Лепестки на ветру
Шрифт:
— Прости меня, Кэтрин. Я не понимаю, что меня заставило так себя вести.
— Я вас прощаю.
— Почему ты меня прощаешь?
— Потому что я люблю вас.
Он отвернулся, в профиль я не могла видеть его глаз.
— Ты не любишь меня, — устало сказал он. — Ты просто благодарна мне за все, что я сделал.
— Я люблю тебя, и я твоя, когда бы ты меня не захотел. Ты можешь сказать, что не любишь меня, но это будет ложью, потому что каждый раз, когда ты смотришь на меня, я вижу любовь в твоих глазах. — Я снова прижалась к нему и повернула к себе его лицо. — После того, как мама меня бросила, я поклялась, что когда я буду свободна, ко мне придет любовь и позовет меня, я открою двери
— Почему ты меня не боишься? — мягко спросил он, гладя мои волосы. — Ты же знаешь, все это нельзя, нельзя позволять мне касаться тебя.
— Пол, — с трудом начала я. — Я не испорченная, и Крис тоже. Когда мы жили взаперти, мы не делали ничего плохого. Но мы все время были в одной комнате, и мы росли и взрослели. У бабушки был список правил для нас, он запрещал нам даже смотреть друг на друга, и теперь я понимаю, почему. Но наши глаза встречались так часто, и без единого слова он умел утешить меня, и я его тоже. Это не дурно, правда же?
— Я не должен был спрашивать. Разумеется, вы не могли не смотреть друг на друга. Для чего же даны человеку глаза.
— Прожив так долго взаперти, я почти ничего не знаю о других девочках моего возраста, но красота во всех ее проявлениях влекла меня, сколько я себя помню, с тех пор. как я пешком под стол ходила. То, как солнечный свет играет в лепестках розы, или лист дерева напросвет со всеми его жилочками, и радужные пятна бензина в дождь на дороге — все это казалось мне прекрасным. И когда звучала музыка, особенно моя любимая, балетная музыка, она заменяла мне все, даже солнце, цветы и свежий ветер. Я уносилась душой в волшебные мраморные дворцы или в леса, где была дикой и свободной. Этим я жила на чердаке, и со мной всегда танцевал темноволосый человек. Мы не могли коснуться друг друга, как ни старались. Я не видела его лица, как ни пыталась. Однажды я назвала его по имени, но когда очнулась, имени вспомнить не могла. Я думаю, что на самом деле я люблю его, кем бы он ни был. И всегда, когда я вижу темноволосого человека, который изящно движется, мне кажется, что это он.
Он кашлянул и погрузил длинные пальцы в мои распущенные волосы.
— Боже, какая ты романтическая натура.
— Ты смеешься надо мной. Ты думаешь, что я еще ребенок? Ты думаешь, что если ты меня поцелуешь, то это тебя не взволнует?
Он усмехнулся, принял вызов и медленно, очень медленно наклонил голову, и его губы встретились с моими. О! Каким он был, мой первый в жизни поцелуй с чужим! Словно электрические разряды пронзили наше объятие, и все нервные окончания, о существовании которых «ребенок» моего возраста не должен бы и подозревать, затрепетали во мне. Испугавшись самой себя, я резко отпрянула. Как я развратна, нечиста; я — дьяволово отродье!
Крис был бы потрясен!
— Чем мы здесь, к дьяволу, занимаемся, — рявкнул он, стряхивая мои чары. — Что за чертенок сидит в тебе, отчего я тебя трогаю и целую? Ты очень красива, Кэтрин, но ты еще ребенок. — Он подумал, что понял мотивы, двигавшие мною, и помрачнел. — И заруби на своем хорошеньком носике: ты ничего не должна мне, ни-че-го! Все, что я сделал для тебя, для твоего брата и сестры, я сделал по своей воле, с радостью, не ожидая никакой платы, ни в какой форме! Понятно?
— Но… но… — забормотала я. — Я ненавижу, когда ночью льет дождь и воет ветер. И только здесь, с тобой у огня, я перестала чувствовать себя брошенной и беззащитной.
— Ты чувствуешь
— Как и все остальные мужчины, только ты лучше.
— Кэтрин. — сказал Пол уже мягче и добрее. — Я совершил столько ошибок в своей жизни, и вы трое даете мне возможность исправить их. И если я посмею еще хоть раз прикоснуться к тебе, немедленно зови на помощь! А если никто не прибежит, то бросайся в другую комнату или хватай что-нибудь потяжелее и немедленно швыряй мне в голову!
— О, — прошептала я. — А я думала, ты меня любишь!
По моим щекам покатились слезы. Я чувствовала себя, как обманутый ребенок. Как глупо было думать, что любовь стучится в мою дверь!
Он осторожно снял меня с колен, поставил на ноги, но, держа за талию, продолжал смотреть мне в лицо.
— Боже мой, как ты прекрасна и желанна, — со вздохом сожаления сказал он. — Не искушай меня слишком, Кэтрин, для твоего же блага.
— Ты не должен даже любить меня, — я опустила голову, волосы упали на лицо, и, спрятавшись за ними, я бесстыдно произнесла:
— Пользуйся мною, когда захочешь, и этого довольно. Он снял руки с моей талии и откинулся в кресле.
— Кэтрин, чтобы я больше не слышал от тебя подобных вещей! Ты живешь в воображаемом мире, далеком от реальности. А когда маленькие девочки начинают играть во взрослые игры, им очень легко обжечься. Сохрани себя для того, за кого выйдешь замуж, но ради Бога, сначала подрасти. Не стремись лечь в постель с первым, кто тебя пожелает.
Я выпрямилась, глядя на него широко открытыми глазами. Он отошел на расстояние вытянутой руки.
— Прекрасное дитя, глаза всего Клермонта устремлены на нас в ожидании скандала. Моя репутация дорога мне. Так что ради сохранения моей медицинской практики и чистой совести, ради спасения моей души — держись от меня подальше. Я не святой, я всего лишь мужчина.
Оскорбленная, я отвернулась и взбежала по лестнице, словно за мной гнались. В конце концов не о таком мужчине я мечтала. Отнюдь не он — врач, возможно, исполнит мою мечту о верной, преданной, вечно юной романтической любви!
Школа, в которую устроил меня Пол, была большая, современная, с плавательным бассейном. Мои одноклассники нашли, что я хорошо выгляжу, а говорю забавно, как янки, и посмеивались над моим «акцентом». А я не люблю, когда надо мной смеются. Я не люблю быть другой. Я хотела быть как все, но сколько бы я ни старалась, все равно выходило, что я отличаюсь от остальных, что я другая. Да и могло ли быть иначе? Она сделала меня другой. Я понимала, что Крис тоже одинок в своем колледже, потому что он тоже другой в этом мире, который легко обойдется без нас. Я боялась за Кэрри, как там она в школе, она ведь тоже другая. Будь ты проклята, мама, ты столько сделала, чтобы отлучить нас от мира, и теперь мы не можем слиться с толпой, говорить как все, думать как все. Я была аутсайдером, и мои одноклассники при каждом удобном случае давали мне это почувствовать.
И только в балетной школе я чувствовала себя на своем месте. Сразу после уроков я садилась на автобус и ехала заниматься балетом; трико и пуанты я носила с собой в портфеле. В раздевалке девочки делились своими тайнами, рассказывали анекдоты и разные пикантные истории, порой весьма непристойные. Атмосфера вокруг нас была пропитана сексом, секс был повсюду, он горячо и требовательно дышал нам в затылок. По-девчоночьи, дурачась, обсуждали, следует ли сохранять свои тела в неприкосновенности для будущих мужей, в одежде или без предаваться ласкам, или это все равно, как остановить парня, если от «невинных» ласк он слишком уж заведется.