Лес повешенных лисиц
Шрифт:
Когда рука таежного детектива коснулась сосиски, воздух рассек странный свист. Натянутая береза распрямилась и затянула крепкую бечеву вокруг шеи Хурскайнена. Петля приковала несчастного полицейского к покрытой инеем ели так сильно, что вначале он не мог издать ни звука. Ледяная сосиска так и осталась в руке.
Хурскайнен попал в настоящую беду. Хотя и удалось просунуть вторую руку между шеей и петлей, от этого особого проку не было, потому что береза всей своей массой затягивала смертельную петлю все сильнее. Задыхаясь, Хурскайнен уперся горячим лбом в ледяной ствол ели и заорал так дико, как только мог.
Родился
Пока Хурскайнен кричал, его глаза настолько привыкли к темноте, что он смог прочитать надпись на обрывке картона: "Если ты человек, то поберегись. Это опасно".
Даже в такой момент полицейский Хурскайнен был способен разъяриться. "Если ты человек..." В грош не ставят нашего брата полицейского. За человека-то не считают, а здесь, в верховьях, особенно. Эти наглые лапландцы смеялись ему прямо в лицо и говорили при нем на своем замысловатом саамском языке, как бы желая показать, что законы Финляндии не про них писаны. Вот черт !
Время от времени Хурскайнен кричал из последних сил.
Маленький лисенок Пятисотка услышал крики Хурскайнена о помощи. Он поспешил на место и удостоверился, что у большой ели застрял человек. Человек шумел так громко, что Пятисотке стало страшно. Он оценил Хурскайнена как возможную добычу. Спустя ночь-другую человек перестал бы кричать. Тогда его можно было бы даже съесть. Однако совсем близко подходить еще не стоило, потому что человек производил впечатление злого и опасного. Пятисотка ограничился тем, что обошел ель с капканом несколько раз, пометил мочой место и отправился восвояси. Он испытывал удовольствие от происшедшего. Жизнь казалась просто раем: на твоем участке "поспевала" такая приличная добыча, которой маленькому лисенку хватило бы до самой весны.
Два или три часа таежный полицейский Хурскайнен был в состоянии кричать. Он уже начал терять надежду на спасение. Неужто его жизнь вот так и закончится? Не очень-то завидный финал для блюстителя порядка.
Однако наконец из глубины темного леса послышалась речь. Мгновение спустя ослабевший Хурскайнен различил блуждающий луч света, который приближался мучительно медленно. Хурскайнен закричал, насколько ему позволяла смертельная петля.
Когда Хурскайнен уже счел себя спасенным, он увидел в свете карманного фонаря черного майора, физиономия которого выражала ужасное, воинственное бесстрашие: тот поднимал тяжелый лом. Майор Ремес приготовился к спасительному удару. Это же он вез ванну! Лом был направлен на бедную голову полицейского. Хурскайнен, подобно Иисусу на кресте, закрыл глаза.
"Я выпью эту чашу", – промелькнуло в его голове.
В самый последний момент раздался предупреждающий возглас Ойвы Юнтунена:
– Это же полицейский, а не хищник!
Лом в руках майора Ремеса медленно опустился. Таежному полицейскому позволили жить.
Сразу же, как только Ойва Юнтунен сообразил, что в петле запутался полицейский, он, не привлекая внимания, исчез с места событий. Ойва направился к бараку, велел Наске одеться как можно быстрее и, поскольку старуха
– Случайно вытащили полицейского из лисьего капкана. Теперь надо сидеть тихо, чтобы он не нашел нас, – шепнул он в темной тюрьме на ухо Наске.
Майор Ремес перерезал смертельную петлю. Хурскайнен, глотая воздух, перевел дух. Адамово яблоко ныло. Было такое чувство, что за последние часы шея вытянулась на полметра.
Ремес отвел полицейского в дом. Он отметил, что Наска и Ойва Юнтунен успели укрыться. Хорошо. Ремес пригласил Хурскайнена сесть. Полицейский растянулся на кровати Ойвы Юнтунена. Он растирал горло, опоясанное темным кругом. Хурскайнен подумал, что, наверное, повреждено мягкое небо, так болело горло. Имело смысл сразу же по горячим следам допросить майора, но как вырвать признание насчет незаконных капканов, если даже глотать так больно, будто глотаешь ножи.
– Может, чаю хотите? – услужливо спросил майор Ремес. Однако Хурскайнен устало помотал головой: совсем не хочется.
К счастью, ночь выдалась теплая. Майор Ремес отнес саамке и своему приятелю несколько одеял и предусмотрительно запер дверь. Он замел следы перед конюшней, чтобы полицейскому не пришло в голову утром более тщательно обследовать окрестности. Спал в эту ночь майор Ремес беспокойно. Он размышлял о новом повороте дел. Может быть, ему стоит прибить полицейского, если тот начнет вынюхивать, что здесь на лесопункте делается, и найдет Наску и Ойву Юнтунена? Хватит ли одного удара в висок, чтобы у фараона отшибло память?
Ойва Юнтунен и Наска Мошникофф прижались в яслях друг к другу. Хотя саамка и была небольшого роста и иссушена долгими годами жизни, от нее исходило все-таки столько тепла, что Ойва Юнтунен не замерз. Ойва прикинул, что такой божий одуванчик вырабатывает под одеялами тепла не менее пятнадцати, а то и двадцати ватт. Разумеется, с молодыми не сравнить, но все-таки.
Наска спала спокойно. Она видела во сне Киурели, в объятиях которого она вновь оказалась. Проспала бы так хоть целую неделю, но забрезжил рассвет. С улицы доносился слабый голос оленьего полицейского Хурскайнена:
– И все же я обязан выписать вам небольшой штраф. Такие капканы являются незаконными.
Майор спросил, может ли он заплатить штраф после Рождества.
– Хорошо, – согласился полицейский Хурскайнен и распрощался с майором. – Большое спасибо за ночлег. В этих местах редко встречаются рассудительные и уравновешенные люди. Нам, представителям власти, нужно держаться друг друга.
Через некоторое время взревел мотором снегоход Хурскайнена. Вскоре звук стал слабее. Полицейский с почерневшим горлом отправился по следам своих "оленекрадов". Действительно, стоит остерегаться незаконных капканов.
Наска Мошникофф и Ойва Юнтунен были освобождены из заключения сразу же, как только стихли звуки снегохода. Одеревеневшие от холода, они вошли в дом, где майор налил им горячего кофе.
– Надо же, повезло поспать с мужиком! – радовалась Наска.
Ойве Юнтунену все это не нравилось. Чего это сюда принесло легавого? Все ли еще ищут Наску? Не получили ли власти какой информации о пропавшем золоте и Ойве Юнтунене?
Майор Ремес успокоил приятеля:
– Он всего лишь гоняется за теми, кто ворует оленей. А меня он оштрафовал за те капканы.