Лесные женщины (сборник)
Шрифт:
Она задрожала и смолкла. Среброкрылый мотылек опустился ей на ладонь, поднимая и опуская сверкающие крылья; она мягко поднесла его к губам и осторожно сдула.
– Все это рррллия – вы их зовете малым народом – тогда не знали. Айжиры отдохнули. Начали строить Карак, вырубать в скале храм того… кто привел их сюда. Вначале они строили быстро, будто боялись преследования; но никто их не преследовал, и строительство пошло медленнее. Они хотели превратить малый народ в своих слуг, рабов. Но рррллия не захотели этого. Началась война. Малый народ осадил Карак; когда айжиры выходили, их убивали; потому что рррллия знали все вокруг – жизнь растений, они знали, как сделать так,
Наконец был заключен мир, и не потому что малый народ был побежден, он не был побежден. По другим причинам. Айжиры хитры; они устраивали ловушки и поймали много рррллия. И вот что они сделали – отвели их в храм и принесли в жертву… тому, кто привел их сюда. Они отводили их в храм по семь человек, и один из семерки видел жертвоприношение, потом его отпускали, и он рассказывал рррллия, что видел.
Вначале они не верили, настолько ужасен был рассказ о жертвоприношении, но потом пришел второй, и третий, и четвертый все с тем же рассказом. Страх и отвращение охватили малый народ. И был заключен договор. Рррллия живут по эту сторону реки, айжиры – по другую. В ответ айжиры поклялись тем, кто привел их, что больше никогда ни один рррллия не будет принесен в жертву… ему. Если рррллия захватят по ту сторону реки, он будет убит, но не принесен в жертву. И если кто-то из айжиров покинет Карак, будет искать убежища у малого народа, он тоже будет убит. И рррллия согласились на все это, потому что испытывали ужас. Разобрали Нансур, чтобы никто не мог пересечь… Нансур – это мост через белую реку Нанбу. Все лодки и на стороне рррллия, и на стороне айжиров были уничтожены и больше не должны были строиться. В качестве еще одной меры предосторожности рррллия взяли далануза и пустили и в Нанбу, так что никто не сможет перебраться по воде. Так и было – долго, долго, долго.
– Далануза, Эвали, это змеи?
– Тланузи… пиявки, – ответил Джим.
– Змеи безвредны. А вот если бы ты увидел одну из далануза, я думаю, Лейф, ты не стал бы задерживаться, чтобы поговорить с Люр, – насмешливо сказала Эвали.
Я отложил эту загадку, чтобы подумать над ней потом.
– А эти двое, которых мы нашли под цветами смерти. Они нарушили договор?
– Нет. Они знали, что их ждет, если они будут пойманы, и были готовы платить. На дальнем берегу белой Нанбу растут некоторые травы… и другие растения; они нужны малому народу, а по эту сторону их не найдешь. Поэтому они переплывают Нанбу, чтобы найти их… далануза их друзья… и не часто их там ловят. Но в этот день Люр охотилась за беженкой, которая стремилась уйти в Сирк, она пересекла их след, догнала их и уложила под цветами смерти.
– Но что сделала эта девушка? Разве она не одна из них?
– Ее избрали для жертвоприношения. Разве ты не видел… она была талули… ждала ребенка… готова была…
Голос ее смолк. Меня коснулся холод.
– Конечно, ты ничего этого не знаешь, – сказала она. – И я больше не буду об этом говорить… пока. Если бы Шри и Шра нашли девушку до того, как их самих обнаружили, они бы провели ее через далануза – как провели вас; и тут бы она жила, пока не смогла бы уйти… уйти от себя. Она ушла бы во сне, в мире… без боли… и, проснувшись, была бы далеко отсюда… и ничего бы не помнила… была бы свободна. Потому что малый народ любит жизнь и отсылает тех… кого можно отослать.
Она сидела спокойно, глаза ее были безмятежны.
– И многих… отсылают?
– Нет. Мало кто может миновать далануза, хотя многие пытаются.
– И мужчины, и женщины, Эвали?
– Разве мужчины могут приносить
– Что ты этим хочешь сказать? – грубо спросил я. Что-то в ее словах задело меня.
– Не сейчас, – ответила она. – К тому же мужчин мало в Караке, я говорила тебе. Среди новорожденных один из двадцати мальчик. Не спрашивай, почему: я сама не знаю.
Она встала и сонно посмотрела на нас.
– На сегодня хватит. Вы будете спать в моей палатке. Утром вам поставят палатку, а малый народ вырубит для вас пещеру рядом с моей. И увидите Карак, стоя на сломанном мосту Нансур, увидите Тибура-Смех, потому что он всегда приходит на Нансур, когда я там… Вы все увидите… завтра… или послезавтра… или еще позже. Какая разница? У нас ведь много завтра впереди. Разве не так?
И опять ответил Джим.
– Так, Эвали.
Она сонно улыбнулась. Повернулась и поплыла к темной тени, к утесу, к входу в свою пещеру. Растаяла в тени, исчезла.
10. ЕСЛИ БЫ ЧЕЛОВЕК МОГ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ВЕСЬ СВОЙ РАЗУМ
Барабаны часовых карликов негромко разговаривали друг с другом на всем протяжении колючей изгороди. Неожиданно мне отчаянно захотелось в Гоби. Не знаю почему, но ее пустынное обожженное ветром и песком тело было мне желаннее женского. Меня охватила ностальгия. Я попытался стряхнуть ее. И наконец в отчаянии заговорил:
– Ты очень странно вел себя, индеец.
– Тси тсалаги – я говорил тебе – я чероки.
– Тсантаву, это я, Дегатага, говорю с тобой сейчас.
Я перешел на чероки; он ответил: «Что желает знать мой брат?»
– Что сказали тебе предки, когда мы спали под елями? Что ты узнал по данным им трем знакам? Я сам не слышал их голоса, брат, но по кровному обряду они мои предки, как и твои; я имею право знать их слова.
Он ответил: "Разве не лучше предоставить будущему развертываться самому, не обращая внимания на тихие голоса мертвых? Кто может утверждать, что призраки говорят правду?
– Тсантаву направил стрелу в одном направлении, а глаза его устремлены в другом. Однажды он назвал меня псом, бредущим за хозяином. Он по-прежнему так думает, поэтому…
– Нет, нет, Лейф, – прервал он меня, оставив язык своего племени. – Я только хотел сказать, что не знаю, правда ли это. Я знаю, как определил бы это Барр, – естественные предчувствия, выраженные подсознательно в терминах расовых суеверий. Голоса – будем так назвать их – сказали, что на севера меня ждет большая опасность. Дух, живущий на севере, уничтожит моих предков навсегда, если я попаду ему в руки. И они, и я будем, «как будто нас никогда не было». Существует какая-то глубокая разница между обычной смертью и этой странной смертью, но я этого не понял. По трем знакам я узнаю, что они говорят правду: по Атагахи, по Усунхию и по юнви тсундcи. Когда я встречу первых два знака, я смогу повернуть назад. Но когда встречу третий, будет уже поздно. Они просили меня не допустить – это особенно интересно, Лейф, – чтобы они были растворены.
– Растворены! – воскликнул я. – Но именно это слово употребил я. И это было много часов спустя!
– Да, поэтому у меня мурашки побежали по коже, когда я услышал тебя. Ты не можешь винить меня в том, что я был несколько рассеян, когда мы встретили каменную равнину, похожую на Атагахи, и потом, когда увидели Землю Теней, которая и есть Усунхию, Земля Тьмы. Поэтому я и сказал, когда мы встретили третий знак – юнви тсундcи, – что теперь предпочитаю твое толкование интерпретации Барра. Мы встретили юнви тсундcи. И если ты считаешь, что этого недостаточно, чтобы вести себя странно, – какую же причину ты счел бы достаточной?