Лесь
Шрифт:
— Перепутали на почте, — сказала Барбара. — Мы должны как-то установить правду, поскольку он выслал депешу. Это, вероятно, что-нибудь важное.
— Может быть, это должна быть колода? — недоверчиво сказал Януш. — Вы писали ему что-нибудь о площади?
— Не помню, — ответил Каролек. — Ты думаешь, что это значит «не топтать колоду»?
— Холера его знает, что это значит. Лучше уж Бобека понять. Я делаю из этого вывод, что он на нас в претензии, что мы ничего не делаем. Он что, поглупел? Мы уже почти полгорода измерили, да ещё в таких неблагоприятных обстоятельствах!
— Но что-то
— А может, там написано «не делать замок»? — с сомнением произнёс Каролек.
— Ох, горе мне с вами, — рассердилась Барбара. В конце концов, делать или не делать?
— Я кое-что вам скажу, — предложил Януш не очень убеждённо. — Этого Збышека «сверта» не отгадаем ни за что на свете, так как там может быть все, что угодно. Известно, что мы должны спешить так или иначе. На всякий случай сделаем этот замок, а если окажется, что это не нужно, то всегда можем все выкинуть.
— Сделать напрасно такой кусок работы? — возмутился Каролек.
Барбара приняла сторону Януша.
— Он говорит дело. А если через неделю придёт распоряжение: «Прислать готовую инвентаризацию замка»? Что тогда? Ведь известно, что идёт борьба за туристические объекты, я имею в виду заказы, может срочно понадобиться такой аргумент или ещё что-нибудь. Я хочу, чтобы Гипцио выиграл. Не знаю, как вы.
— Я тоже хочу, — решительно сказал Каролек.
— Все хотим, — сказал Лесь. — Только мы не знаем, каким образом разгадать ту следующую депешу…
— Давайте вышлем телеграмму с вопросом, — решил Януш. — А сейчас за работу!
Весь персонал согласно набросился на работу. Бьерна отослали чертить планы измеренных объектов. При выкрикивании размеров местности глубокое знание языка было излишним. Он торчал возле чертёжной доски, с энтузиазмом рисуя и чертя согласно доставляемым ему размеров и старательно обходя подробные надписи. Нанесение надписей ему было запрещено производить, так как однажды он написал: «стен атакой женщины как круг». Лишь после долгого размышления удалось установить, что там должно быть написано: «стена такой же толщины, что и вокруг».
Директор бюро с диким взором в то же время показывал главному инженеру телеграмму от фривольных подчинённых. Телеграмма гласила: «ЧТО ОЗНАЧАЕТ КОЛОД И СВЕРТА СРОЧНЫЙ ОТВЕТ ЯНУШ».
— Бог мой, что означает «колод» и «сверта»?! — простонал главный инженер. — Вы знаете?!.
— Не знаю, — отчаянно ответил директор бюро. — Я перевернул все энциклопедии, словарь иностранных слов и перечень населённых пунктов в Польше. Нигде ничего нет. И я не могу представить себе, для чего им это нужно!
Главный инженер задумался.
— Да, теперь очевидно, что поездка туда необходима, — вздохнув, решил он…
Через три дня почти непрерывной работы Бьерн оторвался от чертёжной доски и отправился во Вроцлав за обещанный остальными оттисками и заказанными транспарантами. Персонал утроил усилия. Времени оставалось немного, и хотя роль суфлёра была сразу же обговорена с самого начала, но овладение текстом пьесы хотя бы в первом приближении было необходимым. Все возможные свободные минуты посвящены были науке.
— Те
— Я сам стану на страже, — подсказал Каролек.
— Ты станешь, или я?
— Ты. Привяжем к углу того последнего сарая.
— Сарай предназначен к сносу.
— Но он привязан к домам. Барбара, пиши!
— Я сам стану на страже, — согласился Януш. — Шестнадцать двадцать три к оси…
— Но нам придётся смотреть, как наши женщины и маленькие дети мрут с голоду, — сказал Каролек, сворачивая рулетку и меняя место. — Семь четырнадцать так к оси. У нас нет никаких запасов, и уже сегодня нам не хватает пищи…
— Еды, — прервала его Барбара, — Еды вам не хватает. Что ты делаешь? Измеряй от сарая все три по прямой! Потом мы не узнаем, какой угол!
— Еды, — послушно повторил Каролек, возвращаясь на прежнее место. — Забыл, как дальше.
— А откуда помощь придёт, — подсказала Барбара окружённая ужасным количеством бумаг, содержащих инвентаризационные измерения, а также текст пьесы.
— А откуда помощь придёт, кто знает. Ниоткуда наверняка, и совесть моя вздрагивает перед преступлением. Двадцать два восемнадцать. Что с этой кладкой? Сплошной камень!
— Мне кажется, что как раз нам выпадает фундамент под террасой, — ответила Барбара. — От меня.
— Как это — от тебя? — удивился Януш. — Что ты имеешь в виду?
— Помощь от меня, не терраса. Я появляюсь в темноте.
— Да, в самом деле, Кароль, ты что-то там говоришь.
Сидящий в уголку под сараем Каролек не расслышал.
— Прекрасно, все на нуле! — закричал он охотно.
— Ты говоришь о графине! — взвизгнул Лесь. — Пусти, я уже обозначил! На чем мы стоим?
— На графине, — потеряв терпение, сказала Барбара. — Я появляюсь в темноте, вы что, ослепли, что ли?
— Графиня, — сказал Каролек, наклоняясь над лентой в новом месте.
— Помощь придёт от меня, — неохотно произнесла Барбара.
— И восемь шестьдесят, — сказал Януш. — И чем нам графиня поможет? Это дело народа.
На Леся пали злые силы. Мало того, что ему поручили дополнительное дело — нарисовать декорации к спектаклю, так содержание пьесы пробудило в нем давно спящие чувства к Барбаре. Ведь каждый день он падал перед ней на колени, произнося нежные слова, каждый день производил попытки обнять её женственность и целовать руку, каждый день Барбара, как всегда нечувствительная, отказывала ему. Она делала это, правда, согласно текста, написанной инструктором отдела культуры, и читала его на машинописных листках, но отталкивающие фразы и кровавые издевательства звучали в ушах Леся отчаянно реалистично. Барбара не хотела его как в жизни, так и на сцене. Питающаяся весенним пленером и вдохновением инструктора воображение Леся тронулось с места. После каждой очередной репетиции, после каждого подтверждения, что хорошенькая аристократка отвергала чувства благородного графа и пренебрегала его ничтожной фигурой, он попадал во все более увеличивающуюся меланхолию и в слова роли вкладывал каждый раз больше сердца.