Лешие не умирают
Шрифт:
– Молодой, дуй на ту сторону. И не останавливайся, даже если мы пальбу откроем. Вон там, видишь, плита лежит?
– Это та, с которой Данила прошлый раз ящера снял?
– Ага, она самая. Окапывайся там, и если что – поддержи огнем. Потом ты, Данила.
Старый сталкер кивнул, снимая свой СКС с предохранителя.
– Потом наши друзья с подарками, а следом мы с тобой, Саныч.
Легкий ветерок шевелил кроны деревьев, сдувая пыль с высотки МЖК «Булат».
– Тихо как. Не нравится мне… Хотя, может, и обойдется…
Настороженные золотистые глаза наблюдали за людьми из покореженного салона перевернутого
Шерсть на загривке встала дыбом, маленькие круглые уши приподнялись, улавливая шорохи и тихие разговоры, верхняя губа подрагивала, обнажая пятисантиметровые желтые клыки. Зверь бы давно ушел, но его останавливало одно – к ненавистному запаху опасных людей примешивался запах маленьких двуногих. С этим противником он мог вполне потягаться. А еще до его носа доносился едва уловимый душок подгнивающего мяса. Именно он не давал хищнику уйти. Миазмы, словно когтями скребли по центрам голода – и тягучая слюна капала под лапы зверю.
Он вздрогнул, когда первый сталкер побежал через дорогу. Мышцы под шкурой заходили ходуном от волнения, но волколак лишь проводил потенциальную добычу взглядом. Второй высокий двуногий, тоже державший в руках железную палку, так же беспрепятственно пересек открытую площадку. Зверь привстал, приподняв переднюю лапу, и в сомнениях пару раз дернулся, но передумал. Второй человек был еще больше первого, да еще и эта страшная железная палка, плюющаяся огнем, в его руках. Брюхо предательски заурчало. Волколак не ел уже почти неделю – еще пара дней, и он ослабнет настолько, что не сможет поймать даже крысу.
Зверь замер и, кажется, даже перестал дышать. Из зарослей показалась целая группа маленьких двуногих, одетых в шкуры, и запах подгнившего мяса сразу настырнее полез ему в нос. Зверь даже стал переминаться с лапы на лапу от нахлынувшего на него охотничьего возбуждения: вот он – его шанс! Эти маленькие охотники тоже были опасными соперниками, но у них нет этих страшных палок, только острые, как клыки ящеров, железки. И их немного.
Хищник пропустил основную группу, выбрав в качестве цели нападения отставшего дикаря. Когда до него оставалось метров пять, волколак выскочил из своего убежища.
Атаку волколака все откровенно прошляпили. В большей степени потому, что ожидали нападения сверху и, окопавшись, выцеливали крыши зданий. То, что последовало после того, как почетный караул с ценным подарком вышел на площадь, оказалось большим сюрпризом как для матерых сталкеров, так и для съевших не одну собаку, в прямом смысле этого слова, дикарей.
Словно серая стрела, массивное мускулистое тело вылетело, как из-под земли, и устремилось к крайнему дикарю. Невероятным чутьем, выработанным жизнью в опасных условиях, маленький воин скорее почувствовал, чем увидел или услышал приближающегося к нему хищника. Резко развернувшись, он выставил перед собой дротик с зазубренным костяным наконечником. Поздно! Наконечник лишь прочертил на лобастой голове твари кровавую борозду, а широкая грудь зверя сбила дикаря с ног, и мощные челюсти тут же сомкнулись на его шее. В тишине противно хрустнули позвонки, и волколак, припадая на заднюю лапу, помчался в сторону полумрака соседних дворов, унося добычу. Запоздалые выстрелы лишь взметнули фонтанчики пыли в том месте, где только что был хищник. И снова тишина, словно и не было рядом олицетворения смерти. Она пролетела, коснулась крылом, забрала дань и теперь можно жить дальше с ее величайшего позволения, пока не придет снова… за новым оброком.
Максимыч с Латышевым выскочили на площадь, но зверь успел скрыться, да и спасать было уже некого.
– Вот же паразит! Откуда он только вылез? Как из-под земли выскочил, – Саныч даже топнул по асфальту, пробуя его на прочность.
– Кажется, из трамвая. Вот чувствовал я, что что-то не так. – Максим посмотрел на ржавый остов трамвая, валяющегося внизу, в самом центре площади. – Я же его минут пять разглядывал, глаз не отрывал – ни одного движения шевеления. Как такой здоровый в нем спрятался – он же дырявый, даже тень от него не отбрасывается? А ты видел, что волколак на заднюю лапу припадал? Это, по-моему, тот же, что Алину сторожил в подсобке.
– Тот же. Я эту наглую морду теперь среди сотни сородичей узнаю. Ладно, что теперь… пошли домой, а то растеряем по дороге всех друзей с подарками.
Дикари отнеслись к потере товарища с философским спокойствием. Один поднял с земли его дротик, другой повесил на плечо оброненную торбу – на этом церемония прощания и закончилась.
Разношерстный отряд медленно втянулся под своды деревьев Ломоносовского парка. Без особых приключений преодолел его, пройдя мимо озера с удильщиками, и уже через час подошел к высокому частоколу Измерителя. Конвой выложил подарок на вытоптанную землю, синхронно стукнув кулаком себя по кирасам, что в их понятии, видимо, означало: «Мы с тобой одной крови» или нечто подобное, наиболее подходящее моменту, и бесшумно растворился среди густой листвы.
– Вот черти канализационные! Никогда не привыкну, как они бесшумно появляются из ничего и исчезают в никуда. – Латышев посмотрел на частокол, вышки охраны, закрытые массивные ворота, будку Родничка, из которой уже выглядывал цветок. – Хорошо дома! – Он махнул рукой караульному. – Открывай ворота. Домой хотим!
Данила наклонился и легко поднял довольно тяжелую голову дракона.
– Ой, Данила, я тебя умоляю, только за забор ее не тащи! Я этого уже не вынесу. – Саныч даже руки прижал к груди в умоляющем жесте.
– Сам-то трофей себе надыбал, а другим запрещаешь. – Не обращая внимания на Латышева, сталкер потащил голову к будке Родничка. Поднатужился, попытавшись водрузить ее на крышу, но массивный трофей вывернулся из рук и упал, воткнувшись рогами в грунт.
– Сравнил тоже, мой маленький хвостик и эту дуру, – тем не менее, Латышев пришел на помощь другу и выдернул рога из земли. После чего они вместе поставили-таки голову дракона на крышу будки.
Данила отошел на пару шагов и полюбовался на плоды своих трудов. Голова смотрелась очень величественно: оскал острых зубов и ощетинившиеся острые рога внушали уважение к хозяину будки. А сторожевой фикус выглядывал всеми тремя цветками, не понимая, что хозяева делают с его домом. Он подполз к голове и потянулся к крыше, исследуя обнову. К этому моменту к подгнивающей голове стали собираться все мухи округи, что привело Родничка в восторг. Он увлеченно щелкал лепестками, вылавливая крупных насекомых и громко хрустя жестким хитином.