Лесная дорога
Шрифт:
– Раз, два, закатай рукава, Три, четыре, двери шире, Пять, шесть, кто тут есть? Семь, восемь, в гости просим, Девять, десять, снова вместе…
Оцепенев, он стоял в коридоре и прислушивался. Беспокойные удары сердца гулко отдавались в груди. «Чуть побыстрей, а не то опоздаешь».
Казалось, детский смех заполняет коридор, доносясь из каждой комнаты. Помимо смеха слышалось еще и ритмичное шарканье, удары о пол скакалки. От стен эхом отдавались звуки шагов. Майкл переводил взгляд слева направо, в уверенности, что сейчас увидит, как в коридор, кружась на ходу, вбегает какая-нибудь девчушка.
Пение смолкло. Он пошел дальше, думая лишь о том, как поскорей уйти, добраться до ступеней парадного
Детская спальня. Выцветшая и какая-то выбеленная, она купалась в лунном свете. Абсолютно никаких признаков обитаемости. Теперь услышанный им голос казался приглушенным, отдаленным, словно исходил из стенного шкафа или из-за окна.
– …Вот моя ручка, а это мой носик…
От ужаса все его тело покрылось мурашками. Он вздрогнул, уставившись на пустую комнату. Собираясь уходить, он заметил на стене какие-то каракули. Одна стена спальни была исписана вдоль и поперек, но то не были неприличные лимерики или граффити разных группировок. Одна из надписей сообщала: «Мисс Фрил режет сыр. Здесь были Никки и Даниэлла. Рута любит Адама. Лиззи и Джейсон, НЛН».
НЛН. Майкл не видел сочетания этих букв с самой школы, но их смысл не стерся из его памяти. Настоящая Любовь Навек. Одна из идей, в которую верят дети, пока не поймут, как много препятствий стоит на пути ее осуществления. А тогда НЛН казалась такой чертовски простой. На самом деле Настоящая Любовь Навек может потребовать много усилий. Даже если человеку повезет, как ему - ведь он нашел Джиллиан. Даже и тогда нужно приложить усилия.
«Джиллиан». Он увидел мысленным взором ее лицо, усмешку, то, как ей на глаза падает прядь волос. «О Господи, милая, я всего лишь хочу выбраться отсюда».
Со стуком захлопнулась дверь. Резко повернувшись, с бьющимся сердцем, Майкл судорожно вздохнул, увидев, что дверь этой комнаты по-прежнему открыта. Шатаясь, он вышел в коридор.
Пот ручейками струился у него по затылку.
Майкл со всех ног помчался к концу коридора, к верхней площадке парадной лестницы. Выше были еще этажи, другие лестницы, ведущие выше и выше, к самому верху… к тому единственному окну в башенке, где он видел свет. Ему было наплевать на эти лестницы. Его интересовали только те, что вели вниз.
Сапоги гулко стучали по полу. Он, спотыкаясь, бежал к лестнице, наращивая темп.
Из попадавшихся на пути комнат доносились смешки, но теперь ему совсем не хотелось заглядывать внутрь. И все же не удавалось изолировать себя от картин бокового зрения.
Раскачивающиеся от невидимого ветерка качели со скрипящими цепями.
Еще надписи… в каждой комнате. Имена, выведенные и мелом, и карандашом, и фломастером, и, возможно, нанесенные с помощью других веществ, о которых ему не хотелось думать. Хизер. Сараджейн. Майкл бежал все быстрее. Коридор казался невообразимо длинным. Барби. Алиса. Руки ритмично поднимались и опускались, мелькали ноги. Наконец лестница приблизилась. Трейси. Эрика. Скутер.
Скутер.
Он попытался резко остановиться, развернувшись назад, чтобы заглянуть в комнату справа от себя - маленький кабинет с книжными полками и именами детей, намалеванными на боковой стойке письменного стола акварельными красками с помощью пальца. Но он бежал слишком быстро, запутался в собственных ногах и на мгновение повис в воздухе. Потом шмякнулся на деревянный пол и проехал
Он лежал, тяжело дыша, плотно сжав веки, моля Бога, чтобы все исчезло. Кто-то опоил его чертовым зельем, и вот теперь он носится, словно лунатик, по чужому дому. По дому Скутер.
Он открыл глаза. Его одолевало сильное искушение вернуться в тот маленький кабинет, взглянуть на ее имя, написанное краской на боку письменного стола. Но он больше не пойдет на поводу у своего любопытства. Это может подождать до утра, когда он протрезвеет. Или окончательно придет в себя.
Майкл рывком поднялся на колени и посмотрел в сторону лестничной площадки. Весь коридор был испещрен пятнами лунного света и тенями, но было там и нечто другое. То, что не назовешь ни светом, ни темнотой. Серебряная зыбь, мерцающая, как горячий воздух над раскаленной мостовой, и обретающая видимые очертания, только если наполовину прикрыть глаза.
Эти мерцающие полосы находились между Майклом и лестницей.
Они приближались, хотя не было заметно их перемещения. Словно они вспыхивали в одном месте, а потом появлялись в другом. Эти вспышки перескакивали из тени в тень, становясь видимыми не в пятнах тени или лучах лунного света, а только на границе сумерек, где встречались свет и тень.
Майкл глядел на них, не мигая. Его снова замутило, и он принялся делать глубокие вдохи. Потом, покачав головой, продолжил путь вперед вдоль коридора. Но в голове у него проносились видения серебристых вспышек, которые недавно попадались ему на кухне и в коридоре. Не было нужды поворачиваться, чтобы увидеть, что они и сейчас следуют за ним.
Уголком глаза он видел открытую дверь того маленького кабинета, где на письменном столе было намалевано зеленой краской слово «Скутер». Эрика писала желтой, а Трейси - металлической золотой краской. В сознании Майкла промелькнула другая картина… как он окунает палец в ярко-синюю краску и выводит на деревяшке большую букву «М». Каждая жилка в нем боролась с искушением войти в эту комнату.
Но серебряная зыбь мерцала совсем близко от него.
Еще недавно в доме стихли все звуки, но вот теперь они возвращались. Смех перерос в какую-то безумную какофонию, все это напоминало школьный двор с его песнями, смехом, криками. И запахи, это буйство запахов… попкорн и корица, свежеиспеченный пирог, розмарин и зажаренная индейка, весенний дождь и цветы, дымок от горящих в печке дров. Откуда-то в доме послышались скрежещущие звуки каллиопы [1]. Может, они шли от каруселей: ему показалось, он узнал этот резкий металлический звук. Это ведь мороженщик. Тот, с его улицы. Фургон принадлежал учителю из их школы, мистеру Мэрфи, который разъезжал на нем по городку все лето. На борту фургона было намалевано карикатурное изображение клоуна с волосами тех же ярких оттенков радуги, что и любимое мороженое Майкла. Он тогда боялся клоуна, несмотря на то, что краска потускнела и облупилась, словно время поработало над этим рисунком стальной мочалкой.
Вот оно что. Скрипучая мелодия фургона мороженщика, мистера Мэрфи. Он почти ощутил вкус того вафельного рожка, почти увидел того клоуна с его приземистой безобразной фигурой, носом картошкой, сияющей ухмылкой, словно говорившей: «Не проходите мимо, детишки! Я ваш друг. Только поберегите зубки, и все будет в порядке…»
Он выпрямился, оторвавшись наконец от пола. Не чуя под собой ног и спотыкаясь, вошел в дверь, сильно ударившись о косяк плечом, отчего его пронизала ощутимая боль. Комната была пуста. По крайней мере, какое-то мгновение. Потом опять он заметил боковым зрением какие-то движущиеся фигуры. Но не серебристые полосы… То были призраки детей.