Лесной бродяга (Обитатель лесов)
Шрифт:
В ту минуту, как последний остался один, канадец, возвратившись с вылазки, вдруг появился на платформе пирамиды на виду у пирата. Глубокая скорбь, написанная на его лице, показывала, как тяжко поразило его исчезновение Фабиана.
Не довольствуясь этим, Эль-Метисо пытался было пустить в него пулю, чтобы утолить жажду крови, которая пожирала его. Убедившись, однако, в полном бездействии своего карабина, пират бросился вдогонку за сообщниками.
— За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь! — произнес ироническим тоном старый пират, берясь за весла. — У тебя всегда двадцать планов в голове, из которых ты, однако, еще ни одного не привел в исполнение!
Как бы протестуя против обвинения отца, метис молча кивнул на Фабиана, лежавшего на дне лодки и связанного по рукам и ногам.
Кровавая Рука продолжал:
— А два других, которых ты принужден был покинуть? А оставленное нами золото? Где оно? Между тем, благодаря темноте и оружию, нам представлялась возможность овладеть разом и тем и другим!
— Выслушай меня, отец! Если я сейчас намерен оправдать свое поведение, то для того, чтобы ты перестал наконец утомлять мои уши своими упреками. В такую погоду, как эта, карабин стоит не больше ножа. Ждать конца бури — значит, ждать следующего дня, а я не имею для того времени. Что касается тех людей, то одного из них, вот этого, я сдам через три дня Черной Птице, а остальных двух не стоит и считать: в прерии безоружный охотник — человек погибший; голод и медведи освободят нас от них раньше, чем мы приедем к Красным Вилам. Насчет золота не беспокойся, нет ни малейшей опасности, чтобы оно улетело, и мы вернемся к нему еще до окончания луны. Между тем одного дня достаточно, чтобы лишить меня случая схватить Белую Голубку Бизоньего озера, которая ведь имеет крылья, чтобы улететь. Что ты на это скажешь? Отвечай скорее, и потом этот вопрос будет считаться исчерпанным!
— Что мне все голубки в мире, белые и красные! Я знаю только, что эти два охотника похитят золото, а мы, по возвращении, найдем лишь пустую яму!
Метис презрительно пожал плечами.
— Разве на золото можно выменять в пустыне пищу? — произнес он. — Разве придет на ум заботиться о богатстве, когда умираешь с голоду? Эти два безоружных бродяги так же мало ценят золото, как обглоданный волками скелет бизона. Я неоднократно встречал охотников, снабженных хорошим оружием, из которого они били без промаха. А между тем и они терпели в прериях голод. Что же эти-то сделают без ружей? В настоящую минуту они ищут наши следы и не находят, и смерть найдет их во время этих поисков! Что касается Белой Голубки, то она мне слишком дорога. Знай, что если бы мне пришлось переступить через твой труп для того, чтобы дойти до нее, — я и это сделал бы!
— О, если бы у тебя был сын, который заговорил с тобою таким языком! — вскричал старый пират, опуская глаза перед сверкающим взором метиса.
— Что еще скажешь? — спросил насмешливо последний.
Кровавая Рука не отвечал, и оба пирата продолжали молча грести. Но американцу надо было на ком-нибудь сорвать душивший его гнев.
— Куда ты закопал золото, собака? — сказал разбойник, пиная ногой Фабиана в ту минуту, когда последний наконец открыл глаза. — Ответишь ли ты, негодяй? — продолжал нетерпеливо старый пират.
— Кто ты? — спросил в свою очередь Фабиан, начинавший уже припоминать свое падение с пирамиды, но еще не вполне сознававший ужасную действительность.
— Он еще спрашивает, кто я! — воскликнул пират. — Сначала ты ответь на мой вопрос: куда ты закопал золото?
При этих словах Фабиан окончательно пришел в себя. Он искал глазами знакомые фигуры канадца и испанца, но его взгляд встречал лишь зверские лица двух разбойников и размалеванные красками физиономии апачей. Что же случилось с двумя его покровителями?
— Я никогда не слыхал о золоте, — сказал он, — так как Красный Карабин и Хосе не имели обыкновения доверять мне свои тайны. Спросите лучше у них!
— Спросить у этих разбойников? — вскричал Кровавая Рука. — Спроси у облака, которое мы видели вчера и которое больше не увидим; ответит оно тебе?
— Конечно, мертвые не говорят! — произнес Фабиан.
— Негодяи вовсе не мертвы, но не в лучшем положении. К чему им послужит свобода, раз у них нет оружия? К тому, чтобы сделаться добычей голода. К чему тебе самому послужит жизнь? К тому, чтобы сделаться добычей Черной Птицы, когти которого будут вырывать из твоего тела кусок за куском!
Презрительная улыбка скользнула при этих словах на губах Фабиана, когда он удостоверился, что оба охотника живы и свободны.
— Есть охотники, которые и безоружные способны заставить бежать перед собою пиратов прерий, хотя эти последние и кичатся, что презирают их! — сказал он, глядя бандитам прямо в лицо.
— Мы не бежим, слышишь ты, собака? — рявкнул, оскалив зубы, Кровавая Рука. — Ты видишь нахальство этого щенка, Эль-Метисо? Что касается меня, то я не знаю, что мешает мне воткнуть ему в глотку его оскорбительные слова! — закончил он, обнажая нож.
Фабиан знал, что его ожидала впереди ужасная казнь со всеми мучениями, которыми она сопровождается обыкновенно у индейцев, и это обстоятельство заставляло его предпочитать более легкую и скорую смерть от ножа старого разбойника.
— Я тебе скажу, что тебе мешает, — возразил он уверенно. — Боязнь Черной Птицы, который превратил вас обоих в гончих псов. Теперь он спустил вас на этих трех людей, успешно боровшихся с ним и его двадцатью воинами!
Вероятно, эти слова стали бы последними в устах Фабиана, поскольку ярость Кровавой Руки дошла до предела, если бы метис не удержал руку своего отца.
— Молодой воин юга боится казни, — проговорил он, — и оскорбляет своих победителей в надежде избавиться от столба пыток! Но он иначе заговорит через три дня!
— Белый может встретить смерть как индеец! — отвечал Фабиан.
С этими словами молодой граф закрыл глаза, чтобы не видеть отвратительных физиономий пиратов, которые оживленно беседовали между собою на непонятном для него английском языке.
Буря продолжала свирепствовать с прежней силой. Раскаты грома следовали без перерыва. Легкая лодка пиратов стрелой скользила по реке, увозя пленника все дальше и дальше от его покровителей.
Когда небо прояснилось, пираты остановились у берега в том месте, где среди густой травы поднималась группа высоких деревьев. Первые признаки рассвета начинали бросать неопределенный свет на окружающую местность. Один из индейцев отправился неподалеку на охоту, так как это был час, когда лани и козули спускаются к реке на водопой. Тем временем метис, его отец и оставшийся индеец начали разводить большой костер, чтобы обсушить промокшую одежду.
Фабиан продолжал лежать в лодке, погруженный в оцепенение, близкое к обмороку. Голод удваивал его страдания.