Лермонтов. Исследования и находки(издание 2013 года)
Шрифт:
Через семь лет — в 1898 году — один из членов думской исполнительной комиссии по наименованию улиц г. Тифлиса, некий Н. З. Туманов, подал председателю этой комиссии заявление, в котором докладывал, что «многие были заняты изысканием сведений о том, в каком именно доме проживал поэт Лермонтов», и что «собранные данные свидетельствуют, что Лермонтов жил у родственника своего в 4-м участке по Садовой улице». «Подробные сведения о проживании поэта Лермонтова на Садовой улице, — заключал свое заявление Туманов, — имеются у гласного князя Ник. Вас. Аргутинского-Долгорукова». В связи с этим податель заявления просил отсрочить переименование Садовой улицы в Бебутовскую и разобраться в материалах, которыми располагал Аргутинский-Долгоруков [747] .
747
ЦГИА Грузинской ССР, ф. 192, оп. 4, № 61.
Однако, ссылаясь на то, что Садовая улица составляет продолжение Бебутовской (так называлась нижняя часть нынешней улицы Энгельса до угла улицы Шалвы Дадиани), комиссия, после восьмилетнего бездействия, поспешила перенумеровать дома на Садовой улице и прибить дощечки с надписью «Бебутовская». А через два года переименовала в Лермонтовскую Нагорную улицу, исторически с именем Лермонтова никак не связанную.
Какими «подробными данными» о проживании Лермонтова на Садовой улице располагал гласный Аргутинский-Долгоруков — этого мы не знаем. Дела о переименовании тифлисских улиц в архиве не сохранились: из старых описей и канцелярских помет на думских протоколах видно, что все материалы, о которых писал Туманов, остались тогда на руках у Аргутинского-Долгорукова.
Но эта думская переписка приобретает иное значение, если учесть, что гласный Тифлисской городской думы Ник. Вас. Аргутинский-Долгоруков был отцом того самого Вл. Ник. Аргутинского-Долгорукова, который переслал из Парижа в Пушкинский дом лермонтовские рисунки, изображающие лезгинку на плоской кровле тифлисской сакли и развалины на берегу Арагвы. Таким образом, у думского гласного имелись вещественные доказательства, подтверждавшие достоверность собранных сведений [748] .
748
Родство Н. В. и В. Н. Аргутинских, а также годы их смерти, установлены мной через С. В. Аргутинскую-Долгорукову.
От кого могли быть получены эти сведения?
Выяснить это теперь уже невозможно. Аргутинский-отец умер в 1907 году, Аргутинский-сын в 1940-м. Но вернее всего, что сведения были получены от старожилов. Семидесятилетние тифлисцы в 90-х годах могли хорошо помнить Лермонтова. Могли быть получены эти сведения и от тех, у кого в семье хранились лермонтовские рисунки. Не надо забывать, что к кругу людей, с которыми Лермонтов мог встречаться в Тифлисе, принадлежала «маленькая княжна Аргутинская», о которой упоминал в своем письме друг поэта Монго Столыпин. Рисунки, изображавшие ущелье Арагвы и пляшущих грузинок, Лермонтов мог подарить ей: эти реликвии могли храниться в семье Аргутинских. Во всяком случае, к сообщению комиссии Тифлисской городской думы следует отнестись с полным доверием. Тем более что речь идет о Садовой улице, где, как мы знаем, жили Ахвердовы.
Правда, в 1837 году Прасковья Николаевна находилась в Петербурге. Но в Тифлисе оставался ее пасынок — подпоручик Егор Ахвердов [749] . В представлении тифлисских старожилов пасынок тетки, хотя бы тетки и не родной, — это, конечно, родственник. Зная при этом, что офицеры в то время в Тифлисе жили на частных квартирах, можно не сомневаться, что Лермонтов останавливался у Ахвердова.
В 1831 году большой каменный дом Ахвердовых и примыкавший к нему обширный фруктовый и виноградный сад были разыграны в лотерею и достались некоей мадам Кастелас (знакомой Грибоедова), разместившей в доме частный пансион для девиц [750] . В 1840 году этот пансион перешел в казну [751] . Но кроме дома был, как мы знаем, и флигель, который прежде занимала семья Чавчавадзе. «В смежности с означенным имением находится одноэтажный дом со службами», — читаем в деле «О разыгрании в лотерею дома и сада… Ахвердова». «Тут же, — сказано дальше, — находится пустопорожнее место, принадлежащее наследникам его, Ахвердова, но не входившее в состав лотереи, как и упомянутый выше дом…» [752]
749
См. «Грузинцы в Закавказье. Боевая летопись 14-го Гренадерского грузинского генерала Котляревского полка». Составил штабс-капитан Н. П. Махлаюк. Тифлис, 1900. Приложение, с. 21.
750
См. «Тифлисские ведомости», 1831, №№ 2 и 3, с. 16, 24; «Из записок Н. Н. Муравьева-Карского». — «Русский архив», 1894, кн. I, с. 30.
751
См. Я. П[олонск]ий. Статистический очерк г. Тифлиса. Без года издания, с. 23.
752
«Дело о разыгрании в лотерею дома и сада, принадлежащего детям умершего генерала-майора Ахвердова». На 305-ти листах. — ЦГИА Грузинской ССР, ф. 2, оп. I, № 854, л. 42 об. Указано мне И. К. Ениколоповым.
Этот флигель остался собственностью Егора Ахвердова, который к этому времени «достиг совершенных лет» и служил в Грузинском гренадерском полку, квартировавшем в Тифлисе.
В 1833 году имя Егора Ахвердова было внесено в алфавит лиц, прикосновенных к заговору 1832 года. Его называли на допросах в числе тех, на кого, по словам заговорщиков, можно было положиться в момент восстания. Следствие не подтвердило этих предположений, и комиссия оставила Егора Ахвердова «без последствий». Все эти годы он, как свой, попрежнему гостил в Цинандали и проводил досуг в семье Чавчавадзе [753] .
753
ЦГИА Грузинской ССР, ф. ОВД, д. № 166, л. 61; д. № 167, л. 454–457.
Итак, Лермонтов останавливался на Садовой.
Остается выяснить, что представляла собой в ту пору Садовая улица.
Правильнее будет, если мы скажем, что в 30-х годах она только еще возникала. Как сказано в документе 1831 года, дом и флигель покойного генерал-майора Ахвердова расположены были «в предместье Тифлиса» и «не имели поблизости никаких зданий» [754] . В 1850 году — тринадцать лет спустя после отъезда Лермонтова — на всей Садовой улице значится только шесть домиков. Вряд ли на этой улице в 1837 году мог занимать дом еще и другой родственник Лермонтова!
754
«Дело о разыгрании в лотерею…», л. 86. План г. Тифлиса с окрестностью. Приложение к «Кавказскому календарю на 1851 год».
Поэт жил у Егора Ахвердова. В этом можно не сомневаться.
Может, правда, возникнуть законное недоумение: почему деятели Тифлисской городской думы не назвали фамилию родственника, у которого Лермонтов жил на Садовой?
Хотя у нас в руках нет ни одного документа, кроме упомянутого заявления думского гласного Туманова, понятно, что городская дума не решилась без дополнительных изысканий объявить родственником Лермонтова человека с нерусской фамилией. Потому-то думская комиссия и оставила этот вопрос открытым «впредь до наведения справок» [755] . Теперь можно считать, что эти справки наведены: родственные связи Лермонтова с Ахвердовыми установлены.
755
«Кавказ», 1898, № 143.
Выяснен адрес. А главное — найдена еще одна нить, ведущая к Чавчавадзе.
8
В начале 1838 года Лермонтов вернулся в Россию. Кавказская ссылка окончилась. Но скитания по Кавказу и Грузии начали оживать в стихах и поэмах, в прозе «Героя нашего времени». Восьмым сентября помечена шестая — «кавказская» — редакция «Демона». Через три месяца — 4 декабря 1838 года — работа над «Демоном» завершена окончательно [756] . В этой редакции поэма разошлась по России в сотнях списков и стала известна современникам. Это и есть окончательная переработка «Демона», завершенная по возвращении из Грузии [757] .
756
См. А. Михайлова. Последняя редакция «Демона». — «Литературное наследство», т. 45–46, с. 13.
757
Э. Найдич. Спор о «Демоне». — «Литературная Россия», 1968, № 27.
В 1838–1839 годах начата и закончена работа над «Героем нашего времени». Одновременно, в августе 1839 года, написана поэма о Мцыри. В это же время созданы стихотворения «Поэт», «Дары Терека», «Памяти А. И. Одоевского», «Казачья колыбельная песня», очевидно, «Не плачь, не плачь, мое дитя…», темы и образы которых зародились тогда, в путешествиях 1837 года. Но настоящего творческого итога мы представить себе все же не можем, потому что почти все стихотворения, написанные в том году на Кавказе, погибли. «По мере того как он оканчивал, пересмотрев и исправив, тетрадку своих стихотворений, он отсылал ее к своим друзьям в Петербург, — писала в 1858 году поэтесса Ростопчина гостившему в то время в России Александру Дюма. — Эти отправки причиною того, что мы должны оплакивать утрату нескольких из лучших его произведений. Курьеры, отправляемые из Тифлиса, бывают часто атакуемы чеченцами или кабардинцами, подвергаются опасности попасть в горные потоки или пропасти, через которые они переправляются на досках или переходят вброд, где иногда, чтобы спасти себя, они бросают доверенные им пакеты, и таким образом пропали две-три тетради Лермонтова» [758] .
758
Е. П. Ростопчина. Записка о Лермонтове. — В кн.: Е. Сушкова. Записки, с. 349.