Лесная легенда
Шрифт:
– Ну, Гриня, ты в своём репертуаре! Где такую царевну поймал? Везёт же тебе, уроду!
Этот сволочь тебя не обидел, случаем?
– глянув на заплаканное лицо девушки, спросил Леха.
– Нет, это я его ударила нечаянно, - поспешила заверить незнакомка.
– Это когда?
– После того, как он прокукарекал и песню запел...
– И здорово ты его?..
– заинтересованно допрашивал Лешка.
– Да. Сильно.
– Ну, ты молодец! Завидую!
– восхитился тот, - я сам мечтал ему покрепче врезать, когда он такую благодать испохабил, паскуда!
– Это я не сумел восторга сдержать!
– виновато хмыкнул Гришка.
Утренний туман пробирал холодом, трезвил до звона мозги. Глянув на девушку, в чересчур легком платье, с босыми ногами, поёжился. По-хозяйски кинул на плечи девушки свою ветровку, покосился на ребят, пусть видят - он с нею первый пришёл. Снял и велел ей надеть на себя его кеды, согреть ноги.
Она послушалась, но, почему-то сначала обнюхала куртку, потом кроссовки. «Чем они могут пахнуть, кроме пота и табака?» - недоумевал он. Обмахнула, запачканные влажным песком ступни, вставила в чересчур просторную обувь, разглядывая шнуровку на кедах, затянула.
Гриня, красуясь, разделся до плавок, поводя тощими лопатками, развёл руки в стороны, как коряга обрубки корней, и с плеском нырнул в озеро. Вода была необычайно прозрачной, он был виден в ней весь, как в зеркале, бултыхающий ногами, раскоряченный, как лягушонок. Не понимая, насколько он смешон и жалок, красовался перед девушкой: то сделает несколько гребков сажёнками, то нырнёт в воду.
А она и не смотрела в его сторону. Смущённо отвела взгляд, когда он еще начал раздеваться, потом старательно глядела в огонь костра на берегу. Иногда взгляд её поднимался к вершинам деревьев, к разгоравшемуся рассвету. И глаза её были как смешанный крик восторга и тоски.
К костру подошёл Валера с топориком и бросил охапку поленьев из сухостоя. Ребята собрались у костра и, искоса поглядывая на странную девушку, заварили чай с листьями смородины. Подали ей кружку со сладким чаем, пододвинули бутерброды.
Девушка обнюхивала пищу и пробовала обычные бутерброды с колбасой, как заграничный деликатес.
– Ты брянская?
– спросил Валера.
– Нет...
– девушка замешкалась, - ...когда-то давно я жила на Москве.
– А сейчас, где живёшь?
– ...Не знаю.
– Это как - не знаешь?
– Я была околдована и много, очень много лет жила здесь, в лесу, на деревьях.
Парни сначала рассмеялись, но потом, увидев её серьёзное лицо и горький взгляд, осеклись.
«Больная»,- решили они. Как она здесь оказалась, с кем приехала...
Надо поспрашивать у костров.
* * *
Я сидела у наполовину потухшего костра и подбрасывала, оставшиеся после ночных бдений обломки веток.
Ребёнок крепко спал в палатке. Я же, поспав на земле, буквально заболеваю, как будто лесная земля отнимает у меня силы. Но укачивало, как качели, блаженное состояние от лесного воздуха, от дыма, которым, были пропитаны все поры моего тела. Казалось, само мое дыхание, источало горьковатый привкус лесного костра.
В голове вертелись строки новой песенки, назойливо просились на язык. Я достала из рюкзака блокнот, и, прислонившись к стволу сосны, стала торопливо записывать строчки, пока не забылись, не улетучились из памяти, вытесненные дневной суетой.
Люди постепенно просыпались, вылезали из палаток. Кто-то вновь рубил дрова для костра - слышался неровный, неловкий стук топора. Девушки принесли хвороста, ломали с треском ветки. Я присоединилась к ним, немного позируя: вот какая я ловкая, крепкая и деревенская. Сама над собой усмехнулась: деревенская! Сколько той деревни во мне осталось?
Поставили рогатки с перекладиной, повесили котелок и стали ждать, когда закипит вода. Сухие ветки радостно охватились пламенем, кипяток забурлил. Кто-то принёс пучок свежих смородиновых листьев и бросил в котелок. Поплыл желанный аромат смородинового чая.
Вернулись ребята со Святого озера, бодрые и энергичные. Валера затеял кашу из тех круп, что остались. Вскрыл банку тушенки и примостил у рогатины.
Гришка обхаживал очередную жертву: пел песню и через костёр перебрасывал в её сторону взгляды.
Я покосилась на девушку - бедный ребёнок! Наивное, чистое и какое-то полу прозрачное лицо, глаза, как у иконы и посиневшие кисти худеньких рук... Даже я, впервые попав на слет КСП, не додумалась бы одеть просторное, как ночнушка, льняное платье на поездку в лес.
Вздохнув, поднялась от костра, поспрашивала у девчонок - нет ли лишней теплой одежды для этой дурочки. Солнышко поднимется - вернёт.
Девчонки ворчали: «А сама она, чем думала?» Но Ирина дала вязаную кофту, Ленка теплые носки. Засуетились - девчатам только дай повод о ком-то позаботиться в поездке, замучают вниманием. Принесли ей пластмассовую миску с кашей, сунули в руки кружку с чаем.Девушка пыталась отнекиваться, говорила, что её уже угостили. Те отмахнулись - ешь еще, тебе не грозит талию потерять!
Выяснилось, что она где-то посеяла обувь. Поспрашивали и нашли старые тапочки - кто-то взял с собой, чтобы ночью сменить на них кеды.
Мимо проходили к электричке женщины и мужчины с рюкзаками, больше собственного размера. Женщина с ручной тележкой. Красивый пожилой еврей с красивой породистой собакой...
Я подкатилась к Володе: «Подбери мелодию к песенке, а? Совсем простенькую...» Показала текст. Он посмотрел, помял в руках бумажку и отказался. Подходила к Лёшке, к другим ребятам. Олег сказал, что пишет песни только на собственные стихи.
Согласилась попробовать только Светлана. Присела в сторонке от костра и, спотыкаясь, писклявым голосом напевала:
«Поразительно щедрый Бог
Одиночества дал не в меру.
Я молю средь пустых дорог,
Чтоб оставил хотя бы веру!
Ты не бойся, меня поцелуй!
Я из Брянского вышла леса.
Поцелуем меня расколдуй,
Я - заколдованная принцесса...
Как родного тебя позвать
Издалёка, прости, не знаю!
Остаётся душой страдать
Лишь любовью к лесному краю...»