Лесь
Шрифт:
— Бы прекрасно играете! — засвидетельствовал убеждённо и удивлённо автор, который одновременно был и режиссёром пьесы. — Если бы все так играли!.. Вы должны стать актёром, а не архитектором. Я удивляюсь, что вы не работаете в каком-нибудь театре в Варшаве…
Прекрасная погода, удерживающаяся все время, позволяла рисование мощных декораций прямо под открытым небом. Разместившись на огромной лестнице, Лесь творил на склеенной текстуре фрагменты интерьера замка, имея перед собой на дальнем плане действительную модель, а на ближнем — старинный,
— Цветок мой, почему так горделиво меня отталкиваешь? Не отворачивай любимого лица!..
В такой, собственно, момент и появился главный инженер, гонимый больше беспокойством директора, чем своим собственным, ибо директор, по его мнению, впал в неконтролируемую истерическую панику. Он приехал на машине Стефана, благодаря чему имел свободу действий во всем районе. Не застав никого в пансионате, он подался на природу искать сотрудников, которые, несмотря на информацию местных жителей, должны были находиться на склонах возвышенностей, на краю городка или вблизи замка.
Посвящённый в детали проекта будущего хозяйства округи, главный инженер без колебаний двинулся на ближайшую возвышенность и сразу же, за последними домами, увидел нечто такое, что на долгое время отбило у него способность владеть собой.
На небольшой лужайке, перед огромным, опирающимся на сложные стояки и подмостки, на огородной лестнице стоял Лесь с палитрой и кистями в руках и рисовал фантастические рамы вокруг больших, неясных прямоугольников. В момент, когда главный инженер врос в землю, на остатках последних строений, он, на минуту прервал работу, повернулся в направлении видимой в небольшом отдалении крапчатого овина и произнёс с горечью:
— Почему сердце твоё холодно, как камень?
Он замолк на некоторое время, всматриваясь в дом хозяйки, как бы ожидая ответа. Овин молчал, и молчал также замерший без движения главный инженер.
— Ах, возьми назад эти страшные слова! — закричал Лесь с болью в голосе, и главный инженер почувствовал какое-то удивительное ошеломление. Некоторое время он силился что-нибудь услышать, после чего уяснил себе, что даже если бы из овина раздался какой-нибудь голос, все равно это ничего не дало бы для выяснения дела.
Лесь махнул кистью и оторвался от прямоугольников.
— Оставь моей душе надежду! — проревел он. — Ведь может прийти минута, когда я найду у тебя взаимность! Что во мне такого, что тебя отталкивает? Что я должен сделать, чтобы смягчить твоё сердце?
Овин вновь ответил молчанием. Главный инженер не слышал ничего, кроме эха последних слов Леся. Кроме того, Лесь сделал протестующий жест и зашатался на лестнице.
— О, нет! — закричал он возбуждённо. — Ты издеваешься надо мной!
Главный инженер помимо воли посмотрел подозрительно на большие крапчатые ворота. Ворота, как и остальная часть строения продолжали находиться в абсолютном молчании. Лесь взял другую кисть и обмакнул её в висящим на лестнице ведре.
— Ах, это пресловутое девичье упорство, — снисходительно сказал Лесь и махнул кистью по фанере. — Какая же ты безжалостная! — добавил он с грустью, снова обращаясь к овину.
Сравнение большого объекта с девичьим упорством оказалось слишком для главного инженера. Он осторожно выбрался из заражённого сумасшествием места, глубоко перевёл дыхание и двинулся к замку.
Взбираясь по короткой дороге в гору, он мрачно думал о том, что, вероятно, Лесь ничего ещё не натворил, так как сошёл с ума. Коллеги, принимая во внимание состояние его здоровья, предусмотрительно отстранили его от всякой деятельности. Но почему, однако, они не сообщили об этом грустном факте директору бюро?..
Он достиг почти самого замка и из-под разрушенной стены неизвестного предназначения услышал знакомые голоса. Он приблизился с намерением преодолеть преграду и различил слова:
— Я не допущу, чтобы ты позорил честь моей сестры. Здесь есть дыра, — сказал Каролек, подчёркивая большую заинтересованность дырой, нежели честью своей сестры. — Что с ней делать?
— Выясни, как далеко она идёт, — посоветовал Януш. — Может быть, это подвал? Давай дальше.
— Фредерик, — сказал Каролек, и на минуту воцарилось молчание.
Главный инженер остановился как вкопанный и старался собраться с мыслями. Насколько он знал, у Каролека не было родственников.
— Около четырех с половиной метров, а внизу как бы обломки, — сказал Каролек. — Что там дальше?
— Ах, нет, нет, не говори ему об этом, он его убьёт, — сказала с явным нетерпением Барбара. — Эта твоя невеста из обувного должна взять отпуск и бегать за нами.
— Измеряй, чего ждёшь? — вышел из себя Януш.
— Да, ты права, сестричка моя, — ответил Каролек. — Я возьму на себя всю ответственность. Два десять на восемьдесят пять.
Главный инженер ойкнул душераздирающе и сел на ближайший камень, ощутив у себя удивительную слабость. Внезапно он понял директора бюро…
Чемодан, с которым Бьерн прибыл на вокзал во Вроцлаве, был очень тяжёлым. Его содержимое составляли сорок рулонов ватмана, двадцать экземпляров хорошо уложенных оттисков и картонная трубка большого размера, заложенная под крышку. Внутри трубки находились старательно свёрнутые транспаранты и оригинал карты.
Он с облегчением поставил чемодан на лавку в длинной галерее вокзала и осмотрелся. В глубине его души возникло непреодолимое желание выпить любимый напиток. Он посмотрел на часы, убедился, что до отхода поезда есть ещё полчаса времени, купил билет и подался в буфет.