Лермонтов
Шрифт:
Упоение, которое охватывало Лермонтова всякий раз, когда он погружался в свою рукопись, было ни с чем не сравнимо. В сочинительстве он следовал необоримой потребности любить; мир расширялся, перо населяло его многими людьми, которые жили, страдали, предавались несбыточным мечтам — и он их всех любил! Не только мятущегося Печорина или умного Вернера, но и ничтожного Грушницкого. С надеждой следил за борением его чувств и, не сумев предотвратить конца, всё-таки не был спокоен, описывая последние минуты жизни Грушницкого. В том словно вспыхивают напоследок погубленные душевные силы, и, видя этот мигнувший бесплодно отсвет, Лермонтов в тоске и бессилии задерживает перо. Лишь собравшись с духом, он пишет: «Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах лёгким столбом ещё вился на краю обрыва».
Если свет, особенно его женская часть, просто не желали делать различия между Лермонтовым и его Печориным, остро любопытствуя, жеманно сторонясь странного поручика (которого
Но — странно! Повторяя на Печорине свои дурные склонности — неистребимый эгоизм, приступы чёрствости и злого озорства, то, что как раз совпадало у них биографически, — тут-то автор становился далёк своему герою. Видел его беспощадно и со стороны. Подчиняясь феномену сочинительства, который не только сокровенно выражает пишущего, но и очищает, облагораживает его.
Действие героя на автора удивительное: это и увеличительное стекло, и разлагающая призма, направленная на самого себя. Создав Демона, Михаил Юрьевич как бы оставил позади юность с её туманными поисками, с энергией, готовой растратить себя на космические порывы — такие бесполезные для земного создания!
Печорин — повторяющий Демона неприкаянностью — жил уже в реальном времени. Для Лермонтова наступила пора зрелости; он прокладывал себе путь пером. Единственно возможный путь познания для писателя.
В начале февраля 1839 года императрица попросила Соллогуба принести ей «Демона», который ходил в списках.
Лермонтов снова сел за поэму, смягчая что можно. Переполошённый Акимушка Шан-Гирей заглядывал через плечо, давал наивные советы, как поправить сюжет: пусть-де Ангел и Демон спорят в присутствии Тамары, а та из сострадания захочет спасти страдальца Демона.
— План твой недурен, — рассеянно отозвался Лермонтов, — да уж больно смахивает на Альфреда де Виньи. Помнишь его «Эолу, сестру ангелов»?
Готовый вариант, каллиграфически переписанный, читал Александре Фёдоровне и её дочерям генерал-адъютант Василий Алексеевич Перовский, не чуждый литературным увлечениям (царице нравилось, что его голос «запинается от чувств»).
Когда прозвучали последние строфы «Демона», царское семейство сидело в некотором остолбенении. Императрица, слегка дёргая головой от нервного тика, который возник у неё после перепуга от выстрелов на Сенатской площади, задвигалась, зашевелилась первой. Она была непоседлива и смешлива от природы; улыбка запорхала на её ярких, ещё довольно упругих губах.
— Это прелестно, как крепкое вино, — сказала она по-французски.
— Красиво, но как-то боязно, — добавила её младшая дочь Ольга. — Я в затруднении: кого же из них жалеть? По-христиански — только погибшего жениха!
Великая княжна Мария Николаевна, очень похожая на отца, с твёрдым подбородком и прилизанными за уши волосами, раздражённо прервала:
— Лермонтов берёт на душу тяжёлый грех, облекая в красоту ложные идеи. Когда зло так привлекательно, от него трудно бежать. Оно соблазняет.
Ольга, более похожая на мать, семнадцатилетняя, с детским простодушием всплеснула ладонями.
— Вспомните, как он был забавен, когда стоял у колонны в маскараде с таким нахмуренным байроновским видом, а сам без всякой выправки и мал ростом.
— Нет, он очень интересен, — возразила императрица. — Малый рост досаден для мужчины, но...
— Жить без упованья! — продолжала Мария Николаевна, словно не замечая дамского щебетания матери и сестры. — Тот, кто отказывается заранее от надежды на лучшее, — чудовище. Лермонтов — чудовище.
— Ведь это не он, а его Демон, Мари! — заступилась за поэта Ольга.
— Не будь наивной. Он на время снял гусарский мундир, чтобы ловчее нас подурачить.
— Ах, как вы похожи на государя, дочь моя, — невпопад, с некоторым испугом пробормотала императрица, видя, как юное лицо белокожей немочки на её глазах принимало выражение застывшего упрямства.
Мария Николаевна едва заметно пожала плечами.
— Он ещё наделает хлопот, вот увидите.
— Надо обласкать месье Лермонтова, — непоследовательно сказала императрица. — Нет, в самом деле... В свете так много о нём говорят!
— А я попрошу месье Соллогуба, чтобы он хорошенько отделал его в каком-нибудь сочинении!
Ещё летом, в Царском Селе, вдова Карамзина Екатерина Андреевна пригласила Лермонтова к себе в дом. В полумраке опустелого кабинета знаменитого историка он услышал, как размеренно постукивали английские часы.
Слабо, по-стародавнему, пахло нюхательным табаком и пачулями...
Зато во всех других комнатах кипела молодая жизнь! Вокруг неутомимой танцорки и выдумщицы старшей дочери Карамзина Софи собирался целый хоровод дам: Анна Оленина [51] , к которой некогда безуспешно сватался Пушкин; черноглазая Александра Осиповна Смирнова [52] , урождённая Россет, воспетая многими поэтами «дева-роза»; младшая дочь Карамзина Лиза. Наполняли дом и знакомцы братьев Карамзиных — Андрея, Александра и Владимира. Все были немного влюблены друг в друга, проводили время превесело, держались без церемоний: дамы в простых платьях, мужчины в цветных фраках. Днём прогуливались по дорожкам вокзала (первый паровоз пустили лишь год назад, железная дорога оставалась новинкой, и билет в «кареты первого ряда» стоил дорого). Вечером, за чайным столом, принимая чашки из рук всегда ровной, улыбающейся Екатерины Андреевны, перебрасывались остротами, читали стихи или затевали домашние спектакли.
51
Анна Оленина — Анна Алексеевна (1808 — 1888), младшая дочь А. Н. Оленина, археолога, историка, художника, директора Публичной библиотеки, президента Академии художеств. А. Оленина с 1840 г. была женой Ф. А. Андро. В своё время ею, умной и обаятельной, был увлечён А. С. Пушкин и даже сватался к ней в 1828 г., но получил отказ от её родителей. Лермонтов познакомился с ней в 1839 г. и встречался у Карамзиных, у М. А. Щербатовой, в доме Олениных и др. местах. Ей посвящали стихи А. С. Пушкин, И. А. Крылов, Н. И. Гнедич, И. И. Козлов, Д. В. Веневитинов. Лермонтов 11 августа 1839 г., в день рождения А. А. Олениной, написал ей в альбом стихи («А. А. Олениной»).
52
Александра Осиповна Смирнова (урожд. Россет; 1809 — 1882) — одна из выдающихся женщин петербургского светского общества, мемуаристка. С 1832 г. жена Н. М. Смирнова, чиновника Министерства иностранных дел, с 1829 г. камер-юнкера, впоследствии калужского, а затем петербургского губернатора. Окончила Екатерининский институт, где была ученицей П. А. Плетнёва. До замужества была фрейлиной. Славилась красотой, умом, образованностью и независимостью суждений. Была в дружеских отношениях со многими художниками и писателями. Личное её знакомство с поэтом произошло в ноябре 1838 г. у Карамзиных. В 1838 — 1841 гг. Лермонтов был частым посетителем её салона и посвятил ей стихи г. «А. О. Смирновой». В неоконченной повести «Штосс» она является прототипом Минской. Высоко ценила талант Лермонтова. При отъезде его в ссылку на Кавказ в апреле 1840 г. дала ему рекомендательное письмо к своему дяде декабристу Н. И. Лореру.
К обеду частенько приезжал Пётр Андреевич Вяземский, сводный брат хозяйки дома. Его сын Поль — к неудовольствию отца, который недолюбливал Лермонтова, — совершенно прилепился к Михаилу Юрьевичу [53] , смотрел ему в рот и ходил следом. (Это именно он потом устроит забавную мистификацию с подделкой записок Адель Омер де Гелль [54] , где фигурирует и Лермонтов).
— Как быстро бежит время, — кокетливо вздыхала молоденькая Лиза Карамзина. — Кончилось лето, и мы с тобою, Сонюшка, постарели на целый год. Нас уже никто не полюбит!
53
Его сын Поль... совершенно прилепился к Михаилу Юрьевичу... — Вяземский Павел Петрович (1820 — 1888), князь; сын П. А. Вяземского. Познакомился с Лермонтовым, будучи студентом Петербургокого университета. В 1838—1841 гг. встречался с ним у Карамзиных и Валуевых. Позднее — археограф, основатель Общества любителей древней письменности, сенатор.
54
...мистификацию с подделкой записок Адель Омер де Гелль... — Омер де Гелль Адель (1817 — 1871), французская писательница и путешественница. В конце 1830-х гг. путешествовала с мужем по России. Существует версия, что в это время она встречалась с Лермонтовым. П. П. Вяземский в 1887 г. опубликовал «Письма и записки» Омер де Гелль (перевод с французского), в которых описаны её встречи с поэтом на Кавказе и в Крыму осенью 1840 г. Однако в 1934 г. Н. О. Лернером и в 1935 г. П. С. Поповым был раскрыт подлинный автор этого сочинения — её мнимый переводчик П. П. Вяземский. Хотя существует косвенное свидетельство того, что возможность знакомства Омер де Гелль с Лермонтовым всё же не исключена.