Лесь
Шрифт:
— Фамилии! — приказал он гневно. — Вы хоть фамилии знаете?
— Знаю. Не знаю только их адресов…
— Ну так давайте фамилии!
Он записал четыре фамилии и остановился в ожидании остальных. Голос в трубке стонал, замирал и заставлял милиционера спешить.
— Дальше! — нетерпеливо крикнул он.
— Что дальше?
— Фамилии дальше! Вы сказали, что их было шестеро!
— Я не знаю остальных! Может быть, они сами скажут! Спасите их! Скорее!
— Фамилию и адрес!
— Я же сказал, что не знаю…
— Что?! Вы не знаете своей фамилии и адреса? Да вы что! Ваша фамилия и адрес!
На другой стороне внезапно воцарилась тишина. Из этой тишины
— Алло! Прошу назвать вашу фамилию и адрес!
— Не скажу! — о отчаянной решимостью произнёс голос в трубке. — Не сейчас. Нет! Только не сейчас!
— Погодите!.. Чем они отравились? Это вы знаете?
— Стафилококки… — прошелестело в трубке замогильным голосом, и телефон отключился.
Дежурный крикнул несколько раз «Алло!», затем бросил трубку, немного помедлил, составляя план действий, а затем развил бурную деятельность.
— Когда они ели мороженое и в каком количестве? — спросил врач скорой помощи по телефону.
— Каролев Ольшевских двое, — в то же самое время говорил сержант, просматривая телефонный справочник. — Матильды Петржак вообще нет. Может быть, у неё нет телефона или он зарегистрирован на фамилию мужа…
— Найти бы хоть кого-нибудь из них, — вздохнул дежурный.
— Барбары Бобчинской тоже нет, зато Рожковских почти полстраницы, и среди них двое Янушей…
— Дайте книгу рапортов…
Сорок два гражданина, уже смотревших свой первый сон, были вырваны из оного с одним и тем же вопросом об их самочувствии и когда и с кем они в последний раз ели мороженое. Сорок третьим гражданином оказался Каролек, чей телефон был зарегистрирован на фамилию жены. Он узнал в названных фамилиях своих сослуживцев и без колебаний сообщил номера телефонов Барбары и Януша, а затем позволил себе проявить любопытство по поводу столь позднего беспокойства.
— Если вы чувствуете себя нормально, то все в порядке, — ответили ему и повесили трубку.
Вскоре Каролеку позвонил Януш, а Янушу — Барбара, после чего Каролек тоже связался с Барбарой. Только пани Матильда была исключена из этих разговоров, так как никто не знал её телефона. Трое человек пытались разгадать эту интригующую загадку, причём они не столько хотели понять, почему скорая помощь интересуется их здоровьем, сколько были удивлены, что она пытается внушить им, будто они ели мороженое в большем составе.
— И чего они прицепились к нам, черт бы меня побрал! — недоуменно кричал Януш. — «Кто ещё? Кто ещё?» Откуда я могу знать, кто ещё сегодня в Варшаве жрал мороженое?
— С нами, — уточнил Каролек. — Кто ещё ел с нами, мы наверняка должны знать.
— Но почему они хотели убедить нас, что нас было шестеро?
— Я, кажется, поняла, — через несколько минут сказала Барбара. — Я думаю, что во всем этом замешан наш полуидиот. Тех порций было шесть, помните? Это он из мести напустил на нас милицию и скорую.
— Милицию? На мороженое? — удивился Каролек.
— Какой-то смысл в этом есть, — сказал Януш. — Он считает, что его мороженое жрали шесть человек. Ему и в голову не пришло, что Барбара, будь её воля, заглотнула бы все шесть порций сама. Что будем делать?
И они договорились назло Лесю вести себя завтра так, словно им ничего не известно. Они откажутся от всего. И вообще, Лесю — ни слова! Пани Матильду они предупредят завтра утром, если она тоже была включена в эту игру. Если же нет, то — нет. Должны соблюдаться тишина, спокойствие и благожелательное выражение на лицах.
В то время, когда врач скорой и дежурный милиционер облегчённо вытирали пот со лбов, Лесь приближался к своему дому. В руки правосудия он решил отдаться завтра. В нем ещё не умерла слабая надежда, что кто-то из им отравленных выживет и что это, конечно, будет Барбара, в глаза которой ему хотелось заглянуть в последний раз. Сознание того, что пани Матильда тоже погибла, не приносило ему никакого утешения. Что с того, если ему все равно сидеть в тюрьме?
Приступы отчаяния сменялись в нем с наплывами апатии и угнетённости. Во время приступа апатии он едва мог шевелить ногами и буквально переползал с этажа на этаж, держась за стенку; затем, в приливе отчаяния, он диким галопом мчался вверх. Перед самой дверью в квартиру на него нахлынула волна угнетённости, благодаря чему он проник домой без особых акустических эффектов, поднявших бы, без сомнения, весь дом на ноги. Новый приступ отчаяния заставил его сорвать обложку телефонного справочника и в бешеном темпе перелистывать страницы в поисках телефона информации о несчастных случаях. Ни одной из названных Лесем фамилий не значилось в отделе информации о происшествиях. И Лесь сделал вывод, что все его жертвы умерли дома, ещё до прибытия скорой. Где-то у него были записаны телефоны коллег, но он не в состоянии был их найти, не говоря уже о том, что контакт с семьями его жертв представлялся ему невозможным. Ему казалось, что уже весь мир знает страшную правду об источнике яда, съеденного нечаянными жертвами. Вероятно, вся Вселенная знает уже его зловещее имя. Все пропало! Он совершил убийство! Под тяжестью мрачного кошмара душа Леся скрутилась, пала и рассыпалась на мелкие кусочки. Вместе с душой пал и Лесь. Он еле дополз до дивана и свалился на него… Остаток ночи прошёл в кошмарных сновидениях. Лесь понятия не имел, как выглядят эти проклятые стафилококки, и поэтому они являлись ему в самых невероятных образах: то в виде белых тараканов, стаями ползающих по его коллегам, то в виде водорослей, пучками растущих в самых неожиданных местах — в замочных скважинах, в электрических выключателях, в ушах и носу пани Матильды… Вершиной всему был появившийся стафилококк, внешностью напоминавший белого тюленя, который лежал на его рабочем столе. Глядя на Леся голубыми глазами с длинными чёрными ресницами, стафилококк страстно шептал:
— Обними меня, любимый… В последний раз…
Столь необычное желание этой жуткой твари было таким потрясающим, что Лесь проснулся в холодном поту. Ещё в полудрёме к нему вернулось нервное напряжение. Он взглянул на часы и увидел, что они показывают начало девятого. Лесь ахнул. Он вскочил было на ноги, чтобы в бешеном темпе собраться на работу, но вспомнил вчерашнюю катастрофу и снова рухнул на диван. Он так и остался бы на нем, погруженный в безысходное отчаяние и подавленность, но желание узнать результат своей вчерашней преступной деятельности подняло его на ноги. Он просто обязан был появиться в бюро, где все уже, конечно, знали о случившемся. Он должен был идти с повинной…
С выражением грустной меланхолии на лице Лесь медленно собрался на работу.
Перед входом в бюро он остановился, несколько раз глубоко вдохнул воздух, а затем открыл дверь… Пани Матильда находилась на своём месте. Лесь замер, ничего не понимая. Ему сперва показалось, что это не пани Матильда, а призрак. Он остолбенел, не в состоянии произвести ни малейшего движения, словно его разбил паралич. Неизвестно, сколько бы продолжалось это остолбенение, если бы входная дверь не открылась и не толкнула его сзади, когда кто-то вошёл в бюро. Толчок вернул ему способность двигаться и говорить. Он поздоровался в полном недоумении и спросил с опаской, отмечая своё прибытие на работу: