Лес на той стороне, кн. 1: Золотой сокол
Шрифт:
– Я просыпаюсь, смотрю: девка! – делился Шумила, пытаясь размять ладонями лицо, похожее на давно не стиранный мешок. – И, знаешь, ничего не помню. Думаю, первое: где я? Потом: кто я? У нее спрашиваю: ты кто? А она: ах ты, сволочь, не помнишь, кто я, после всего, что вчера было! Ну, думаю, слава Яриле: значит, что-то все-таки было!
Зимобор умылся, глотнул воды, даже велел облить себе голову, пытаясь прийти в себя. Так погулять им не случалось уже давно, так как последние два года выдались неурожайными. Утираясь рукавами рубахи, Зимобор вдруг увидел перед собой Годилу – кметя из отцовской дружины.
– Княжич! – Вид у Годилы был какой-то серый и сумрачный, совсем не подходящий этому солнечному, теплому, голубому и зеленому утру месяца ладича [3] . – Я
– Ты откуда? – Зимобор удивленно нахмурился, только сейчас сообразменялись, так на дне в ладье и прикорнули чуть-чуть, и то сон не идет. Князь Велебор-то… вчера в ночь…
– Что?
– Так… помер.
– Как?
Зимобор хмурился и безотчетно расчесывал пятерней густые растрепанные кудри, пытаясь отодвинуть их со лба, но они опять падали на глаза. То, что он услышал, не укладывалось в голове, было слишком неожиданно, слишком страшно и потому недостоверно.
3
Здесь и далее название любого месяца является одним из множества вариантов его народного названия.
– С вечера вроде ничего был… как всегда, – докладывал Годила, сам смущенный вестью, которую принес, и отводил глаза. – А утром пришли будить – не просыпается. Волхвы говорят, хорошая смерть, легкая. И княгиня тоже…
– Что – княгиня тоже? – У Зимобора мелькнула дикая мысль, что княгиня Дубравка умерла заодно с мужем.
– Тоже так говорит. Добрая смерть.
Князь давно был нездоров: уже несколько лет у него болело сердце, и за две последние зимы он заметно ослабел. Но весной, когда самое тяжелое время наконец осталось позади, все воспрянули духом, и сам князь надеялся, что теперь снова окрепнет. Он ведь еще совсем не стар – ему исполнилось пятьдесят два года. И вдруг…
Вокруг них уже собрался народ: кмети и местные переглядывались, шепотом передавали друг другу новость, вокруг слышались недоверчивые и горестные восклицания. Князь Велебор был справедлив и дружелюбен и как мог помогал самым бедным во время голодных зим. Но вот его не стало, и люди как-то по-новому взглянули в побледневшее лицо его старшего сына. Вся тяжесть ответственности за племя смоленских кривичей невидимо переползала на него, а он был еще совсем не готов ее принять.
– Иди… Избране скажи. – Зимобор посмотрел на дверь дома, за которой была сестра. – И Буяр где-то там. А мы… – Он окинул взглядом лица вокруг. – Собирайтесь, что ли. Поедем.
Кмети закивали, стали расходиться. Негромко загудели голоса. Зимобор тоже хотел идти, но вдруг увидел возле себя Стоянку. Бледная, со спутанными и кое-как заплетенными волосами, с запавшими глазами, девушка была похожа на тяжело больную.
– А меня… ночью… мара душила, – прохрипела она. – Мать говорит, следы остались, вот, посмотри!
Она полуотвернула голову, показывая горло, и Зимобор увидел на белой коже несколько синеватых пятен, похожих на следы пальцев. Увы, это зрелище было ему знакомо.
– Выходит, правда! – Стоянка, одной рукой держась за горло, второй обхватила себя за плечо, словно ей было холодно. – Про твою невесту. А я думала, так болтают… А выходит, правда… Она приходит и душит…
– Да чего там – правда! – Зимобор с досадой вздохнул. Только этого ему сейчас не хватало. – Одно название, что невеста! Ей десяти лет от роду не было, когда нас обручили, я ее видел-то один раз. Как она умерла, семь лет прошло, свободен я от нее. На, возьми. – Он вынул из левого уха серебряную серьгу с мелким красным камешком и вложил в руку Стоянке. – Прости, что так вышло. Я правда думал, что она этой весной уже не тронет.
Знал бы кто десять лет назад, когда старшего смоленского княжича обручили с дочерью Столпомира, князя полотеского, что все так выйдет! Тогда все радовались, что стародавнюю вражду наконец удалось успокоить и примирение двух могучих кривичских князей скрепляется родством. Княжне исполнилось всего девять лет, и свадьбы предстояло ждать еще долго: около трех лет, пока девочка созреет и станет девушкой, еще три года, пока обучится всем женским обязанностям, и только потом жрицы Макоши благословят ее на
Уехав из Полотеска с маленьким перстеньком на пальце, Зимобор сразу забыл и о перстеньке, и о невесте, и через три года, когда в Смоленск пришла весть о ее смерти, не слишком огорчился. Теперь он был по-настоящему взрослым, вокруг него были живые девушки, а маленькая полотеская княжна давно стала расплывчатым воспоминанием. Он и не узнал бы ее, если бы встретил. Умерла – значит, судьба ее такая, а невест на свете много.
Только его мать встревожилась. Ушедшая на Тот Свет обрученной будет страдать в разлуке с суженым и попытается его заполучить. Забрав у сына невестин перстень, княгиня топором разрубила его пополам, положив на порог дома. Половинку, упавшую внутрь, она отдала Зимобору, а упавшую наружу бросила в Днепр, сказав при этом: «Иди к той, что подарила тебя. И как половинкам разрубленного одна с другой не сойтись, так и тебе моего сына больше не видать». Теперь обручение было расторгнуто, и умершая невеста не должна была тревожить живого жениха.
Но вышло не так. Все, кого Зимобору случалось обнять, потом страдали от невидимой и жестокой ночной гостьи. Громница, с которой он водился три года назад, тоже потом все жаловалась на душащую мару, показывала синяки на шее и спасалась только полынью; и та девчонка с уточками в ожерелье, с которой он гулял на Ярилин день, ну, там, в Ясенце, что ли, позапрошлой осенью…
Теперь Зимобору было уже двадцать четыре года, все его ровесники давно были женаты и имели по несколько своих детей, он один вроде как не повзрослел по-настоящему! [4] Носить такое проклятье всю жизнь ему совсем не хотелось – с надеждами на престол тогда пришлось бы проститься, – и он надеялся, что по прошествии семилетнего срока, который даже молодую бездетную вдову возвращает обратно в девушки [5] , освободится.
4
Вступление в брак было окончательным переходом к статусу взрослого и полноправного члена общины.
5
У славян существовал обычай, согласно которому молодая бездетная вдова через семь лет снова получала статус девушки и могла выходить замуж «с чистого листа».
Выходит, зря надеялся.
А слухи о ревнивой покойнице, преследующей старшего княжича, разошлись за несколько лет довольно широко. В Смоленске все об этом знали, и на веселых весенних праздниках и на зимних посиделках Зимобор часто оставался один, хотя многие девушки поглядывали на него с сожалением. Высокий, широкоплечий, Зимобор постоянными упражнениями, начатыми с семилетнего возраста, добился того, что уже в семнадцать стал одним из лучших бойцов в дружине. Весь его вид излучал молодость, здоровье и удаль: с румянцем на щеках, с большими карими глазами, с буйными каштановыми кудрями и ярким румянцем на щеках, Зимобор был именно тем человеком, про которого говорят «кровь с молоком». Не портила его даже горбинка на носу, оставшаяся от давнего перелома. Он всегда был весел, оживлен, дружелюбен, приветлив даже со смердами и холопами, за что те любили его без лести, а от всей души. С каждым незнакомым он держался так, будто знал его весь век, и самому незнакомцу тоже очень быстро начинало казаться, что они давние друзья. Ко всем кметям в дружине он относился как к братьям, жил среди них, ночевал в дружинной избе, делил все тяготы походов и охотно прислушивался к советам более опытных и бывалых, и за это каждый из них отказался бы даже от законной доли в добыче ради одного удовольствия служить ему.