Лерой. Обещаю забыть
Шрифт:
Вот только Арина моментально застывает, напрягаясь всем телом.
— Я всё ждала, когда в тебе, Амиров, проснётся совесть, — вмиг отпрянув от меня, бросает мелкая и открывает глаза, впиваясь в меня сочувствующим взглядом, отчего пелена блаженства тут же спадает с глаз.
Арина отталкивается от меня и перебирается на свою часть сидения, резко натягивая на голое тело изрядно помятую толстовку, а я всё никак не могу прийти в себя, ошарашенно наблюдая за её действиями.
—
— Господи, Рина, ты всё не так поняла!
Руками вцепляюсь в собственные волосы и с силой тяну за них: я опять умудрился всё испортить! Отношения с Кшинской сродни бегу по тонкому льду: никогда не знаешь, где именно треснет на этот раз.
— Я просто хотел сказать...
— Лерой, я не дура!— шипит Рина, обрывая меня на полуслове. — Всё понимаю!
Она моментально возвращается в свой кокон отстранённости, вновь становясь чужой и холодной, а меня прорывает:
— Что ты понимаешь, Рина? Что? Что я люблю...
— Не надо, Амиров! — визжит мелкая, закрывая руками уши. — Ты мне противен! Чёрт! Как же ты мне сейчас противен!
Я ни хрена не понимаю, тянусь к ней в бесполезных попытках заставить себя выслушать, но упираюсь в стылый, остекленевший взгляд изумрудных глаз.
— Считай, это было моим прощанием с тобой, Амиров! Моя детская глупая влюблённость в тебя сегодня окончательно рассыпалась. Надеюсь, тебе хватит ума найти себе новую работу и больше никогда не приближаться ко мне!
Мотаю головой, отказываясь принимать слова Кшинской. Она бредит, не иначе!
— Что ты несешь?— внутри все кипит от ее слов. Что творится в голове Рины? — Какое прощание? Ты и я... сейчас...
— И что?— бросает мне прямо в лицо, пока пытаюсь связать нашу недавнюю близость и ее слова воедино.— Я просто лишний раз убедилась, что ничего больше к тебе не испытываю. И только. А ты со своими проблемами справляйся сам.
— Рина!— не выдерживаю и хватаю ту за плечи, разворачивая к себе.
— Ой, ладно, Амиров! — продолжает жалить словами, не отводя острого взгляда. — Оставь свои пылкие речи для кого-нибудь другого. Домой поехали — отец просил не опаздывать.
Но я не слышу. В голове туман. Я не могу, не хочу ей верить! Одной рукой пытаюсь вновь притронуться к раскрасневшейся щеке, но Рина дергается от меня, как от огня.
— Не смей! — визжит надрывно, яростно отталкивая меня в сторону. — У тебя напрочь отбита совесть? Ты мне не нужен! Не нужен! Что непонятного?
— Давай скажи еще, что Макеев тебе нужен! Давай, Рина! — ору в ответ, ощущая, как тело начинает бить нервная дрожь! А потому вылетаю из салона под дождь, набравший за это время неимоверную силу.
Я схожу с ума, не иначе! Огромные капли бьют в лицо и оголенную грудь, понемногу охлаждая мой пыл. Прохладный ветер проясняет сознание. Минута-две и я сажусь на водительское место, но вновь оборачиваюсь к Кшинской.
— Я его люблю! — твёрдо заявляет мелкая, разрывая меня на части. — Не тебя!
— Сама-то веришь в то, что говоришь? — бросаю в ответ и завожу мотор.
Дорога до особняка Кшинских проходит в гнетущей тишине. Арина смотрит в окно, я – за движением. Всего несколько минут назад ближе нас не было никого на свете, и вот опять — мы на разных полюсах.
Качаю головой, не понимая, как угораздило меня влюбиться в эту мелкую бестию. Знал же: ничего хорошего не получится. Но разве сердце меня когда-нибудь слушалось?
Едва успеваю затормозить на парковке возле дома, как Арина пулей вылетает из машины и несется прочь. Я же остаюсь в салоне: разорванная рубашка – это не то, что должен видеть ее отец или мачеха, да и лишние разговоры мелкой ни к чему. Упираюсь головой в руль, раз за разом прокручивая в памяти слова Рины, пока в кармане не начинает усиленно вибрировать мобильный.
— Лерой, это Миронов, — бодро чеканит на том конце Гена. — У меня тут окно образовалось. Пообедаем?
— Диктуй адрес!
Небольшой ресторанчик на окраине города встречает меня аппетитным запахом мяса на гриле и приветливой улыбкой Миронова. Странно, но, кроме нас, внутри зала больше нет ни души.
— Прости, задержался, — падаю рядом, пожав мужику руку. Опаздывать ненавижу, но мне пришлось заехать к себе, чтобы переодеться. — Давно ждешь?
— Все нормально, Лерой. Правда, я заказал за двоих, если ты не против.
Киваю: мне не до еды сейчас, а потом окидываю взглядом пустой зал.
— Хозяин ресторана — мой хороший друг, — читает мои мысли Гена. — А потому на пару часов мы тут одни: разговор будет серьезный. Но сначала обед! Ты себя видел, Амиров? На черта лысого похож!
На лице Миронова расцветает улыбка, а я невольно вспоминаю, как много этот седой здоровый мужик сделал для Ксюши, Горского, да и для меня, и решаю не спорить. Покорно киваю и завожу разговор на отвлеченные темы. Но стоит официанту принести кофе, как рядом с чашкой приземляются на стол две фотографии.
— Узнаешь? — усмехается Гена.
Вглядываюсь в карточки, на одной из которых без труда признаю Снежану, как, впрочем, и на другой, только лет на десять моложе.
— Кшинская?
— Ну, — тянет Миронов. — Кшинской она стала года три назад.
— Пожалуй, – соглашаюсь и озвучиваю скудную и неинтересную биографию жены Пети: — Кшинская Снежанна Игоревна, до замужества Сереброва, 1982 года рождения, есть сын 20 лет, учится в Питере...
— Стоп, — ухмыляется Миронов. — Вижу: официальную часть усвоил назубок. Только Сереброва —это фамилия ее матери, по отцу она Кочурова.