Лесная дорога
Шрифт:
Майкл поднял палец, прося Тедди подождать еще несколько секунд. Он был все такой же бледный, под глазами - темные круги, которых Тедди раньше не замечал. Майкл озирался по сторонам, словно высматривая в углах комнаты что-то им потерянное. Со стороны он выглядел каким-то нервным, и не покажись эта мысль ему нелепой, Тедди подумал бы, что его приятель чем-то напуган.
– Спасибо. Да, я приду, - сказал Майкл. Нажав большим пальцем крошечную кнопку на наушниках для отключения телефона, он сдернул их с головы и бросил на стол. Положив на стол карандаш, он выжидающе поднял взгляд на Тедди.
– Привет.
На какое-то мгновение Полито замешкался с ответом. До чего дурацкий вопрос! Неужели Дански не понимает? Разве у Тедди на лице не написана тревога за друга?
– Послушай, Майкл, - начал он, закрывая за собой дверь.
– Я не хочу вмешиваться в твои дела, но мы ведь друзья, верно? Помимо работы?
Майкл нахмурился, но даже и теперь казался рассеянным. Издерганным.
– Угу. Конечно. Тедди шумно выдохнул.
– Приятель, не заставляй меня волноваться. Ты дерьмово выглядишь. Приходишь на работу поздно. Уже прошло несколько дней, а у меня нет от тебя даже пробных набросков для кампании с мороженым. Меня уже Гэри с этим достает. Время идет, и я начинаю нервничать.
Он заморгал, сообразив, как все это звучит.
– Дело ведь не только в работе. Я беспокоюсь за тебя. Ума не приложу, что с тобой происходит, но как бы то ни было…
– Хорошо.
Майкл поднял руку, чтобы остановить его. Нахмурив брови, Тедди молча смотрел на друга.
– Я… Я звонил своему врачу.
Эти слова надолго повисли в воздухе. Майкл произнес их с такой значительностью, что Тедди начал спрашивать себя, испытывая тревогу, насколько серьезно происходящее с Майклом.
– Я дерьмово выгляжу, потому что чувствую себя дерьмово.
Он на мгновение замялся, словно собираясь продолжить, рассказать Тедди что-то еще… возможно, что-то похуже. Но потом откинулся в кресле и дернул плечами.
– Ну что я могу сказать? Прости, друг. Жаль, у меня сейчас мозги набекрень. Сегодня ухожу рано. Записался на прием к врачу. А завтра остаюсь дома, буду работать там. Клянусь тебе, дай мне выходные, и я закончу не только эскизы, но целиком дизайн по идеям, которые мы с тобой обговаривали. Правда, Тедди.
Майкл поднялся и начал собирать свои вещи. Руки его тряслись.
– Но сейчас… прямо сейчас я должен отсюда выбраться. Должен пойти к врачу.
Тедди кивнул. Он не сомневался, что сказал другу нужные слова утешения и поддержки. Правда, Тедди в основном старался не мешать Майклу, когда тот собирал вещи, необходимые для работы дома. Что бы ни происходило с Майклом Дански, Тедди не хотел лишних неприятностей.
Только бы им не навредила Хизер Вострофф.
Арт-директор вполне мог работать дома, а потом появиться на службе с чем-то гениальным, и никто не стал бы спрашивать, сколько у него ушло на это времени. Считалось само собой разумеющимся, что творчество требует времени. Но Тедди как автор никогда не работал дома, несмотря на то, что начальство наверняка разрешило бы ему это. Все зависит от вашего отношения к делу.
Стоя в кабинете Майкла, он смотрел, как его друг идет по лабиринту отгороженных закутков с портфелем в одной руке и пиджаком в другой. Только после ухода Майкла он бросил взгляд на чертежный стол друга и заметил набросок углем, который тот машинально сделал во время телефонного разговора. Из оттенков серого вырисовывалось лицо маленькой девочки, той самой, что появилась в набросках Майкла в понедельник.
«Какого дьявола творится с этим Дански?» - вопрошал себя Тедди, не уверенный в точности, хочет ли знать ответ.
Той ночью Майкл не мог уснуть. Далеко за полночь лежал он в кровати, уставившись в потолок и сложив руки на груди, как покойник, выставленный на всеобщее обозрение. Комната была темной, если не считать тусклого, рассеянного света от фонаря, стоящего на той стороне улицы. Грудь его поднималась и опускалась, дыхание было ровным, но сознание не желало отключаться.
В голове эхом раздавались слова, произнесенные доктором Уфландом на приеме. Майкл вернулся домой от врача еще до трех часов, а слова эти все продолжали звучать в его мозгу, и перед глазами стояло лицо доктора.
«Раньше с вами бывало нечто подобное, Майкл? А эти случаи обостренного обоняния, эти резкие запахи, о которых вы говорили… другие ваши органы чувств так же себя вели? Вы не замечали увеличения интенсивности других раздражителей? Звуки громче? Цвета ярче? Аромат от цветов сильнее?»
Нет. Нет, и нет. Ничего подобного.
«Определенно похоже на то, что вас чем-то опоили, и это вызвало провалы в памяти и изменение восприятия. В наше время подростки готовят всякие новые наркотические смеси. Я проведу кое-какие исследования, но должен признаться, их изобретательность заводит нас в тупик. Я могу ничего не найти, даже если оно там есть. И это произошло в субботу ночью. Маловероятно, чтобы действие еще продолжалось.
Пока вы видите эту девочку… в отсутствие других симптомов, о которых шла речь, я сильно сомневаюсь, что этому есть медицинское объяснение. Мы сделаем резонансное сканирование, чтобы исключить опухоль, но все это настолько специфично и индивидуально, что невозможно себе представить подобные проявления слабоумия. Мы сделаем все, что в наших силах, но вам следует знать, Майкл, что, как я думаю, мы столкнулись скорее с психологической, чем с физиологической проблемой. Вас, вероятно, взволновал тот случай, происшедший на выходных, и не отпускает чувство вины по отношению к той девочке. Вас беспокоит то, что с ней может произойти. Вот от чего все это происходит. Хочу направить вас к Хелен Ли. Она моя давнишняя приятельница и чертовски хороший врач».
Врач Хелен была не просто врачом. Она была психиатром. По правде говоря, ничто из сказанного доктором Уфландом Майкла не удивило. Интуитивно он понимал, что происходящее с ним чересчур специфично, чтобы быть следствием болезни. Странно, но он должен был бы испытать большее облегчение при мысли о том, что у него, скорее всего, нет опухоли мозга.
Но есть вещи пострашней опухоли мозга Майкл лежал в постели подле единственной женщины, которую когда-либо любил. Глаза жгло от утомления и непролитых слез. Он покусывал нижнюю губу. Джиллиан глубоко дышала во сне. Ему хотелось смотреть на жену, охранять ее сон. Его это успокаивало в те ночи, когда было не уснуть. Не то чтобы это случалось часто. Это она, а не он, страдала от бессонницы. Теперь он начал понимать, через что она прошла.