Лес за Гранью Мира (сборник)

Моррис Уильям

Ральф взял чашу и уже сделал несколько глотков, как вдруг, взглянув поверх неё, увидел, что монах достал из складок рясы ожерелье, похожее, как две капли воды, на подарок дамы Катерины. С тем только отличием, что коробочка, прикреплённая к нему, была сделана в форме креста. Ральф одним глотком осушил чашу, выбрался из-под одеяла и, ещё без одежды, уселся на постели. На его шее висел подарок дамы Катерины. Ральф протянул руку, взял у монаха бусы и покраснел, как всегда с ним бывало, когда требовалось что-то объяснять:

– Благодарю Вас, отец. Похоже, Господь рассудил, чтобы Ваш подарок находился рядом с подарком одного дорогого мне человека.

Монах торжественно произнёс:

– Вы

уверены в этом, сын мой? Думаю, подарок, полученный Вами от легкомысленной возлюбленной, не сравнится с моим ожерельем, благословлённым святым Ричардом. И даже, – продолжил он, заметив, что Ральф нахмурился и покраснел ещё больше, – и даже если это подарок простого благожелателя, он всё равно останется мирским. В пути Вас ожидают опасности, и было бы лучше, если бы Вы сняли его и оставили у меня до своего возвращения.

Теперь монах говорил уже взволнованно, и юноше даже показалось, что он смотрит на ожерелье с жадностью. Тем не менее, Ральф промолчал, а в сердце своём решил не поддаваться на уговоры и ни за что не расставаться с подарком крёстной, тем более не менять его на вещь какого-то постриги. И всё же юноша не знал, что сказать, чтобы его слова не казались пустым звуком перед мудрыми речами святого отца. Ральф встал, надел через голову рубаху и запел песню, что по вечерам пели во дворце Верхних Лугов. Вот её слова:

«Муж ли ты, дева ли? Кто идёт сквозь высокую рожь?Рубаха твоя коротка, но щёки твои нежны.Ты ищешь кого-то? Кто ты? Куда ты идёшь?Тебя обдувает ветер, ждущий восхода луны.Вот ярко светит луна. Платье длиннее – смотри,Там, где орешник, девушка ждёт. Кого? Не меня?…Ладони её грубы, но поцелуй руки,Нежнее, чем лёгкий дождь, чем рождение дня.Ты стоишь босиком на дощатом полу в мерцании свеч.Прелестны ноги твои, но как же они смуглы!Быть может, в конце июня журчащую речьРучья с весёлыми косарями слушала ты?»«Ладони мои держали серп, потому и грубы.Солнце палит нещадно в середине летнего дня.Спал ты тогда, ты спал под ветвями липы. ОниСкрывали в тени тебя и не укрыли меня.Ступни мои смуглы. Там, где воздух, как мёд,Вязкий от зноя, я на холме овечек пасла.Но здесь, в лощине, здесь тень и ветер поёт.Ты лежишь на коленях моих, голова твоя тяжела.Друг мой, сядь ко мне ближе. Мне так легко, так тепло,От поцелуев твоих, они жарче огня.За леса и моря, без мольбы, без упрёков, без словЯ пойду за тобой, пока, друг мой, стоит земля».

Монах выслушал его, хмурясь, словно ему не нравились слова этой песни, но он не считал возможным спросить Ральфа напрямую о том значении, которое юноша вкладывал в неё. А затем он вышел, оставив бусы на окне. Ральф же быстро оделся и только после этого подошёл к окну и взял в руки ожерелье. Он с любопытством осмотрел его с разных сторон, но забирать с собой не стал, а оставил там, где оно лежало, и вышел из комнаты. Он направился в передний двор, где нашёл оруженосца, который и помог Ральфу надеть доспехи.

Монах пришёл вновь, когда Ральф уже вставил ногу в стремя. Он улыбался и выглядел счастливым, как будто ничего не случилось. В руке он опять держал кубок, но теперь не предлагал его Ральфу, а лишь по-доброму кивнул ему и сказал:

– Ну вот, милорд, я вижу по Вашим глазам, что Вы очарованы творениями мира сего, а потому, и это случится непременно, придёт пора Вам разочароваться в них.

Тут Ральф не выдержал:

– Скажите, отец, а кто создал творения мира сего?

Монах покраснел, но ничего не ответил, и Ральф спросил снова:

– А в самом деле, неужели их мастер не умел создать ничего стоящего?

При этих словах монах нахмурился, но сразу же собрался и небрежно произнёс:

– Такие вещи слишком высоки, чтобы я или Вы, милорд, могли обсуждать их. Прислушайтесь к знающим людям, ведь здесь, в монастыре, есть те, кто испытал сей мир и нашёл его неполноценным.

Ральф улыбнулся, а затем сказал с расстановкой:

– Отец, а может быть, это мир испытал их и нашёл неполноценными? – После этих слов Ральф покраснел, но продолжил: – Говорите, все в монастыре отвергли мир? Кто же тогда так превосходно управляет землями? Кто тогда руководит всеми этими людьми? Неужто те, кто совсем не знаком с жизнью в миру?

– Достопочтенный сэр, – сурово ответил монах, – те, кто служит нам, служат Господу и Его слугам.

– Действительно, – отозвался Ральф, – так оно и есть, но будет ли Господь доволен таким слугой, которого дьявол отринул за его подлость?

Монах сначала нахмурился, но сразу улыбнулся, не сдержавшись:

– Сэр, Вы молоды, а мысли Ваши кажутся мне мыслями человека, умудрённого годами. Но в монастыре найдутся способные ответить Вам и на эти слова: монахи, знающие писания мудрых мужей из язычников и святых отцов. Они даже теперь готовят книги для писцов, чтобы те копировали их, – его голос смягчился, и он продолжил: – Милорд, мы будем рады видеть Вас здесь, но так как Вам нужно идти, да будете Вы благословенны в своём пути и дважды да будете благословенны, когда вернётесь к нам.

Тут Ральф вспомнил об обещании, данном пастухам, и, достав золотой из кошелька, сказал:

– Отец, я прошу тебя отслужить службу за пастухов с Холмов. Возьми эти деньги в качестве приношения.

Монаху пришлись по душе и просьба Ральфа, и его приношение. Он поцеловал его, и юноша сел в седло. Служитель монастыря, в ведении которого находилась монастырская гостиница, принёс ему дорожную сумку с хорошей едой и вином, и Ральф, взяв в руки поводья, поехал прочь из аббатства, улыбаясь послушникам и воинам, слонявшимся около ворот.

Вновь оказавшись на улице, Ральф взглянул на торговые ряды и мелкие лавочки кузнецов, перчаточников, жестянщиков, чеканщиков по меди, резчиков по рогу и других ремесленников и наконец-то вздохнул свободно. Люди, что встречались ему по пути к южным воротам, казались весёлыми, вечно пребывающими в добром расположении духа и такими красивыми, что любой путник с удовольствием поглядел бы на них. Ральф находил приятным любоваться и милыми девушками, что прогуливались по улицам в изящных нарядах. А надо сказать, встречались они на его пути часто, особенно когда он проехал через ворота, за которыми оканчивались городские улицы, поскольку в город из деревень приходило много людей с едой и другими товарами для горожан и монахов. И, конечно, когда Ральф смотрел на некоторых девушек, ему казалось, что дворцовая песня Верхних Лугов как раз про них.