Лерой. Обещаю забыть
Шрифт:
– Как скажешь, папочка, – улыбаюсь скрепя сердце и наблюдаю, как Павел, всё так же откровенно разглядывая меня, приближается, держа в руках бокал с прозрачной жидкостью.
– Павел, – говорю я, неспешно забирая воду и едва касаясь его пальцев своими, – а как вы смотрите на то, чтобы немного прогуляться? Здесь так душно...
– С удовольствием! – мурлычет тот и подхватывает меня под локоток. Его ладони тёплые и мягкие, но прикосновение вызывает дикую неприязнь.
Мы выходим на улицу, а я безуспешно глазами ищу Амирова. Что-то
– Пётр говорил, что ты собираешься в педагогический. Любишь детей? – Павел без спроса переходит «ты».
– Да, – сухо отвечаю, надеясь отыскать глазами машину Амирова на парковке.
– А ещё танцуешь, верно? – не затыкается он, пожирая меня глазами.
– Да. – Сердце сжимается: не таким должен был стать этот вечер, не для этого смазливого Павла я старалась сегодня быть самой красивой. – Ещё я занимаюсь йогой, бегаю по утрам, читаю Блока и люблю другого.
– Какая многогранная личность! – шипит Павел, моментально изменившись в лице. – Меня устраивает всё, кроме последнего.
– Мне плевать! – Я вырываю руку из его хватки и иду к парковке.
К счастью, Павлу хватает ума не преследовать меня. Среди десятков автомобилей едва нахожу отцовский. За рулём Родик. Почти слёзно умоляю его отвезти меня домой. Знаю, что тому влетит от отца, если согласится, но больше просить некого. И Родик, видимо, замечая мое состояние, соглашается. Вот только везёт меня не домой...
– Арина Петровна, вы уверены, что это хорошая затея? Может, лучше к себе?
– Родик, всё в порядке, Маша в курсе, что я приеду, и ждёт меня, а с отцом я разберусь сама. Не переживай! Просто видеть его сейчас, после того, что он сделал, я не могу, понимаешь?
И Родик встаёт на мою сторону, высаживая возле дома Леденцовой. Он помнит, что возил меня сюда, а потому и не чувствует подвоха.
– Родик, тебе лучше поспешить обратно, пока отец не хватился, – выскакивая из машины, предостерегаю водителя, и тот покорно возвращается, оставляя меня одну возле огромного особняка, с которого когда-то всё и началось.
Осматриваюсь, пытаясь разглядеть, в какой стороне утёс: именно там одиноко стоит дом Амирова, и именно туда зовёт меня сердце.
На улице темно и уже весьма прохладно. Цокаю каблучками по асфальту, медленно, но верно приближаясь к заветной цели.
Вот этот дом. Высокий забор и уносящиеся ввысь верхушки сосен. А рядом автомобиль Амирова, небрежно брошенный на обочине. Значит, Лерой здесь. Я не ошиблась.
Не дав себе ни минуты на раздумья, нажимая на кнопку звонка. Знаю, что прогонит. Ожидаю, что вновь поднимет на смех. Но моё сердце рвётся к нему, и он впускает, не говоря ни слова.
Тропинка к крыльцу вымощена плиткой. Всё аккуратно и так по-домашнему. Здесь уютно и очень мило. Это помогает идти вперёд. Идти к нему.
Но стоит зайти в дом, как всё меняется. Вокруг разгром: перевёрнутая мебель, разбитая посуда, в воздухе запах спиртного, а в углу сидит Лерой. На полу. Обхватив голову руками. Ему плохо! А мне... А мне страшно! Таким я Амирова не видела никогда.
Осторожно подхожу ближе, но осколки битых тарелок или чашек хрустят под ногами, заставляя Лероя очнуться и посмотреть на меня.
В его глазах – пустота и дикая, невыносимая боль.
– Лерой! – позабыв о своём страхе, подбегаю к нему ближе. – Что с тобой?
– Убирайся! – выплёвывает с ненавистью Амиров, прикрывая глаза, но я лишь мотаю головой.
Я не уйду. Не могу. Не сейчас. Вместо этого протягиваю ладонь и касаюсь его щеки. По телу моментально пробегают разряды электрического тока. Я впервые ощущаю Лероя так близко. Он вновь открывает глаза и явно пытается сфокусировать на мне взгляд. Амиров пьян в стельку.
– Пошла вон, – бормочет он, наконец, встретившись со мной глазами.
– Я не уйду, Валер, – выдыхаю сквозь слёзы, уже двумя руками вцепившись в его лицо. Даже такой побитый и грубый, он дорог мне. – Я хочу помочь.
Лерой закрывает глаза и явно успокаивается, но потом вновь смотрит на меня и тут же изменяется в лице:
– Арина, вон!
– Закрой глаза! – шепчу, зарываясь пальцами в его густые взъерошенные волосы, а он мотает головой и с силой отталкивает меня от себя, а затем встаёт и, качаясь, идёт в сторону кухни, точнее того, что от неё осталось.
– Лерой, – бегу следом и прижимаюсь к его спине, обхватив широкую грудь руками. – Не гони меня. Я тебя люблю.
Амиров замирает. А затем резко поворачивается и смотрит прямо в душу. Нет, в его глазах я не вижу любви, только отвращение...
– Закрой глаза, – не в силах терпеть его взгляд, умоляю я. И он закрывает. Не знаю почему, но так легче нам обоим.
А потом я совершаю главную ошибку в своей жизни...
Чувствую каждый его вдох. Лерой так близко, как никогда раньше. Я упускаю, что он пьян. Вычёркиваю из памяти, как минуту назад Амиров грубо выгонял меня из дома. Рядом с ним я забываю о гордости и своих нелепых принципах.
Я больше не боюсь, что он оттолкнёт. Протягиваю руку и вновь касаюсь его лица кончиками пальцев. Никогда не думала, что это может быть так приятно. Лерой слегка дёргается, но глаз не открывает. Так лучше. Так я становлюсь смелее.
Ладони скользят по его слегка колючей коже, отзываясь трепетной дрожью в моём теле. Я хочу большего. Встаю на носочки и едва уловимо касаюсь его губ, таких мягких и тёплых, своими, слегка робкими, неумелыми. Лерой на мгновение открывает глаза, и я пропадаю. В них столько боли, что слёзы невольно собираются в уголках моих глаз. Ему плохо, а я не знаю, чем помочь. Жду, что прогонит, выставит за дверь, но он лишь вновь закрывает глаза.
– Люблю тебя, – шепчу тихо-тихо одними губами, которыми тут же снова начинаю целовать его.