Лесь
Шрифт:
— Это что? — поинтересовался главный инженер.
— Портрет Барбары, — охотно пояснил Королёк.
И снова директор переглянулся с главным инженером. Самые мрачные их предположения, к сожалению, подтверждались.
— Великолепно, — несколько неуверенно произнёс директор. — Вы прекрасно схватили форму. Эта характерная черта…
— Что?! — прервала его Барбара ледяным тоном. — Что ты сказал?!
Директор вдруг осознал, что загнан в угол. С одной стороны — опасный сумасшедший, в руках которого он собственными глазами видел кухонный нож, а с другой стороны — разъярённая и непредсказуемая фурия. На мгновение у директора появилось страстное желание ретироваться,
— У меня к тебе есть дело. Выйдем.
Они вышли, оставив возле Леся главного инженера, который, придя в себя после первого потрясения от Лесева творчества, принялся убеждать окружающих, к их неописуемому удивлению, что картина Леся является, по его мнению, выдающимся произведением.
Через четверть часа все бюро уже было в курсе дела, что один из их сотрудников повредился в уме из-за жары. Лесь был приятно удивлён и никак не мог понять, кому он обязан за такую удивительную и непонятную благожелательность и внимание со стороны сослуживцев. Все как один — и мужчины и женщины — встречали аплодисментами каждую его реплику, оказывали ему всяческие услуги, стараясь угадать его малейшее желание. Даже Януш, все время подгонявший его работать, избегал теперь даже напоминать ему о сроках окончания интерьера.
Лучезарное состояние Леся все усиливалось. В нем пробудилась горячая благодарность к окружающим, его мрачные мысли растворились где-то в голубой дали; угнетённости как не бывало. Радостный и возбуждённый, Лесь совершенно забыл о своих зловещих намерениях, и память о них вернулась к нему только на следующее утро, по дороге на работу. По обыкновению, Лесь снова опаздывал и опять не мог придумать какое-либо правдоподобное объяснение. Вчерашнее настроение улетучилось совершенно, и сердце снова сжималось в немыслимой тоске и бессильной ненависти к администраторше.
Он вошёл в кабинет пани Матильды, отметился в книге приходов и задержался. Сделать вид, что он забыл о книге опозданий? Вероятно, он уже не успеет, сейчас она обязательно подсунет ему эту проклятую отвратительную макулатуру…
Но ничего такого не произошло. Пани Матильда сурово посмотрела на Леся, забрала у него авторучку и, не говоря ни слова, вернулась к своим занятиям. Леся охватило беспокойство. Ещё вчера, в конце рабочего дня, он сообразил, что его утреннее столкновение с директором и главным инженером не прошло бесследно и что его стали подозревать в помешательстве. Но это ему отнюдь не мешало. Он не был нисколько удручён внимательным и осторожным отношением к себе, ибо побочные следствия этого заблуждения были ему на руку. Если же теперь дело дошло до того, что и непреклонная до сих пор пани Матильда боится дразнить его книгой опозданий, видимо, устрашённая его состоянием, то дело усложняется. Ещё неизвестно, до чего все это может дойти. Но во всяком случае, напомнить ей об этом дурацком документе он отнюдь на собирался.
— Добрый день, друзья! — бодро сказал он, входя в отдел и ставя портфель на стол. — Вы случайно не знаете, почему пани Матильда не воткнула мне в зубы сегодня книгу опозданий? Это тоже связано с моим помешательством?
— Отчасти, только отчасти, — вежливо ответила Барбара. — Есть более существенная причина, впрочем, довольно неприятная для вас.
— Ты лучше скажи сразу, — по-приятельски предложил Януш. —Чистосердечное признание всегда являлось смягчающим обстоятельством.
— В чем я должен признаться? — недоуменно спросил Лесь, и его беспокойство усилилось.
— Да вы не отпирайтесь. Это же бессмысленно. Все равно все всплывёт наружу.
— Нет. Лучше сразу не признаваться. Пани Матильда ему этого никогда не простит, — запротестовал Каролек. — Просто её надо тихонько подбросить.
— Все равно не простит. Я бы советовал тебе обходить её теперь десятой дорогой.
— Я вижу, что жара и на вас вредно влияет, — обиженно сказал Лесь. — О чем это вы толкуете?
— Ладно, ладно! Не строй из себя казанского сироту! Хоть перед нами-то не ломайся! Мы можем понять тебя. Ломай комедию перед Гипцио, перед Збышеком, перед пани Матильдой, но зачем перед нами? За кого ты нас принимаешь? Где ты её спрятал? Дома?
— Этой ночью? — спросил Каролек.
— Вы случайно не сожгли её в печке? — ехидно осведомилась Барбара. — Там были такие интересные записи.
Только теперь Лесь, к своему ужасу, понял, что случилось. Пропала книга опозданий, пропала таинственным образом, и на него, Леся, пало подозрение в краже. Эта весть потрясла его до глубины души, причём не сам факт исчезновения книги, а то, что ему и в голову не приходило раньше такое простое решение всех его затруднений. И никак не мог осознать всей значимости изменений, которые произошли в его жизни в связи с этим радостным для него известием… Книга опозданий растаяла, словно туман, словно облако, словно сахар в стакане чая. Продолжительные поиски, участие в которых приняли не только пани Матильда, но и все сотрудники, не дали никакого результата. Может быть, ещё и потому, что никто, кроме пани Матильды, особенно и не старался найти её. Исчезнувший документ не пользовался особой симпатией у сотрудников бюро, и его дематериализация возбудила всеобщую тихую радость. На подозреваемого Леся все стали смотреть довольно доброжелательно, признавая, что это была великолепная мысль.
Исключение составляла лишь пани Матильда. Лишённая всяческих человеческих качеств, уже на склоне жизни, педантично аккуратная, всемерно обязательная, неукоснительно пунктуальная, она имела репутацию драгоценного камня высшего качества. Исчезновение документа государственной важности она сочла ударом, несчастьем и личным оскорблением. Она переворачивала все полки и шкафы со все возрастающим беспокойством, а подозрение, что инициатором кражи был Лесь, укреплялось в ней все больше и больше. Никто ведь не опаздывал так часто, как он.
Лесь же тем временем был переполнен счастьем. Подозрения были сущим пустяком по сравнению с небывалым удовлетворением, которое он испытывал с того момента, когда исчезла проклятая книга. В нем царило творческое вдохновение. И вот он сел за стол и внимательно просмотрел все чертежи.
— Янушек, что будем делать с этим шкафом? — нетерпеливо спросил он. — Мы включим его в наш сегмент?
— А ты можешь предложить что-нибудь другое? — удивился Януш, который как-то не мог припомнить, чтобы в последнее время Лесь работал. Он поднялся и подошёл к Лесю с недоверием в душе. — Знаешь, мне кажется, получается очень неплохо! Когда это ты все успел?
— Если я работаю, то — ого-го! — гордо сказал Лесь и забарабанил пальцами по груди, которая выпятилась, символизируя тем самым творческую силу.
Януш посмотрел на Леся скептически, ибо ему пришло в голову, что точно так же била себя в грудь горилла, как известно, не отличавшаяся особым интеллектом, так что не известно ещё было, что имел в виду Лесь. Однако он побоялся развить эту мысль и вернулся к шкафу.
— Давай включим, — решил он. — Ты доделай ещё складной стол, стеллажи и берись за колористику. Остальное закончу я.