Лесной мальчик

Велесов Александр

Елизавета Николаевна только вздохнула на эти слова Ольги Владимировны, у которой было, однако два сына – подростка.

– Знаешь, Ольга, я часто думала о том, почему Господь не даровал нам дитя. Может, у кого из нас в роду был грешен сильно кто то, может, настолько грешен, чтобы не допустить продолжения рода нашего.

– А вот за эти слова Господь точно по головке не погладит, да и муж твой обидиться может. Кто же грешен, так мог быть? Предки твоего мужа испокон века в походах воевали, на благо родины – матушки, а твои всю жизнь на земле жили, и прадед твой, и отец. Какие земледельцы были знатные,

и хлеб растили, и мельниц, сколько было, и пастбищ да лугов со скотиной. Они на земле жили и землю знали и любили. – Дала ей такой ответ Ольга Владимировна.

– Всё так Ольга, только у меня по материнской линии, случай был о котором мне мамка, потом рассказывала. Что будто её бабка, то есть моя прабабушка, во время войны Отечественной с Бонапартом полюбила французкого офицера, да так полюбила, что свет ей без него мил не стал. А полк этот французкий у них квартировался.

Офицер тоже её полюбил, и всё бы ничего, да ведь враг это был. И папенька, с маменькой прознав про это сильно на дочь тогда заругались. А полк этот много зла творил в округе, крестьян забижал, скотину угонял, хлеб отнимал, недовольных французы казнили. Однако земли её папеньки не трогали французы, офицер тот не давал.

Вообщем потом война на убыль пошла, и французы отступать стали, а бабушка решила с тем французом бежать. Прознав, про это папенька запер дочь свою, да только всёравно сбежала она. Да видно без родительского благословления всё это случилось. Прошло ровно восемь месяцев с того как сбежала она и наверно не увидели бы её никогда папенька с маменькой, да только приехали люди и сообщили, что дочь их заболела по дороге, когда французы отступали и ещё понесла она от него и родить должна вот- вот. Бросил по дороге её француз.

Оказываеться она ещё до побега от офицера понесла. Собрался папенька и поехал, да только не увидел он живой дочь свою, умерла при родах она, но дочку живой родила, и спасли ребёночка крестьяне. Вернулся отец с внучкой своей. Вот так то. Получаеться у меня прадед французом был. Я думаю, что за грехи бабушки я сейчас этот перст и несу сейчас – молвила Елизавета Николаевна и заплакала.

– Полно, полно голубушка. – Стала ободрять её подруга – Думаю, что придёт ещё и твоё время. Ты пока молода, да и супруг твой не старый, главное духом не падай и всё Боженька сладит как надо.

– Ладно, не буду, не буду, спасибо тебе Ольга.

– Да на чём же голубушка. Это тебе спасибо, за то, что ты у меня такая хорошая и единственная – улыбаясь, ответила ей Ольга Владимировна.

Но Елизавета Николаевна уже улыбалась и скоро две подруги уже непринуждённо болтали о столичных новостях.

А разговор этот случился как раз перед теми событиями, про которые нам ещё предстоит рассказать.

Ольга Владимировна вскоре уехала к себе в имение. И вот как-то раз, вечером, сидя за чашкой чая, со своим мужем, Елизавета Николаевна задумчиво вдруг произнесла такие слова:

– Пётр Алексеевич, Вы знаете, мне кажется, что скоро у нас с Вами ребёночек будет?

– В смысле Елизавета? Мне кажется, что Вы не в том положении? – удивился её словам граф.

– Всё так Пётр Алексеевич, но сон дивный приснился мне давеча. Я всё молчала, да незнала как сказать Вам. Приснился мне лес чудный, и поляна средь него, вся светом солнечным залитая. Иду я по ней, вся, в чём мать меня родила. Иду и упиваюсь я светом солнечным, будто купаясь в лучах его. И вдруг вижу колыбель чудную, посреди поляны той, а в ней младенец дивный и ручонки свои он мне тянет, улыбаеться и вдруг явственно так говорит, Мама я нашёл тебя.…И всё вокруг светом залито, да таким ярким, что аж в глазах рябит. Заплакала я от счастья в тот миг, но тут вдруг черно как ночью стало, тучи небо заволокли и вдруг гром сотряс небеса, и молния зигзагом прочертила темноту эту, осветив колыбель ту. И отшатнулась я от колыбели в ужасе, в ней уже не младенец лежал, в ней склетик был маленький, крохотный совсем. Проснулась я в поту вся, долго потом уснуть не могла, плакала всё.

– Милая моя Елизавета, полноте Вам. Вам отдохнуть надо, это зима близка, вот она меланхолию и наводит. Не бери дурные мысли в голову – стал её успокаивать муж.

– Наверно Пётр Алексеевич – вздохнула она и положила свою голову ему на плечо. Однако на душе у нее было всё так же тяжело от дум своих.

На следующий день, рано утречком собрался граф со слугами своими на охоту. Людей подняли чуть свет не заря, собак. А с ним вместе и приказчик немец Отто с сыном решили поехать. Охотиться граф решил за много вёрст от имения своего, в самых глухих лесах, что к северу от земель его. Там и две охотничьи заимки были, устроенные несколько лет назад его людьми.

Стоял поздний октябрь, листьев на деревьях уже не было, а вместо них деревья запорошило небольшим лёгким первым снежком. Когда они совсем уже были далеко от своих земель, граф приказал своим людям двинуться к Чёрному Ущелью. Местность та была удивительно дикой, словно там никогда не ступала нога человека. Огромное ущелье было покрыто зарослями густых елей, изредка посреди лесов попадались небольшие болотистые озёрца, покрытые мхом и зелёной выступающей наружу тиной.

Первого дикого кабана им довелось встретить именно недалеко от ущелья. Граф приказал спустить на него собак. Кабана долго преследовали, пока неожиданно все собаки не собрались в одном месте, прямо перед ущельем, однако, не решаясь спуститься вниз, они лаяли на Что-то внизу.

Следом к месту поскакал на лошади и сам граф, приказчик с сыном и пятеро верных людей графа.

– Матвей, ну ка посмотри, на что они лают? Что там внизу? – приказал граф.

Матвей, а это был крепкий мужик с густой рыжей бородой в тёплом зипуне, спешился с лошади и с ружьём наперевес приблизился к обрыву. Посмотрев вниз, он прокричал, стараясь перекричать лай собак:

– Не видно ничего барин, там ели одни.

– Что же лают они? Ладно, Матвей, и ты Степан со мной пойдёте, всем остальным ждать. Я сам посмотрю. – Сказал Сумбуров.

Затем он, цепляясь за ветви ели, стал спускаться по скалистому обрыву вниз ущелья. Обрыв не был настолько крутым, и спуск давался довольно легко. Повсюду между скалами росли ели, и было удобно цепляться за их сучья, спускаясь ниже и ниже.

Так, вскоре граф оказался почти на самом дне ущелья, заметив за ветками дерева что-то похожее на небольшую пещерку, из которой доносился едва слабый детский плач или писк, было трудно определить что это.

– Ну-ка, Матвей, посвети – приказал он.