Лермонтов. Исследования и находки(издание 2013 года)
Шрифт:
Правда, стихотворение Полонского не дает еще достаточных оснований считать, что «Маико» в записи Лермонтова непременно Маико Орбелиани. Но в том, что здесь нет ошибки и что Лермонтов имел в виду именно ее, убеждает второе имя в записи. Мая — имя другой красавицы, Маи Орбелиани.
«Кто перечтет всех красавиц-грузинок того времени?! — восклицал русский офицер Торнау, побывавший в Тифлисе в тридцатых годах. — Кто не любовался стройною княжной Еленой и ее смуглою тонколицею сестрой Майко… идеально прекрасною Майко Кайхосро… Кто не помнит Марию Ивановну Орбелиани?» [626]
626
Т[орнау]. Воспоминания о Кавказе и Грузии. — «Русский вестник», 1869, т. 79, с. 434.
Елена и ее сестра Маико (или, как ее звали, в отличие от другой Маико, — Мая) — дочери Луарсаба Орбелиани, родные племянницы
В 30-х годах поэт Соломон Размадзе, находясь в ссылке и вспоминая свою безмятежную жизнь в Тифлисе, воспел двенадцать самых красивых женщин своего круга: Нину и Екатерину Чавчавадзе, Манану, Маико и Софию Орбелиани, Анну Орбелиани, ее дочерей Елену и Маю, Варвару Туманишвили, Меланию и Дарью Эристави и неизвестную нам Иакону. Каждой из них он посвятил строфу стихотворения «Пир Дианы» [628] .
627
Это помогли мне установить Н. Г. Тарсаидзе и Г. И. Моздокели.
628
Соломон Размадзе. Дианас меджлиси. — «Цискари», 1858, № 12, с. 205. Более точный текст, с которым меня познакомила Христина Шарашидзе, в Институте рукописей Академии наук Грузинской ССР, шифр А. 1284.
В 1882 году, уже на склоне жизни, Григорий Орбелиани, сообщая приятельнице Анастасии Оклобжио о смерти Анны Орбелиани, пишет, что она была так же красива, как дочери Александра Чавчавадзе, как Елена, как Манана, как Маико и Мая Орбелиани [629] .
Важным доводом в пользу того, что Лермонтов записал имя Маико Кайхосровны Орбелиани, может, наконец, послужить письмо родственника и друга Лермонтова — Монго Столыпина, который в 1840 году писал из Тифлиса о красавицах, «каких не найти в Петербурге». Его тифлисскими знакомыми были: «маленькая княжна Аргутинская», а также Маико и Като Орбелиани — «две нежные жемчужины из тифлисского ожерелья». «И масса других, — продолжает Столыпин, — которых я не заметил, после того как увидел этих трех женщин» [630] .
629
Григорий Орбелиани. Письма. Под редакцией А. Гацерелиа, т. I. Тбилиси, 1936, с. 239 (на грузинском языке).
630
ЦГАЛИ, ф. 195, д. № 4517. Сообщено мне научным сотрудником Государственного музея «Домик Лермонтова» в Пятигорске покойным С. И. Недумовым.
Столыпин находился в Тифлисе одновременно с Григорием Гагариным, который тогда же сделал два портрета Маико Орбелиани: один из них хранится в отделе рисунков Государственного Русского музея, другой — в частном собрании в Тбилиси.
Была в Тифлисе в то время еще одна Маико Орбелиани — Мария Ивановна, которую вспоминает Харламова, рассказывая, как к ним для совместного учения приходили Нина Чавчавадзе и Мария Ивановна (Маико) Орбелиани. Но эта Маико в тридцатых годах была уже замужем, уже побывала в Калуге за участие ее мужа в заговоре 1832 года и, в отличие от Маико Кайхосровны, — русские знакомые (Инсарский, Зиссерман, Торнау) и даже грузин Григорий Орбелиани в своих письмах вспоминают ее как Марию Ивановну.
В одном из писем 1838 года Лермонтов в шутку замечает, что женщины на Кавказе малоразговорчивы: «как, например, грузинки, — добавляет он в скобках, — они не говорят по-русски, а я — по-грузински» [631] .
Хотя Маико и Мая Орбелиани, посещавшие официальные приемы и балы в доме главноуправляющего Грузией барона Розена, по-русски, конечно, объяснялись, все же у нас нет оснований считать, что Лермонтов вел с ними долгие беседы. Но в том, что Лермонтов встретил их в семье Чавчавадзе, — в этом мы совершенно уверены. Двери дома Чавчавадзе, вспоминает современник, «всегда были отверсты для бесконечного множества родных, друзей, знакомых, которые в нем веселились, пировали, плясали досыта» [632] . «Каждый день с утра, — пишет другой очевидец, — собирались у него родственники и родственницы грузинские, потом приходили русские, один за другим, кто как освобождался от службы. За стол садились иногда, кроме семейства, по двадцати нежданных гостей» [633] .
631
Лермонтов, т. VI, с. 444.
632
«Воспоминания Андрея Михайловича Фадеева». Одесса, 1897,
633
Т[орнау]. Воспоминания о Кавказе и Грузии. — «Русский вестник», 1869, т. 80, с. 698.
Офицер Торнау, из воспоминаний которого взяты приведенные строки, рассказывает, что «своей добродушной встречей» на балу Александр Гарсеванович и его жена возбудили в нем «смелость на другой же день явиться к ним на поклон». «Не прошло в месяца, как я стал у них хотя и не домашним человеком, — пишет Торнау, — но таким, который бывал ежедневно, обедал очень часто и просиживал долгие зимние вечера, когда они сами не были приглашены в гости» [634] .
Рассматривая и сопоставляя новые факты, мы снова убеждаемся в том, что у Лермонтова была полная возможность встретиться с Чавчавадзе в Тифлисе.
634
Т[орнау]. Воспоминания о Кавказе и Грузии. — «Русский вестник», 1869, т. 80, с. 696–697.
Одиннадцатого октября 1837 года, на четвертый день пребывания царя, главноуправляющий Грузией барон Розен устроил бал, на котором среди гостей современники отметили Нину Грибоедову и Маико Орбелиани [635] . Английский путешественник капитан Ричард Уильбрехем познакомился на этом балу с Екатериной Чавчавадзе, которую именует в своих мемуарах «княжной Катинькой» (Princess Katinka) и рассказывает о ней, о ее сестре «мадам Гребаидов», и об их отце «князе***», которому он вместе с адъютантом барона Розена К. А. Суворовым нанес визит 13 (25) октября 1837 года [636] . Итак, в то время, когда Лермонтов прибыл в Тифлис (а миновать Тифлиса он не мог), Чавчавадзе находились в городе.
635
См. Б. Л. Mодзалевский. Кавказ николаевского времени в письмах его воинских деятелей (из архива Б. Г. Чиляева). — «Русский архив», 1904, № 1, с. 131.
636
См. «Travels in the transcaucasian provinces of Russia… in the autumn and winter of 1837, by captain Richard Wilbraham», London, 1839, 251, 259.
Но когда же в таком случае могла состояться встреча в Цинандали?
Имеется точный ответ и на это! «В бытность барона Розена, — пишет Торнау, — Чавчавадзевы провели в городе только одну зиму». С его же слов мы знаем, что это была зима 1831/32 года [637] .
Значит, в 1837 году, вскоре после отъезда царя, Чавчавадзе вернулись на зиму в Цинандали. Но, вероятно, Лермонтов познакомился с ними в Тифлисе, в их гостиной встретил красавиц Маико и Маю Орбелиани и записал на листке бумаги для памяти эти не встречавшиеся ему дотоле имена. А потом гденибудь на станции Военно-Грузинской дороги, достав этот лист из своего чемодана, стал набрасывать на обратной стороне пришедшие в голову строки:
637
См. Т[орнау]. Воспоминания о Кавказе и Грузии. — «Русский вестник», 1869, т. 80, с. 698.
Так до сих пор не расшифровывавшаяся и не использованная запись Лермонтова подтверждает, что он был знаком с Чавчавадзе. А раз подтверждается это, то, следовательно, не исключена возможность знакомства Лермонтова с другим замечательным поэтом — Григорием Орбелиани. Участник грузинского противоправительственного заговора 1832 года, Орбелиани, как мы знаем, несколько лет находился в ссылке в России и служил на Балтийском побережье в Нарвском пехотном полку. Но как раз в 1837 году ему был разрешен годовой отпуск в Тифлис [638] .
638
См. Григорий Орбелиани. Письма. Под редакцией А. Гацерелия, т. I. Тбилиси, 1936, с. 242 (на грузинском языке).
В доме Чавчавадзе Лермонтов мог видеть среди гостей Николоза Бараташвили, в ту пору юношу двадцати одного года, уже писавшего замечательные стихи.
Может возникнуть законный вопрос: почему об этом никто из современников не упомянул ни словом?
Ответить на этот вопрос нетрудно: представители грузинского общества, с которыми познакомился Лермонтов, виделись друг с другом постоянно, и события их повседневной жизни оставались не закрепленными на бумаге, не отразились в письмах. Даже Григорий Орбелиани, которому в ссылку сообщали все новости, как раз в это время находился в Тифлисе.