Лесной бродяга (Обитатель лесов)

Ферри Габриэль

Убаюкивая себя подобными мыслями, девушка и не подозревала, что Фабиан лежал недалеко от нее, обреченный на скорую смерть. Мало того, ей самой угрожала опасность, но, не ведая об этом, Розарита продолжала спокойно ехать вперед, улыбаясь своим грезам.

Наконец, всадники съехали с тропинки и увидели перед собой реку. Широкие и глубокие воды ее вызывали у них опасение, что Энсинас ошибся, сообщая им, что в этом месте имеется брод, а потому они и остановились, чтоб посоветоваться, как быть дальше.

— Да эти берега вовсе не так безлюдны, как я думал! — вскричал дон Августин. — Я вижу там человека.

— Белого, как и мы? — спросила Розарита, которую голос отца заставил вздрогнуть и очнуться от своих грез. — Слава Богу!

— Судя по костюму, это — белый! — заметил сенатор.

Далекий от всякого подозрения, гасиендеро приказал Франциско расспросить незнакомца насчет брода. Да и как он мог подозревать человека, который, стоя на пустынном берегу реки, предавался невинному развлечению, бросая в воду камешки?

Слуга подъехал к незнакомцу, у которого голова была повязана клетчатым платком, и, видя, что тот продолжает свое занятие, не замечая, по-видимому, его присутствия, обратился к нему. Что отвечал незнакомец — всадники не могли расслышать, несмотря на все старания. Они увидели только, что тот неуклюжей походкой и размахивая руками тронулся по направлению к ним.

— Прошу меня извинить, сеньор, — сказал он, подойдя к путешественникам и обращаясь к дону Августину, — одинокий траппер должен знать, с кем он говорит. Так вы спрашиваете, где находится брод через Красную реку?

— Да, мой друг! — отвечал гасиендеро, пытливо оглядывая подозрительную фигуру незнакомца.

Несмотря на испытующий взгляд дона Августина, траппер продолжал сохранять добродушный вид.

— Вы, стало быть, хотите ехать к Бобровому пруду?

— Именно туда, — отвечал сенатор. — Этой даме хочется посмотреть постройки бобров.

— Гм, — пробормотал незнакомец, — а я там расставил было западни; они для бедного охотника — его жизнь и все его богатство. Впрочем, так и быть: я сведу вас туда, но с одним условием.

Гасиендеро продолжал пристально вглядываться в американского траппера, лицо которого казалось ему не совсем незнакомым.

— Вы, верно, не видали трапперов, — сказал с грубоватым смехом незнакомец, не теряя, однако, своего вида добродушного увальня, — оттого так внимательно и смотрите на меня. Что касается Бобрового пруда, то, если вы обещаете мне только смотреть и ни под каким видом не стрелять, я проведу вас туда. Брод с этой стороны, налево!

— Как налево? — перебил его дон Августин. — А нам указали как раз на противоположную сторону.

— Это, верно, вам сказал какой-нибудь болтун, который этих мест и не видал, между тем как я достаточно походил здесь. Впрочем, если ваша милость хочет попытаться отыскать другой брод, хотя другого и не существует, то ваша воля. Счастливо оставаться!

С этими словами траппер с самым беззаботным видом принялся за прежнее занятие, не обращая на всадников уже никакого внимания.

— Энсинас, вероятно, ошибся, — заметил сенатор гасиендеро. — Эй, приятель! — закричал он, по знаку гасиендеро. — Мы согласны. Ведите нас!

— Вы отлично делаете, — воскликнул незнакомец, внимательно наблюдая за четвертым камнем, только что брошенным в воду. — Я к вашим услугам. Сюда пожалуйте! — продолжал он, когда камень, брошенный его сильной рукою, со свистом погрузился в реку.

Путешественники последовали за проводником, который своим валким, но быстрым шагом направился вверх по реке, вместо того чтобы спуститься вниз, как советовал им сделать Энсинас.

— Не встречали ли мы раньше этого человека? — тихо спросил гасиендеро сенатора. — Мне кажется, что я видел его, только не могу припомнить, где именно.

— Где же вы могли видеть такого увальня? — также тихо отвечал Трогадурос. — Это, скорее всего, один из тех полудиких охотников, которых нам довелось видеть у Позо.

— Не знаю, но держу пари, что лицо этого человека маска, скрывающая его истинную сущность.

Всадники продолжали путь, невольно удивляясь тому, что брод отстоит так далеко от тропинки, которую они недавно покинули.

Розарита была молчалива. Она опять погрузилась мыслями в грезы, которым нежно вторили шепот берегового камыша, крики караваек, летавших над озером, и все те звуки, которыми оглашаются по утрам берега больших рек.

Наконец, траппер прервал молчание, желая занять чем-нибудь путешественников, уже терявших терпение от продолжительности дороги.

— Какое смышленое животное бобр! — произнес он. — В своей одинокой и полной опасности жизни, которую ведет бедный траппер, я часто по целым часам любовался их работой. Не раз шум их хвостов, которыми они сбивают из бревен и глины свои постройки, напоминал мне удары вальков прачек на берегах Иллинойса и заставлял меня тяжко вздыхать по далекой родине.

— Ваша родина так далеко? — с участием спросила Розарита, сердце которой в эту минуту было особенно открыто для сострадания.

— Я из Иллинойса, сударыня! — печально ответил траппер, продолжая идти вперед. — Слышите? — продолжал он после некоторого молчания. — Слышите шум, о котором я вам говорил?

В самом деле, вдали раздавались звуки, похожие на удары вальков по мокрому белью.

— Но, — прибавил траппер, внимательно прислушавшись к звукам, — когда бобры заняты подобной работой, они уже и не думают трогать мои западни. Я сейчас вспугну их.

Сказав это, траппер три раза издал такие громовые крики, что путешественники невольно вздрогнули: точно могучий рев ягуара потряс окрестности. При этих звуках стих прежний шум и даже водяные птицы смолкли. Заметив удивление путешественников, траппер улыбнулся и потом остановился.