Леший. Рыцарь в зеленых доспехах
Шрифт:
***
– Привет, Алексей, рад, что ты выжил, мне только доложили. Как себя чувствуешь? – первым делом поинтересовался вошедший в палату Олейников, и, не дожидаясь ответа, полковник по привычке сразу перешел к важному. – Я по делу, у нас мало времени. Груз ты доставил, но сам помнишь, в каком состоянии. Сюда скоро безопасники прибудут, хотят тебя допросить. С теми научниками, которых ты довел, я поговорил, так что говори, что ты не в курсе, что там было. Рассказывай все как есть, но про то, что знаешь о грузе – молчи. Понял?
– Петрович, – скривился Орлов, тяжело вздохнув. – Идите-ка вы все на хрен, а?
– И
– А за остальных?
– Что?
– За остальных переживаешь?
– Это ты сейчас о чем? – нахмурился полковник, набычив лоб. – Ты сейчас из меня кого делаешь?
– За Галку переживаешь? А за Хана? За молодого? За тех остальных?..
– Лё-ха! – понизил голос Олейников. – Не сейчас, твою мать! Моралист хренов! За ними хочешь? Пожалста! Но давай потом, не на моей базе и не так. Дома, там, на гражданке. В большой квартире, с бутылкой коньяка, ага? Выключай, давай эти демагогии. Мы – солдаты. Они тоже! Вы здесь не за мармеладками! Ты сюда кем работать приехал? Это война! Твоя и их работа!
– Моя работа – родину защищать! – в свою очередь набычился Леший, уже слыша, как по коридору больничного корпуса разносится топот тяжелых ботинок.
– Ле-ха! Ты слишком идейный! – устало выдохнул полковник. – Забудь! Очнись! Это уже не та армия! Это уже не те идеи! Да мать твою, это даже уже не та страна! Тут каждый сам за себя и друзей ценить надо. Я для тебя много сделал, потому что ты мой друг, так что давай, не напортачь! Молодой твой, кстати, жив.
– Как? – Орлов дернулся.
– Так! Морду посекло, шрам останется, но жив. В реанимации в этом же госпитале… Хотя бы ради него соври…
Дверь открылась, полковник, мгновенно изменившись в лице от дружелюбного товарища до строгого начальника, хмуро обернулся, кивнул вошедшим и указал подбородком на ошарашенного Алексея, который застыл в незавершенном движении. Физик жив?! Жив? Твою мать! Он жив! – ликовал Алексей глубоко у себя в голове, не выпуская наружу ни одного лишнего движения микроскопической мышцей. Молодой жив! Ну, хоть кого-то удалось вытащить… Хотя тоже бабка надвое еще сказала…
***
Проверки на госизмену, сокрытие или раскрытие секретной информации, разбазаривание казенного имущества, нарушение правил и техники безопасности, актуальность действий, правильное выполнение приказов и прочая, и прочая, затянулись надолго. Несколько дней Орлова мучили прямыми и грубыми, странными и не относящимися к службе, личными и общими вопросами различные люди. Мужчины и женщины. В форме и погонах и одетые, как только что пришедшие с пробежки. Взрослые и молодые… Все это время Алексей в минуты, когда ему не задавали вопросы, погружался в себя, задавая себе же разные вопросы, ища и не находя на них ответы.
Наконец-то, когда его вроде бы оставили в покое, Алексею разрешили из госпиталя вернуться обратно на базу, пообещав, что это еще не все и вопросов к нему у службы безопасности будет еще много.
Любимая казарма встретила бурно. Помимо Лешего в расположении жили еще десять человек. Некоторые из солдат предпочитали селиться в соседнем городке, приезжая на службу как на работу, но Орлов предпочитал жить в казарме. Не тянуло его в эти коробки с видимостью обычной жизни.
– Выписали? – выглянул на шум Олейников. – Зайди тогда ко мне.
Леший кивнул, ответил еще на одно рукопожатие и, скинув сумку с вещами, пнул ее под кровать. Поправив руку на перевязи, вздохнул, вытащил из-под нее же железный ящик от пулеметной ленты. В расположении вмиг стало тихо. Каждый уже знал о привычке соседа и давно не смеялся над ней. «Звяк» – тихо ударилась о край защелка. «Звяк» – стукнулась вторая, позволив крышке слегка приподняться, образовав щель между мирами… Между миром живых и миром мертвых. «Дзынь» – упала первая блестящая гильза к другим таким же. За первой упала вторая, третья… седьмая. Все по счету жизней, что он отобрал. Ссыпав все, Леший окинул коробку долгим взглядом. Свежие, блестящие и старые, ржавые… чистые и в крови, винтовочные и пистолетные. Много… Почти под завязку. Каждая – отобранная жизнь. Не обязательно та же самая, но каждая – это точно. Ровно. По счету. Без ошибок. Зачем – Алексей не знал. Просто так повелось с самого начала, когда он еще был молодым и амбициозным. Кто-то татуировки делал за каждого убитого, кто-то на прикладе насечки, а он вот так. Татуировки – не его. Приклад портить? Да он голову извергу такому открутить готов, кто попытается хотя бы просто поцарапать его оружие… Да и к тому же оно всегда разное. Тяжело вздохнув, он резко захлопнул крышку. Все. Это точно последние! Решено! Он устал, это больше не его дело. Судьба дала ему непрозрачный намек на то, что пора бы завязывать, и он решил его не игнорировать.
***
– Вызывали, товарищ полковник? – постучав и открыв дверь, Алексей вошел в кабинет командира базы.
– Заходи, – кинул взгляд на вошедшего Олейников. – Присаживайся. Как здоровье? Чай, кофе? Покрепче чего?
– Чай, – кивнул Леший, собираясь с мыслями. – Нормально, рука срастается понемногу.
К этому разговору он готовился долго, как и сам разговор обещал быть не коротким. Много вопросов накопилось и у Алексея, и, наверное, не меньше у Петровича к нему, и чай был отличным поводом тянуть время для размышления над ответами или вопросами.
– У парня своего был? – заливая в кружки кипяток из как специально уже вскипевшего чайника, запаривая крупнолистовой натуральный чай, поинтересовался мимоходом Олейников.
– Пока не пускают. У врачей спрашивал, сказали, что вроде стабилизировали…
– Ага, – кружка скользнула по грязной столешнице в сторону Лешего. – Сахар? Правильно, я тоже не люблю. Извращение настоящий чай молоком или сахаром портить… Я узнавал, Серега твой и вправду выкарабкался. Крепкий парень оказался. Приходил в себя ненадолго, с ним безопасники тоже говорить будут, но потом, врачи пока не рекомендуют… Я с ним поговорю тоже, обрисую ситуацию.