Лесная нимфа
Шрифт:
По идее, ночной клуб должен иметь довольно вызывающую вывеску. Она попыталась разглядеть сквозь замороженные окна хоть что-то вызывающее, однако видно не было вообще ничего. Хотела спросить у кондукторши, не знает ли она, где находится ночной клуб, но просто побоялась. Кондукторша была заморенной, очень плохо одетой, с громадными мешками под глазами теткой, с такой откровенной неприязнью оглядевшей Алену в ее смешной пушистой шубке и джинсах, заправленных в высокие сапоги, что нашей писательнице стало не по себе. Если кондукторшу спросить про ночной клуб, это может вызвать взрыв классового протеста, который бог знает в каких инвективных и неформальных выражениях выразится… Лучше не рисковать.
Алена сошла на первой же остановке и отважилась поискать дом номер 15, так сказать, вручную. В смысле, самостоятельно. Однако ни на одном-разъедином доме номеров не обнаружилось. То ли они были истреблены сознательно, то ли их просто забыли приколотить, вернее, привинтить.
Алена беспомощно огляделась и решилась спросить дорогу у прохожих. И бывает же такая напасть – ну никого поблизости. К группе бессвязно орущих подростков она не отважилась подойти. Береженого бог… и так далее. Жизнь такая, что поневоле боязно лишний раз провоцировать ее на внештатные ситуации!
Невдалеке маялся, переминаясь с ноги на ногу, невысокий мужик в жалконькой курточке и слишком большой для него шапке, носившей, сколь Алена знала, унизительное название «имитация». Вид у мужика был унылый, но особо выбирать не приходилось. Алена ринулась к нему:
– Скажите, пожалуйста, где тут дом номер 15?
Мужик задумчиво помолчал, разглядывая ее. Потом спросил:
– А там чего?
– Там… – Алена поперхнулась, обнаружив, что название клуба, в котором собирается НиНоЛито, вылетело из головы. Такое с ней постоянно случалось. – Там какой-то ночной клуб.
– Какой?
– Да забыла название, – усмехнулась она, чувствуя себя страшно глупо. С другой стороны, ну не пятнадцать же клубов окажется на этой совсем даже не длинной улице! Даже два – и то много. Так что вообще-то без разницы, как он называется.
Она попыталась донести эту мысль до мужика, и тот кивнул:
– Ага, ага… а тебе туда чего? На работу наниматься, что ли?
– О господи, – устало вздохнула Алена, которой иногда чувство юмора все же изменяло, вот так вот брало и изменяло! – Ну ваша-то, извините, какая печаль? Не помните, где клуб, так и скажите. Спасибо, извините!
– Да нет, – протянул мужик. – Я помню. Вон туда тебе, – он махнул за угол. – Второй дом.
Алена недоверчиво посмотрела в темный проулок. Но это уже не улица Маршала. С другой стороны, возможно, дом носит номер не 15, а 15а или б. Габсбург просто забыла написать эту буковку, когда сообщала адрес. Запросто!
1985 год
Наверное, это была ошибка: идти не домой к Анненским, а на работу к Диминой матери. Сначала пришлось долго ждать ее в приемном покое, потому что Наталья никому в больнице не сказала, с каким делом пришла к Анненской: зачем зря будоражить общественное мнение? Но ожидание затянулось, и Наталья, которая на послеобеденное время вызвала для допроса и очной ставки Косихина и Шибейко, начала нервничать и уже решила было раскрыть свое инкогнито, когда тоненький голос спросил:
– И кто меня ждет?
Наталья обернулась, почему-то ожидая увидеть женщину такую же худенькую, как Дима, больше похожую на усталую девочку, ну, с таким голоском-то, но Тамара Владимировна Анненская оказалась хоть и небольшого роста, однако очень полной, как говорится, поперек себя шире, рыхлой, бледной, с маленькими, в противоположность сыновним, прозрачными глазами.
– Отойдемте в сторонку, – предложила Наталья, уловив любопытные взгляды дежурных по приемному покою.
– А чего мне ходить? За день так нахожусь… – махнула рукой Анненская. – Ты на аборт? От Верки? Принесла?
Наталья запнулась.
– Давай быстро. На сегодня уже поздно, не попадешь, а на завтра я уж подлижусь к дежурной, только меньше десятки ей давать нельзя, поняла?
Мелькнувшая мысль, что она, кажется, невольно наткнулась на криминал, вернула Наталье чувство юмора и уверенность в себе.
– Я из милиции, – сказала она и тут же, повинуясь неизъяснимой жалости, которая иногда охватывала ее по отношению к матерям преступников, желая предупредить момент, когда женщина испугается своих опрометчивых слов, уточнила: – По поводу вашего сына.
Однако ни тревоги, ни смущения в белесых глазах женщины и не бывало:
– Насчет Димки? Димка мне говорил, что вы ему дело пришить хотите. Масляков, наверное, на лапу дал хорошо? Парень сидел, так кого же еще мордовать? А? Его! Мать у него одна, денег у нее все равно нет, сына ей не откупить, так вали все в одну телегу!
Ее голос окреп и уже очень мало напоминал голос худенькой девочки. Одна из медсестер приподнялась за барьером и заинтересованно слушала.
– Вы думаете, что говорите? – тихо спросила Наталья. – Я из милиции, веду дело вашего сына…
– Не пугай, не пугай! Милиция! Что, сама милиция тебе с ногами, руками да головой? Тоже из человечков состоит. Это вместе вы все – милиция, а каждый в отдельности – вроде моего бывшего мужика. Вот она какая, ваша милиция! Сына родного посадить готов, лишь бы алиментов не платить!
Наталья попыталась взять себя в руки:
– Но ведь именно милиция и наказала вашего бывшего мужа.
Анненская так и ринулась на нее.
– Да на что мне ваше наказание?! Мужик хорошие алименты приносил, а сейчас что? Фитюлька! На четырех работах концы с концами сводит, как тут уследишь? Наказали меня, а не его, сукина сына!
– Успокойтесь, – сказала Наталья, поеживаясь от любопытных взглядов. – Хорошо, мы потом поговорим.
– Да уж поговорим! Со мной лучше знакомство водить, чем в ссоре жить.
Она резко повернулась, на прощанье неприятно ухмыльнувшись, и ушла. Девушки за барьером уткнулись в свои бумаги.
Наталья подумала: «Да они же боятся Анненскую!» По всему было видно, что девушкам неуютно: а вдруг Наталья заговорит с ними? Но тут к застекленному подъезду подкатила «Скорая». Девушки засуетились. Откуда-то выскочила пожилая санитарка. Под мраморными сводами просторного приемного покоя стало тесно. И Наталья ушла. Из разговора – если это можно назвать разговором – ей кое-что все-таки стало ясно. Мать привычно берет горлом. Если она и сына приучила к таким методам «борьбы за существование», то противоречия, которые Наталья находила в показаниях Димы Анненского, вполне объяснимы.