Лесной бродяга (Обитатель лесов)
Шрифт:
— Наконец-то! — воскликнул канадец. — Вот первая радость, которую я испытываю со вчерашнего дня!
— В чем дело? — спросил Хосе, подходя.
— Взгляни сам!
Канадец указал на лоскут от куртки Фабиана, занесенный, вероятно, ветром в кусты.
— Он проходил здесь, — продолжал старик печальным тоном, — и, вероятно, во время рукопашной у него был вырван этот лоскут.
— Да, бедный мальчик порядочно-таки обтрепался, хотя и мог бы жить в богатстве! — заметил, смеясь Хосе. — Но это доказывает также, что я не ошибся, утверждая, что он жив. Ну а теперь взгляни-ка
— Правда твоя! Мне и в голову не приходило искать здесь подтверждений этого!
Печальное зрелище красноречиво указывало на верность предположений испанца. Это был труп Барахи, распростертый под тем самым местом, где его свалила пуля канадца. Несчастный, казалось, еще держал в своих объятиях золото, лежавшее под его телом.
— Если бы эта собака, метис, заботился о мертвых, как ты думал, — промолвил Хосе, — то это золото вознаградило бы с лихвой все его труды. Как подумаешь: Фабиан обязан своей жизнью счастливой мысли, внушенной мне самим Богом, — прикрыть россыпь.
В самом деле, как часто играют в жизни роль так называемые внезапные наития, одно из которых испытал испанский охотник!
— Не взять ли нам золота, Розбуа, за неимением другого оружия?
— К чему золото в пустыне? — возразил канадец. — Разве оно прогонит диких зверей? Разве можно на него обменять бизонов и козуль, пасущихся в прерии? Нет, оставим это место таким, как оно есть. Для меня этот лоскут бесконечно дороже, чем все эти бесполезные богатства!
Не найдя больше ничего интересного, охотники направились к Туманным горам: туман, покрывший их, быть может, скрывал в своих складках объяснение многих других тайн, которые им важно было знать.
— Остановимся здесь на минутку, — молвил Хосе, когда оба они не без труда поднялись по крутой тропинке; голод уже давно давал себя чувствовать. — Быть может, пираты проходили здесь!
Охотники закусили остатками еще бывшей у них провизии. Это был первый завтрак после того, который они вкушали накануне в сообществе Фабиана.
Сколь бы сильное горе не постигло человека, Бог не позволяет ему преступать права природы далее известного предела, так как и вся-то жизнь человеческая есть не что иное, как непрерывные чередования горя и радости, которых никто не может избежать. Вот почему человек, хоть и негодует на свою слабость, но в конце концов принужден бывает принимать пищу.
Окончив свою скудную трапезу и не ведая, каким образом они добудут себе пропитание без ружей, друзья терпеливо возобновили исследования почвы. Здесь было еще труднее найти какие-либо следы на размытой дождем земле. Кроме густого тумана, вечно висевшего над вершинами Туманных гор, из недр промокшей почвы беспрерывно выходили новые испарения, а из глубоких ущелий пары поднимались высокими спиралями.
Подробный осмотр окружающей местности не дал охотникам никаких руководящих признаков. Закутанные в густой туман, друзья даже потеряли друг друга из виду, а когда Хосе, желая переговорить с канадцем, окликнул его, то не получил ответа. На вторичный оклик ему отвечал чей-то голос, но это не был голос канадца. Изумленный испанец вскричал тоном, который он принимал обыкновенно, берясь за карабин:
— Кто там, чтоб вас всех черти взяли?!
— На кого это ты сердишься? — произнес из тумана голос канадца.
— Сеньор Красный Карабин, сеньор Хосе, где вы?
— Здесь! — отвечал Хосе, узнавая голос Гайфероса.
— Слава Богу, я нашел вас и теперь не умру с голоду среди этих проклятых гор! — говорил гамбузино, выходя из полосы тумана.
«Вот еще один кандидат на питание кореньями», — подумал он и продолжил уже вслух:
— Ты в плохую минуту попал к нам. Охотники без ружей — плохие помощники!
— А дон Фабиан? — поспешно спросил Гайферос, не забывший, что вмешательству молодого человека он был обязан своей жизнью. — Неужели случилось несчастье, которое я предчувствовал?
— Он в плену у индейцев, а мы, как видишь, без оружия и припасов, брошенные, словно дети, в жертву диких зверей, индейцев, и, что всего хуже, голода. Впрочем, прежде чем поведать тебе о наших злоключениях, дай мне сказать пару слов Розбуа.
Испанец обратил внимание канадца на следы человеческих ног у подножия куста полыни, сохранившиеся, несмотря на дождь.
— Вот след индейского мокасина, а здесь отпечаток подошвы сапог белого! — заметил он.
Канадец не долго разглядывал следы, на которые указал ему испанец.
— Это следы не Фабиана, — ответил он. — Помнишь, как всего несколько дней назад мы встретили подобные же следы, когда гнались за убитой нами козулей? Надеюсь на Бога, но ничто не указывает, что Фабиан еще жив!
— Разве вы еще сомневаетесь в этом? — спросил с участием Гайферос.
Здесь, в первый раз со времени присоединения к ним гамбузино, канадец бросил на него признательный взор. Он был поражен переменой, произведенной в этом человеке сорока часами голода и страданий.
— Сомневаемся ли мы, что Фабиан жив? — спросил испанец. — Еще бы! Мы покинули его буквально на полчаса и больше уже не видали. Но что вы говорили сейчас о несчастии, которого вы опасались?
— Вчера вечером, — начал Гайферос, — видя, что вы не возвращаетесь, несмотря на данное мне обещание, и опасаясь погибнуть от голода, поскольку оставленный мне вами запас провизии истощился, я решился сам помочь себе. Сначала я пошел было по вашим следам, но потерял их близ этих гор и продолжал идти дальше наугад. Уже в сумерках я прибыл в одно место, у подножия которого текла река. Бросив туда взгляд, я заметил на поверхности воды соломенную шляпу Фабиана.
— Где же это? — вскричал радостно канадец. — Хосе, дружище, мы напали на след похитителей. Лодка, которую я видел, несомненно, этих людей. Ведите нас в то место!
Замечательно, что теперь, когда он испытал тяжкий удар судьбы, канадец уже не честил пиратов и их союзников прозвищами негодяев и демонов, что бывало прежде. Несчастье, подобно очищающему действию огня, по-видимому, облагораживает тех людей, которых оно постигает.
Радостью было проникнуто все существо старого охотника, и пока они оба шли вслед за Гайферосом, он заботливо расспрашивал последнего о перенесенных невзгодах.