Лес за Гранью Мира (сборник)
Шрифт:
Наконец, она опустила голову и желала только того, чтобы юноша сам заговорил с ней. Он стремился к тому же, а потому сказал:
– О, дева, когда я впервые увидел тебя из-за тех прибрежных кустов, я решил было, что ты лесной дух или кто-то из языческих богинь, вернувшихся сюда. Это уединённое место, и иные говорят, что власть нечистого здесь сильнее, чем в других местах. Когда я увидел тебя, когда понял, что ты собираешься снять одежды, готовясь искупаться, то, по правде говоря, хотя и желал остаться в своём убежище, но испугался тебя, испугался, что ты рассердишься на меня за то, что я посмел увидеть тебя нагой, поэтому я ушёл, но ушёл недалеко, ибо больше всего на свете хотел видеть тебя, и, честно скажу, если бы ты не перешла поток, то я бы сам перешёл его, чтобы найти тебя, будь ты хоть богиней, хоть лесным духом, хоть кем угодно! Но вот ты сама пришла ко мне, и я слышал твой голос, слышал, как ты просила не возвращать тебя в Зелёную гавань, и теперь я уверен, что ты – женщина из рода детей Адамовых, но и сейчас я немного боюсь тебя, а потому, умоляю, не гневайся, если я спрошу, нет ли у тебя какого желания, которое я мог бы исполнить.
Когда юноша сказал так, Голдилинд слегка улыбнулась, посмотрела ему в глаза и ответила:
– Честно говоря, у меня очень простое желание: я хочу есть.
Юноша ударил себя кулаком в грудь и ответил:
– Ну вот, видишь, какой я глупец! Совсем не понял этого, пока ты сама не сказала мне. Я ведь вёл длинные витиеватые разговоры о себе! Пойдём же со мной, милая девушка. Своего коня ты можешь оставить здесь, чтобы он пощипал траву.
И он бросился к тому самому кусту терновника, где некоторое время назад пел дрозд. Голдилинд шла за ним следом, но так, что он не касался её. Когда они остановились, Голдилинд сразу же села на корень дерева и, искренне улыбнувшись юноше, сказала:
– Нет, теперь, когда ты заставил меня пройти этот путь, я выдохлась и устала. Прошу тебя, дай мне поесть сейчас.
Но юноша уже был занят своей сумой, которую он оставил здесь, и вскоре протянул ей большой ломоть хлеба и кусок белого сыра, сказав при этом:
– А теперь я принесу тебе молока.
Он взял чашу из осинового дерева, что лежала возле его сумы, подбежал к одной из коров и надоил в этот сосуд молока до самых краёв. Затем он осторожно вернулся, поставил чашу рядом с девушкой и сказал:
– Это то, что я мог дать тебе быстрее всего, но когда ты поешь и отдохнёшь, мы пойдём в наш дом, если ты будешь так благосклонна ко мне, что примешь это приглашение. Там найдутся и пища, и вино.
Голдилинд, глядя на юношу, молча улыбалась, но из глаз её лились слёзы, настолько сердце девушки радовала доброта незнакомца и пища, которую он ей предложил.
Юноша же стоял перед ней на коленях и с тоской в глазах смотрел на неё. Наконец, он произнёс:
– Признаюсь тебе, я даже рад твоему голоду и тому, что я увидел, как ты ешь. Иначе я решил бы, что ты всё же не принадлежишь к человеческому роду.
– А почему ты не поверил бы моему слову?
Краснея, юноша ответил:
– Я даже боюсь ответить тебе, иначе ты подумаешь, что я слишком дерзок и рассердишься на меня.
– Нет, скажи мне, я хочу знать.
– Моим грубым устам нелегко даются слова, но вот, что я хотел сказать: я видел немало прекрасных женщин, хоть и молод ещё, но среди них ты – чудо… и я дурак, если ты и в правду не женщина из человеческого рода, если ты не создана во славу мира!
Голдилинд потупила взгляд и сперва ничего не отвечала. От этого юноша, казалось, тоже смутился. Наконец, она сказала:
– Ты был добр ко мне, не назовёшь ли теперь своё имя? И если ты не против, не скажешь ли, кто ты?
– Миледи, – отозвался юноша, – имя моё легко будет назвать: меня зовут Кристофером, а некоторые в шутку называют королём Кристофером, наверное, потому что я безродный простолюдин. Что ещё я могу рассказать о себе? Я живу в лесах изгоем, как и мои друзья. Но знайте, что я никогда по своей воле не причинил вреда ни одному сыну человеческому. Также и друзья мои, хотя и не признают законов, но добры со мной и любят меня, все, как мужчины, так и женщины. Мы вынуждены жить вдали от королевских дворцов и замков баронов.
Голдилинд изумлённо смотрела на юношу, словно не понимая его. Она спросила:
– Где же ты тогда живёшь?
– Сегодня я живу совсем близко отсюда, а где я буду жить завтра – кто знает? Со мной разделяют кров трое моих добрых друзей. Самый дорогой из них для меня – это юноша одних со мной лет, мой товарищ во всём. Каждый из нас готов умереть ради другого. Думаю, что если бы ты увидела его, он бы тебе понравился.
– Как его зовут? – поинтересовалась Голдилинд.
– Его зовут Дэвидом, – ответил Кристофер.
Но тут юноша замолчал и нахмурил лоб, словно размышляя о чём-то сложном, потом лицо его прояснилось, и он спросил:
– Если позволишь, я хотел бы узнать, как зовут тебя и кто ты сама?
– Своё имя я пока хотела бы скрыть. Я бедная пленница и испытала много горестей и мучений, так что тело моё – лишь источник страданий, но я не всегда была пленницей, хотя сейчас и не могу рассказать тебе о том, кем была раньше.
Кристофер долго смотрел на неё, затем встал и пошёл обратно, к лугу, по их следам. Там он взял под уздцы коня Голдилинд и привёл его к терновнику, после чего встал перед девушкой и, покраснев, произнёс:
– Я должен рассказать тебе, что я делал в последние несколько минут.
– Да разве, – удивилась Голдилинд, – ты не ходил за моим жеребцом?
– Ходил, – согласился Кристофер. – А кроме того я сделал ещё кое-что, но спроси меня сама. Я не могу решиться и рассказать об этом.
Голдилинд засмеялась:
– Ну хорошо, что же?
– Нет, ты спроси меня, что я делал, иначе я не смогу рассказать тебе.
– Ну хорошо, что ты там делал?
Краснея и заикаясь, Кристофер ответил:
– Я рассматривал твои следы, выходящие из воды. Я хотел увидеть, какие новые, ещё более прекрасные цветы взошли на лугу там, где недавно ступали твои ноги.
Голдилинд ничего не ответила, Кристофер тоже замолчал, но вскоре девушка произнесла:
– Если ты хочешь проводить меня в свой дом, то должен сейчас же сделать это.
И с этими словами она достала из-за пояса обувь, словно собираясь надеть её. Увидев этот жест, Кристофер сразу же отвернулся, хотя и тяжко вздохнул. Девушка покраснела, проворно поднялась и сказала: