Лермонтов. Исследования и находки(издание 2013 года)
Шрифт:
«Открытие» Ивановой, естественно, повлекло за собой переадресацию юношеских лирических посланий.
Сразу же, после первых сообщений о ходе работы над загадкою Н. Ф. И. [331] , в полном собрании сочинений Лермонтова, выходившем в издательстве «Academia», появилось имя Н. Ф. Ивановой, и стихотворения 1831–1832 годов, которые прежние редакторы относили к Лопухиной, составили новый, обширный цикл [332] .
Кроме стихотворений, озаглавленных инициалами Н. Ф. Ивановой: «Н. Ф. И…вой», «Романс к И.», «К Н. И…», «Н. Ф. И.», к ней же, безусловно, относится еще тридцать одно стихотворение: «Я видел раз ее в веселом вихре бала…» (1830), строфа восьмая в стихотворении «1831-го июня 11 дня», «Видение», «11 июля» (1831), «Не ты, но судьба виновата была…», «Ночь», «Душа моя должна прожить в земной неволе…», «Пускай поэта обвиняет…», «Вечер», «Стансы (Не могу на родине томиться…)», «Гость», «***(Сижу я в комнате старинной)», «К*** (Всевышний произнес свой приговор…)», «Сентября 28», «К*** (Зови надежду сновиденьем…)», «Я видел тень блаженства…», «К***(О, не скрывай! ты плакала об нем…)», «К*** (Ты слишком для
331
И. Андроникашвили. К биографии М. Ю. Лермонтова. — «Труды Тифлисского государственного университета», 1936. вып. I, с. 205–207.
332
Лермонтов, т. I. «Academia», с. 439 и другие комментарии. Ср. Лермонтов. Стихотворения, т. I. Редакция Б. М. Эйхенбаума («Библиотека поэта»). «Советский писатель». Л., 1940 с. 298.
333
Лермонтов, т. I, «Academia», с. 261, 173, 200, 281, 294, 296, 299, 301, 304, 315, 320, 184, 186, 211, 213, 223, 225, 226, 240, 247, 257, 330, 331, 338, 340, 348, 349, 353, 354, 357, 369, и три стихотворения, опубликованные в этой работе. Кроме того: т. I, с. 229, 298, 193; т. III, с. 111.
Отнесение к Ивановой такого большого числа стихотворений вызвало, в свою очередь, появление новой работы, в которой сделана попытка ограничить значение вновь открытого эпизода, так же как и число обращенных к Ивановой стихотворений [334] . Датируя окончание романа с Ивановой и начало увлечения Лермонтова Лопухиной сентябрем — декабрем 1831 года, автор этой работы — В. Л. Комарович — предложил часть стихотворений переадресовать обратно В. А. Лопухиной [335] .
334
В. Л. Комарович. Автобиографическая основа «Маскарада». — «Литературное наследство», т. 43–44, с. 638–658.
335
Там же, с. 648.
Между тем этому препятствует как хронология лермонтовских стихотворений, написанных в IV тетради в начале 1832 года и безусловно обращенных к Ивановой, так и вновь найденное посвящение «В альбом Н. Ф. Ивановой» (1832).
Мы можем с полным основанием считать, что лирические посвящения Лермонтова, создававшиеся в продолжение всего 1831 и в начале 1832 года, обращены к Ивановой либо, даже адресованные другим лицам («К Д.», «Кн. Л. Г — ой»), касаются той же самой драматической встречи.
К началу, а вернее всего — к ранней весне 1832 года относится большое прощальное послание «К***», в котором как бы подведен итог этому мучительному и напряженному чувству. С горестным упреком обратился на прощание поэт к еще недавно любимой им девушке:
Я не унижусь пред тобою; Ни твой привет, ни твои укор Не властны над моей душою. Знай: мы чужие с этих пор. Ты позабыла: я свободы Для заблужденья не отдам; И так пожертвовал я годы Твоей улыбке и глазам, И так я слишком долго видел В тебе надежду юных дней И целый мир возненавидел, Чтобы тебя любить сильней. Как знать, быть может, те мгновенья, Что протекли у ног твоих, Я отнимал у вдохновенья! А чем ты заменила их? Быть может, мыслию небесной И силой духа убежден, Я дал бы миру дар чудесный, А мне за то бессмертье он? Зачем так нежно обещала Ты заменить его венец, Зачем ты не была сначала, Какою стала наконец! Я горд! — прости! люби другого, Мечтай любовь найти в другом; Чего б то ни было земного Я не соделаюсь рабом. К чужим горам, под небо юга Я удалюся, может быть; Но слишком знаем мы друг друга, Чтобы друг друга позабыть. Отныне стану наслаждаться И в страсти стану клясться всем; Со всеми буду я смеяться, А плакать не хочу ни с кем; Начну обманывать безбожно, Чтоб не любить, как я любил, — Иль женщин уважать возможно, Когда мне ангел изменил? Я был готов на смерть и муку И целый мир на битву звать, Чтобы твою младую руку — Безумец! — лишний раз пожать! Не знав коварную измену, Тебе я душу отдавал; Такой души ты знала ль цену? Ты знала — я тебя не знал! [336]336
Лермонтов, т. II, с. 21–22.
Возвышенная любовь, ирония над пережитыми чувствами, гордое самоутверждение, мучительное воспоминание о своей неразделенной любви выражены Лермонтовым в этом стихотворении с такой силой, с таким сознанием своего великого поэтического предназначения, что послание «К***» невольно останавливает внимание всякого, кто берет в руки томик юношеских стихотворений Лермонтова. И нельзя не согласиться с исследователем (Н. Л. Бродским), что для биографов поэта оно представляет собою документ первостепенного значения.
Но более широкое значение приобретает теперь весь цикл зашифрованных и безымянных стихотворных обращений к Ивановой.
Теперь уже ясно, что нет никаких оснований зачислять эти юношеские стихи Лермонтова в разряд отвлеченных литературных упражнений в байроническом духе. В свете новых фактов они приобретают новый, совершенно конкретный смысл.
Сведения, добытые мною и подтвержденные И. С. Маклаковой, впервые были опубликованы в 1936–1938 годах и приняты всеми комментаторами Лермонтова. Но прошло около сорока лет, и писатель Е. Д. Люфанов заявил, что «загадка Н. Ф. И.» не разгадана, что по старой орфографии имя Федор писалось через фиту, а в заглавиях стихов, посвященных Н. Ф. И., выставлена буква Ф. Возражение веское, если бы оно подтвердилось. Но дело в том, что во всех своих рукописях Лермонтов пишет Федор через Ф и ни разу через фиту. Опровержение не состоялось [337] .
337
Е. Люфанов. Вернемся к «Загадке Н. Ф. И.». — «Литературная газета», 1973, № 10. Ираклий Андроников. Загадка: для кого? — Там же.
Прошло еще три года, и новые сомнения высказал М. П. Серяев. Поскольку документа, подтверждающего, что Н. Ф. И. дочь драматурга Ф. Ф. Иванова, не обнаружено, а одновременно с Лермонтовым в Московском университете учились Александр и Владимир Федоровичи Ивановы, то Н. Ф. И. могла быть сестрою одного из них. Рассказ Н. С. Маклаковой отвергнут как вымысел, стихи Лермонтова в курском альбоме, адресованные Н. Ф. Ивановой и Д. Ф. Ивановой, даже не упомянуты. «Загадка Н. Ф. И. не разгадана», заключает Серяев свою статью [338] .
338
М. Серяев. Разгадана ли «Загадка Н. Ф. И.»? — «Русская литература», 1976, № 4, с. 107–114.
В то время, как писались эти опровержения, исследователь, изучающий окружение Лермонтова, Я. Л. Махлевич обнаружил в архивах ценнейшие сведения. Друг поэта Николай Поливанов, в соседстве с которым жили Ивановы, владел деревней Петрищево в пятидесяти верстах к северу от Москвы. Лермонтов бывал там: два рисунка поэта изображают поливановское поместье.
В двадцати пяти верстах от Петрищева и вдвое ближе его к Москве, на берегу Клязьмы находилось село НикольскоеТимонино, принадлежавшее вдове драматурга Ф. Ф. Иванова, которая в 1818 году вступила во второй брак — с Михаилом Николаевичем Чарторижским. В исповедных книгах сельской церкви за 1828–1832 годы поименованы все члены семьи Ивановых-Чарторижских, в их числе — сверстница Лермонтова Наталья Федоровна Иванова и ее младшая сестра Дарья. Значит, все, тут рассказанное, подтвердилось неопровержимыми документальными доказательствами [339] . Рецензию на эту поразительную по точности и полноте работу Махлевича исследователь Лермонтова Э. Э. Найдич заканчивает словами: «Загадка Н. Ф. И. действительно разгадана, и теперь уже окончательно» [340] .
339
Я. Махлевич. Новое о Лермонтове в Москве (Лермонтов, Поливановы и Ивановы-Чарторижские). — «Русская литература», 1977, № 1, с. 102–113.
340
Э. Найдич. Дописанная страница в биографии Лермонтова. Послесловие к спору. — «Литературная газета», 1977, № 25.
Утраченные записки
1
Если вам придется побывать в Пушкинском доме Академии наук в Ленинграде и пройти сквозь анфиладу комнат тамошнего музея, вы увидите в одной из витрин странную книгу — огромный переплет более полуметра в длину, оклеенный полосами черной и белой бумаги. Поверх этих полос — из голубой бумаги овалы, похожие на две буквы «О». На одном «О» — «Дева», «Близнецы», «Рак», «Козерог» и другие зодиакальные знаки, на втором нечто, напоминающее знаки масонские [341] .
341
Музей Пушкинского дома АН СССР, № 2300.
Эта «книга» — память о публичном выступлении семнадцатилетнего Лермонтова в зале «Московского благородного собрания» в ночь под Новый — 1832 — год.
В последний вечер уходящего 1831 года в блещущий, как и ныне, известный теперь всему миру Колонный зал съезжалась московская знать, связанная между собою родством, свойством, кумовством, служебными отношениями или соседством — по Москве, по имениям: сановники, гвардейская и фрачная молодежь, красавицы замужние, и помолвленные, и только вчера надевшие длинные платья; литераторы, студенты знатных фамилий… Оставив лакеям салопы, шубы, шинели, надев домино, капюшоны, маски, они входили в белоколонный простор, теплый от множества горящих свечей и дыханья, блещущий хрусталем люстр, улыбками, нарядами, звездами, лентами, золотом мундиров, полный сверкающей музыки. И рассаживались за столами, расставленными в кулуарах и за колоннами… Все съехалось, все готовилось к торжественной церемонии!