Леший
Шрифт:
Мы неспешно продвигались по тюремному коридору, охранники не пытались меня подгонять, во-первых, видели, что я иду из последних сил, во-вторых, им некуда было спешить, поскольку оба недавно заступили на дежурство, и до её окончания было ещё много времени. Метров за тридцать до общей камеры на мой мозг обрушился поток мыслей нескольких десятков её сидельцев. Я даже застонал от этого, но не подал вида, не остановился и продолжил медленно идти к двери камеры, возле которой стоял ухмыляющийся охранник, вооруженный автоматом. Его мысли мне тоже не понравились, поскольку я сразу понял, что этот тип находится на содержании местной братвы, как и начальник тюрьмы.
Мне уже было известно, что тюремные надзиратели, которые выполняют
Остановившись перед этим охранником, я повернулся лицом к стене и положил на неё руки. Дверь открылась, и зек Лешанов вошёл в камеру, где его поджидало почти два десятка сидельцев. Из мыслей их я уже прекрасно знал последовательность действий всех участников операции «ликвидация». Они подождут, пока я, весь такой из себя уставший и обессиленный свалюсь на свои нары, и после этого толпой навалятся на «этого здоровенного мужика», чтобы сначала накрыть его одеялами, а затем исколоть бедолагу насмерть разными заточками, спицами и прочими не очень полезными для организма колющими и режущими предметами. Я уже говорил о том, что пока медленно шёл оставшиеся три десятка метров до двери камеры, прочитал мысли всех сидящих в камере зеков и теперь прекрасно понимал, у кого из них какие функции по приведению в исполнение моего смертного приговора. И, конечно же, знал, что всем этим безобразием руководит старший по камере, а ещё у него был, если можно так сказать, заместитель. Нескольких десятков секунд, пока я с трудом продвигался эти 30 метров, мне хватило, чтобы упорядочить все чужие мысли и разложить их по полочкам, разобраться в зековской иерархии и понять, кто из моих противников, где находится, и какова последовательность их действий в предстоящем кровавом деле.
Да, забыл сказать, что ещё три десятка зеков были, как говорится, ни при делах. То есть они о чём-то догадывались и даже понимали, что, вот-вот должен произойти какой-то шухер в их общей хазе, судя по загадочным приготовлениям других сожителей этой камеры, но, конечно же, эти парни в тонкости предстоящей операции посвящены не были. А как не догадываться, если некоторых из них на время даже переселили на более «козырные» места, вот они там и сидели, как мышки, то есть вели себя тише воды и ниже травы.
Я, как ни в чём не бывало, медленно побрёл к своим нарам, демонстративно с трудом переставляя ноги и держась за вторые ярусы тюремных нар. В мыслях тех, кто должен был через несколько минут приступить к операции «ликвидация», появились радостные нотки. Ещё бы, мужик-то вон, какой здоровенный! Один раз звезданёт таким кулачищем, мало не покажется! Но, хвала богам, 10 суток в ледяном карцере, да ещё практически на пайке концлагеря сделали своё дело. Доковылял бы болезный до своей шконке, а то, того и гляди, рухнет в проходе между нарами. Впрочем, хоть так, хоть эдак, а конец у него один. Однако не рухнул. И даже неожиданно пропал из видимости нескольких десятков глаз! Вот только что он с трудом пробирался в сторону своей кроватки в самом центре тюремной камеры, а теперь его нет в том месте! Мелькнула какая-то тень, потом в углу, где были созданы относительно комфортные условия для проживания старшего камеры и его помощника, раздались хрипы, очень похожие на предсмертные.
А потом этот дьявол начал с невероятной скоростью перемещаться по камере, причём, совершал это очень рационально, как будто знал, кто из зеков должен был принять участие в его смертоубийстве, а кто к этому делу вовсе даже не был причастен. Хруст шейных позвонков, и замертво падает очередной зек со свернутой шеей, невидимый глазом, но сильнейший удар ладонью по горлу, и нарисовался ещё один покойничек. Ну да, в исправительном учреждении не принято ходить босиком, вот и этот, то ли Шварценеггер, то ли Сигал обут в тюремные ботинки. Казалось бы, ботинки и ботинки, ничего особенного. Но вот сначала один сиделец получает удар в висок ногой, обутой в такую неприхотливую обувь, и тут же замертво падает на пол, за ним отправляется в преисподнюю следующий зек от такого же смертельного удара.
В камере поднялся неимоверный шум и гам! Предсмертные хрипы тех, кому уже не повезло, вопли и крики ужаса пока ещё живых зеков, которые буквально несколько секунд назад ухмылялись в предвкушении, как они накинут пару одеял на этого борова и потом заколют, забьют его, как мамонта в ловчей яме. А тут вдруг такой облом! Само собой весь стройный план операции «ликвидация» был порушен, и теперь оставшийся в живых народ пытался найти безопасное место, дабы избежать участи быть умерщвлённым самым негуманным способом этим беспощадным медведем. Но всё бесполезно. Камера хоть и на несколько десятков человек, но оказалось, что это очень ограниченное пространство, и спрятаться от разъяренного и безумного шайтана просто негде.
Один из зеков успел подбежать к двери и начал отчаянно стучать в неё руками и ногами, крича от ужаса и прося о помощи. Но мимо него пронеслась какая-то тень, и вот уже этот проситель скользит по двери на пол, оставляя на её поверхности широкий кровавый след – это он зачем-то очень сильно ударился лицом о железную поверхность двери, при этом выбил себе все передние зубы. Но это ещё полбеды, в конце концов, можно ведь кушать и манную кашу, для этого и зубы не нужны. Так ведь нет! От мощного удара о твёрдую поверхность нос этого бедолаги вошёл в переносицу, а кости этой самой переносицы были сдвинуты ещё дальше вглубь черепа, вошли в мозг, безвозвратно повредив его во многих местах. В общем, смерть наступила практически мгновенно.
– Минус восемь! Ага, получите, твари! – мой мозг вёл бескомпромиссный отчёт, а ещё как раз к месту вспомнились слова одной из песен Высоцкого. – «Я, как раненый зверь, напоследок чудил, выбил окна и дверь, и балкон уронил».
Ну, окна и дверь я пока не выбивал, да и балкона в этой тюремной камере почему-то не было, но я уже прекрасно понимал, что теперь ситуация полностью под моим контролем. Оставшиеся в живых зеки, ещё минуту назад пребывающие в предвкушении расправы надо мной, теперь метались по камере, как трусливые зайцы, ища потаённый уголок, куда можно было бы забиться и пересидеть творящееся здесь смертоубийственное безумие. Неожиданно для себя я обратил внимание на то, что вижу всё помещение камеры на 360 градусов.
– Минус 12! – бесстрастно отсчитывает мозг, и он же рассуждает на тему кардинального изменения зрения. – Это что-то новое! Наверное, заработал тот самый «третий глаз». Прекрасно! Теперь и сзади никто ко мне не подберётся.
Впрочем, таких и не наблюдается. Прячутся за тех зеков, которые не причастны к этой заварушке, лезут под нары, но я всё вижу, а ещё мне помогают их мысли! Безошибочно отделяю зёрна от плевел. То есть, имея в виду значение этого фразеологизма, я легко отделяю хорошее от дурного, полезное от вредного. Ну, залёг он под шконкой, и что, помогло ему это? Пробегая мимо, пнул чувака ботинком в висок, он и откинулся. Нет, не ботинок, а чувак. А вот этот аж визжит, спрятавшись за спиной обычного зека, да ещё и держится за сожителя по камере. Тоже не помогло. Хватаю за шкирку и за яйца, крик от боли (ну да, видимо, всмятку), и с размаху бью верещащего головой о стену. Сами отгадайте, что оказалось крепче, бетонная стена или череп. Вот то-то! Хруст костей черепа и шейных позвонков, зато сразу перестал визжать!