Лесные твари
Шрифт:
Феттучино уже не слышал его. Потому что картина, которую он увидел, не могла присниться ему даже в страшном сне. Пятеро или шестеро молодцов со ржанием вскочили из-за столиков и бодро двинулись к нему через зал. Дверь туалета слетела с петель и оттуда, стискивая друг друга животами, с отборным матом вывалились два братца – оба в ситцевых семейных трусах до колена.
Лека опередила всех. Она схватила блондина за руку с кастетом, и пока тот с тупым мычанием пытался освободиться, въехала ему лбом в нос. Не очень сильно. Так, чтоб не убить.
Пусть живет.
Блондин упал, выпал из поля зрения. Лека в три прыжка оказалась
9
Грубое итальянское ругательство.
– Черт возьми, – сказал он. – Давно не попадал в такие заварушки. Да, потерял я форму. Потерял.
Лека молчала. Что она могла сказать?
– Как Коробов? – Феттучино морщился от боли. – Мы оставили его одного. Очень плохо. Там целая банда. Нужно вызвать полицию.
– Не нужно. – Лека смотрела в окно. – Он сам разберется. Это же Демид.
– Ну, как он? – Демид был спокоен, как удав. Ну конечно, чего ему беспокоиться?
– В порядке. Он ничего оказался, этот Феттучино. В молодости, наверное, всякого повидал. Тобой восхищался. Спрашивал, не хочешь ли ты пойти к нему в телохранители?
– В телохранители? Круто… А о моем проекте?
– Ничего. Ни слова.
– Понятно, – сказал Демид. – Это понятно.
– Зато мне ничего не понятно! – заорала Лека. – Что произошло?! Как ты мог допустить, что эти два урода, два жирных индюка, добрались до Феттучино? Зачем ты это сделал?
– Да, я сделал это. Я задержался – секунд на десять. – Глаза Демида, обычно затуманенные серой дымкой, вдруг обрели кинжальную ясность. – В конце концов, я тоже человек, я не машина. Имею право на слабости. Мне стало обидно, что этот чванливый Чарли Феттучино, толстый вонючий чмошник, думает обо мне, о тебе, обо всех нас, как о полном дерьме и ничтожестве. Он понятия не имеет, что за сокровище я ему предлагаю. Он и мысли не допускает о том, что русские могут изобрести что-то путное. Я для него – прощелыга, халтурщик, даже пытающийся придумать что-нибудь, не смахивающее на полную бредятину, чтобы выцыганить у него денежки. А знаешь, что он думает о тебе?
– Плевать мне на это, – устало сказала Лека. – Опять ты за свои сказки, Демид. "Он думает… Она подумала…" Человек не может читать чужие мысли. И ты не можешь их читать. Вся эта телепатия – чушь собачья. Просто тебе хочется считать, что Чарли так думает. Ты сам придумал его мысли, на основе своего кретинского самомнения совершил суд и вынес приговор: "Денег не даст, а раз так, пускай все собаки рвут его на части!" Ты невыносим, Демид. И никогда не видать тебе денег, как своих ушей! Ты распугиваешь клиентов как болотная кикимора! Сам жри своих эмбрионов!
Слезы предательски пролились по щекам горячими дорожками, Лека опустила голову. Ей не было жалко Феттучино, не было жалко денег. Ей было страшно за Демида – ее родного, любимого Демку. Что-то странное творилось с ним. Он менялся. Он стал
(хуже?)
нет,
До болезни? Нет, ничего не помню, и не хочу вспоминать. Я просто устала.
– Телепатия существует, – сказал Демид.
– Да? (осел упрямый)Тогда угадай, о чем я сейчас думаю! (раз два три четыре пять вышел зайчик погулять)Ну, давай, угадывай! (ни черта у тебя не получится)
– Сейчас не могу. – Демид виновато почесал в затылке. – Это иногда само собой получается, помимо моей воли.
– Все. – Лека хлопнула ладонью по столу. – Вопрос закрыт. Еще раз услышу об этом – сдам тебя в психушку.
ГЛАВА 2
Сергей встал на колени и заглянул в дыру, в пролом, обрамленный серыми заплесневелыми кирпичами. Метра на два еще можно было различить стены штольни, уходящей вниз под углом, и пол, заваленный ржавой арматурой и позеленевшими ноздреватыми обломками бетона. Дальше дневной свет не проникал. Дальше начинался густой затхлый сумрак.
Все было как обычно, бояться было нечего. Сколько таких тоннелей он уже облазил с фонариком в руках! Все они были построены людьми. Обычными людьми – не монстрами, не фиолетовыми инопланетянами, не уродливыми циклопами. Построены для обычных нужд – водоотводы, погреба, канализационные шахты, бомбоубежища, склады, подземные переходы и прочее. И забыты, заброшены за ненадобностью – иногда метры, иногда километры, иногда десятки километров запутанных подземных трахей города, выдыхающих миазмы гнилости и забвения.
Бояться было нечего.
Но все же Сергей боялся. Боялся всегда. Давил в себе ненавистный детский страх, но нелегко справляться дрожью в коленях, когда тебе всего тринадцать лет. Он покрывался липким потом каждый раз – в ту самую секунду, когда серый дневной свет истаивал до призрачного морока, а фонарик выхватывал из обрушенных углов колеблющиеся остовы подземных духов.
Не было никаких подземных духов, их просто не существовало в природе. Была лишь игра теней, превращающая сплетенные клубки проводов в извивающиеся щупальца, космы паутины в развевающиеся саваны, осколки битых бутылок в сверкающие глаза голодных хищников. И звуки – привычные, но каждый раз пугающие. Капли, уныло плюхающиеся с потолка. Недовольное бормотание ржавой воды в трубах. И шелестящий топоток горбатых голохвостых крыс, деловито перебегающих дорогу.
Все было как обычно.
нет не так
Обычный запах пустоты – полумертвой, полуживой.
нет, запах живой, слишком живой. Слишком горячий
– Здесь кто-то есть, – сказал Сергей и обернулся.
– Естестно! – Шурик сидел на пеньке и жевал бутерброд. Он всегда жевал бутерброды – перед любым спуском, в какую вонючую дыру не предстояло бы запихнуть ему свое тощее тело. Сергей завидовал его спокойствию – по его мнению, запах, исходящий из шахты, мог убить аппетит на всю неделю. – Естестно, Серега, там кто-то живет. Да ты и сам знаешь, кто – крыски. Маленькие облезлые крыски с острыми зубками. Они ждут не дождутся, пока я не влезу в их квартирку, в их засранный бетонный дворец и не убью парочку-троечку-пяточек. Потом они сообразят, какой крысокиллер пожаловал к ним в гости, и разбегутся, обгадившись от страха. Ха-ха!