Лесные солдаты

Поволяев Валерий Дмитриевич

Славяне обеспокоенно подняли головы.

– Чего делаете?

– Завтрак себе готовим, не видишь, что ли? – угрюмо произнёс один из сидевших, приподнялся над костром.

– И что у вас на завтрак?

– Мясо в собственном соку. По специальному рецепту, – сидевший хмыкнул невесело, ножом подцепил завёрнутый в тлеющее сукно кусок мяса, перевернул его, остриём подвинул в пекло костра, где было жарче. Пожаловался: – Жрать охота, мочи нет.

– Давно не ели? – спросил Ломоносов.

– Три

дня. Сегодня пошёл четвёртый.

– Мотоциклистов на тот свет отправили вы?

– Нет. До нас проходила какая-то группа, – они. Когда мы пришли, мотоциклисты уже окоченели, – сидевший ловко, остриём ножа перевернул кусок мяса, потом выволок его из огня, лезвием соскрёб остатки сукна, завернул в новый кусок, снова загнал в огонь.

Ломоносов сглотнул тошнотную слюну, появившуюся во рту, отвёл глаза в сторону. Проговорил с одышкой, словно бы сам боялся того, что говорил:

– Значит, человечину едите?

– Смешной ты, командир. Скажи, а чем человечина отличается от другого мяса, от свинины, например? Пожирнее будет только, да послаще. Человеческое мясо очень сладкое – сахар.

– Потому вы его и запекаете в сукне?

– Да. Суконная гарь добавляет горечи, мясо можно есть. А так хоть чай с ним пей.

Человек, ворошивший костёр, разговор вёл охотно, а вот спутник его молчал, будто воды в рот набрал, лишь изредка веткой тыкал свой кусок мяса, ждал, когда он созреет.

– А путь куда держите?

Словоохотливый «кок» усмехнулся, поднял землистое, обросшее серой щетиной лицо.

– Куда же мы можем держать путь? Не к немцам же! К своим, только к своим, – он ещё раз усмехнулся, качнул головой, словно бы удивился нелепости вопроса и снова опустил лицо.

– Ну ладно, – проговорил Ломоносов хрипло, поперхал в кулак, – мешать вам не будем. Ешьте… говядину фрицеву. Счастливой вам дороги на восток!

Маленький солдат пригнулся, накрылся сосновой лапой и исчез – опять будто бы на глазах растворился.

Когда, идя по собственным следам, они приблизились к просёлку, Ерёменко не выдержал, спросил у маленького солдата:

– Слушай, а чего ты у них документы не проверил?

– Зачем?

– Вдруг немецкие лазутчики?

Ломоносов не выдержал, хихикнул по-ребячьи, будто школяр.

– Чтобы немцы жрали мясо своих соотечественников? Ели человечину? Да не в жизнь! Это наши.

– Русские?

– Может быть, и не русские, но – наши.

Ответ был исчерпывающим.

– Может, их надо было забрать с собой в отряд, представить командиру?

– А зачем? Людоеды нам не нужны…

Потянулись будни, один день похожий на другой – те же серые краски, тот же колючий холод, та же неопределённость, – ну словно братья-близнецы, рождённые в неудачный год.

Через полторы недели решили совершить налёт на Росстань, на склад тамошний, так удачно обнаруженный Ломоносовым и его группой.

Чердынцев постарался спланировать операцию по часам – и когда из лагеря надо выйти, чтобы вечером оказаться на опушке леса, с которой хорошо виден райцентр, и какое оружие взять с собою, и кому что делать, когда они снимут часовых, и как транспортировать дорогой груз в лагерь.

Вопрос транспортировки был, пожалуй, самым сложным – много концентратовых брикетов, да консервных банок с собой ведь не унесёшь – плечи сломаются, поэтому подумали о волокушах – на волокушах можно утащить в несколько раз больше.

Шума решили делать как можно меньше – ни к чему он, чем тише, тем лучше, верную свою помощницу Октябрину предупредили, чтобы тоже, значит, имела возможность взять на складе продукты для своих нужд, и спрятать их, – только чтобы никому, кроме самых близких людей, помогающих ей, об этом не сообщила.

Когда в сумерках подошли к райцентру и залегли у дороги, скрытые ёлками и грядой заиндевелых кустов, Ломоносов по снегу перекатился к Чердынцеву:

– Товарищ лейтенант, тут на бывшем колхозном дворе двое старых саней стоят, их можно взять и загрузить концентратами…

– На колхозном дворе? Это далеко от склада?

– Метров триста-четыреста… И главное, там улочка всего одна, она всегда, даже днём, безлюдна.

– Бери с собой Бижоева, ещё четырёх человек покрепче и – тащите сани. Молодец, Ломоносов, – глазастый.

– Стараемся, товарищ лейтенант.

Ночь в райцентре стояла тёмная. Огни светили только в окошках изб, на столбах же – ни одного фонаря.

К складу подошли незамеченными, сделать это было несложно, двух полицаев, сидевших у пулемёта в диковинном гнезде, сложенном из набитых песком мешков, сняли без особых сложностей – чик, и охранников не стало. К этой минуте Ломоносов со своими ребятами подтащил к дверям склада двое пустых саней. Доложился по всей форме, будто находился на заставе и вернулся из трудного наряда:

– Ваше задание выполнено, товарищ лейтенант!

Дверь склада взломали топором, взятым с собою из лагеря. Внутри, на полке, приколоченной к стенке около двери, обнаружили «летучую мышь» с закопчённым дочерна стеклом. Ломоносов чиркнул спичкой.

При свете фонаря стало видно, что надо брать в первую очередь – гороховые концентраты, «Суп с копчёностями», «Кашу гречневую с мясом», всё остальное было менее вкусное, – «Шрапнель варёная с курятиной», «Бараньи рога в собственном соку» и «Коровье вымя сухое, прессованное» – это оставили. Пусть немцы едят прессованное коровье вымя.