стоял старый, заслуженный письменный стол с вырезанными на нем фрагментами старинных баллад с витиеватыми начальными буквами. Слева, вдоль длинной стены, там, где голая скала, стояла черная печка. Чтобы лучше использовать ее тепло, печную трубу провели вдоль скалы вправо и только потом наверх. Корзинка для дров наполнена березовыми поленьями и бумагой для розжига. На стенах висели две карты — окрестностей и Африки.
Бьёрн выглянул из окна над письменным столом.
— А вот это я называю настоящим видом. Черт, отсюда же пол-Норвегии видно.
— Давай начнем, — предложил Харри. — Пилот дал нам два часа, с берега надвигается облачность.
Микаэль Бельман встал, как обычно, в шесть часов и окончательно проснулся уже на беговой дорожке в подвале. Ему снова снилась Кайя. Она сидела сзади на мотоцикле, обхватив руками какого-то мужчину — видны были только его шлем и забрало. Она счастливо улыбалась, показывая свои жемчужные зубки, и махала, пока они уезжали от него. Разве это не его мотоцикл, разве не они его украли? Он не мог сказать наверняка, потому что ее развевающиеся длинные волосы закрывали номера.
После пробежки Микаэль принял душ и пошел завтракать.
Он собрался с духом, прежде чем развернул утреннюю газету, которую — тоже как обычно — Улла положила рядом с его тарелкой.
За неимением фотографий Сигурда Олтмана, или Кавалера, в газете напечатали фотографию ленсмана Ская. Он стоял перед своим участком, скрестив руки на груди, на нем была зеленая кепка с большим козырьком. Прямо охотник на медведей. Заголовок гласил: «Кавалер арестован?» И рядом, над фотографией желтого, вдребезги разбитого снегохода: «В Устаусете обнаружен новый труп».
Бельман быстро пробежал глазами текст, ища либо слово «КРИПОС», либо — в худшем случае — свое собственное имя. На первой странице ничего. Хорошо.
Он открыл газету на тех страницах, на которые была ссылка на первой полосе, и там-то все оно и оказалось, с фотографией и всем прочим:
Руководитель следствия в КРИПОС Микаэль Бельман говорит в кратком комментарии, что он не намерен высказываться прежде, чем Кавалер будет допрошен. У него нет никаких особых комментариев по поводу того, что арест подозреваемого произвел участок ленсмана в Утре-Энебакке.
— В общем и целом я могу сказать, что работа полиции — это командная работа. Мы в КРИПОС не обращаем внимания на то, кто выиграет последний этап эстафеты и завоюет симпатии публики.
Этого ему говорить не стоило. Потому что это была ложь, она и воспринималась как ложь, и от нее за версту разило лузерством.
Но в общем-то ничего страшного. Потому что если то, что Юхан Крон, адвокат, рассказал ему по телефону днем раньше, правда, у Бельмана появлялась великолепная возможность все исправить. Даже более того. Самому пробежать этот этап. Он знал, что цена, которую запросит Крон, будет высока, но ведь не ему же придется платить по счетам. А этому хренову охотнику на медведей. И Харри Холе вместе с убойным отделом.
Охранник придержал дверь, и Микаэль Бельман пропустил Юхана Крона вперед. Крон настоял на том, что раз это лишь беседа, а не официальный допрос, то она должна происходить на максимально нейтральной территории. Поскольку Кавалера ни в коем случае не выпустили бы за пределы окружной тюрьмы в Осло, где ему был предоставлен один из тюремных «люксов», то Крон и Бельман договорились провести беседу в комнате для свиданий, которая обычно использовалась для личных встреч между заключенными и членами их семей. Никаких камер, никаких микрофонов, обычная комната без окон, которой формально попытались придать некую видимость уюта, застелив стол вязаной скатертью и повесив на стену шнурок для звонка. Как правило, здесь встречались парочки, и пружины насквозь пропитанного спермой дивана были настолько продавлены, что Крон, едва сев на него, буквально провалился.
Сигурд Олтман сел на стул в конце стола. Бельман сел на другой стул, так что их с Олтманом лица оказались примерно на одном уровне. Лицо Олтмана было тощим, глаза глубоко запали, а характерная нижняя часть лица и торчащие вперед зубы напомнили Бельману фотографии истощенных евреев из Освенцима. И монстра из фильма «Чужой».
— Такие разговоры проходят без протокола, — сказал Бельман. — Поэтому я требую, чтобы не делалось никаких записей, а то, о чем мы будем говорить, не разглашалось.
— В то же время мы должны получить гарантии, что сторона обвинения выполнит условия, на которых делается признание, — сказал Крон.
— Я дал вам слово, — сказал Бельман.
— Покорно благодарю. А что еще вы можете предложить?
— Еще? — спросил Бельман и слегка улыбнулся. — А что вы от меня хотите? Чтобы я подписал письменные обязательства? — Черт подери этого сукина сына, зазнайку-адвоката.
— Почему бы и нет, — сказал Крон и протянул через стол листок бумаги.
Бельман уставился на листок. Взгляд прыгал с предложения на предложение.
— Конечно, этот текст не будет никому показан без крайней на то необходимости, — сказал Крон. — И документ будет вам возвращен, когда условия договора будут выполнены. А это… — он протянул Бельману ручку, — это «дюпон», лучший в мире инструмент для письма.
Бельман взял ручку и положил на стол рядом с собой.
— Я подпишу, если история мне понравится, — сказал он.