Лесоруб Кумоха
Шрифт:
— Дочка-то твоя где?
— Заколдовали…— пробормотал рыжий.
— Почему ее не привел? — спросил Ворон.
— Как не привел? — Мужик нахлобучил шапку на рыжие кудри.— Здесь она, хозяин, со мной!
Он выбежал со двора и тотчас же вернулся, ведя за собой черную овцу.
— Вот она!—шмыгнув носом, произнес рыжий и показал на овцу.— Иди, Улли, не бойся! Он тебя расколдует!
Про то, как Мороз Синий нос остался с носом,
и про то, как девушка Улли стала черной овцой
Зрители ахнули.
У Ворона от удивления начала отпадать нижняя челюсть, и она, наверное, упала бы в снег, если бы он вовремя не схватился за бороду.
— Как же… это… того…— проговорил он дрожащим
— Помоги только, хорошо заплачу! — снова бухнулся на колени мужик и начал рыжей бородой подметать снег у ног колдуна.— Только ты один все можешь!
Кумоха, который вышел из избы и стоял сзади Ворона, незаметно подтолкнул колдуна в бок и сказал громко:
— Разве ты, великий ворожей и чудодей, не умеешь злые чары снимать?
— А? — вздрогнул Ворон.— Чары?.. Конечно, могу… Подумаешь, чары…
Все, кто стоял во дворе, смотрели на ничем не примечательную черную овечку, испуганно озирающуюся по сторонам.
И хотя каждый слышал в детстве множество сказок и рассказов о превращениях, о волшебстве, о прочих чудесах, но никто никогда не встречал ничего подобного в жизни. Могущество Ворона не вызывало сомнений, его растерянность никто не заметил, и поэтому все ждали немедленного чуда.
— Мужика с овцой — в дом! —тихо сказал на ухо колдуну Кумоха.— Там разберемся…
Ворон уже овладел собой. Пристально оглядев собравшихся, задержал взгляд на овце, долго смотрел на нее, потом сказал:
— Заходи в избу, Улли! Обогрейся с дороги! — И негромко в сторону рыжего: — Берн дочку, иди за мной!
Нежно придерживая овечку и тяжело вздыхая, рыжебородый двинулся к избе.
Ворон еще раз внимательно оглядел стоявших во дворе мужиков и старушек и понял, что их наполняет неистребимое желание собственными глазами увидеть чудо.
— Кто ее околдовал? Каким заклятьем? За что? На всю жизнь или на год? — спросил Ворон с порога.— А, кто скажет?
Никто1 Ты один это знать можешь!—отозвалось несколько голосов.
— Вот мне это все разузнать и надобно! — важно сказал Ворон, поглаживая шишку на щеке.— На это не один день, может, уйдет. Дело не простое, ох не простое…
Он быстро вошел в избу, за ним туда прошли рыжебородый с овечкой, Кумоха.
Народ, услышав, что колдун сегодня больше чудес творить не будет, крестясь, вздыхая («Вот какие дела-то бывают!») и припоминая различные похожие случаи из бабушкиных рассказов, пошел по домам.
Шустрые старушки-курильщицы тоже отправились восвояси.
Остались в избе Ворон, Кумоха, рыжебородый и овца.
— Ну, рассказывай.— Ворон сморщился, словно чего-то горького хлебнул.— Все-все сказывай! Смолчишь про что— дело погубишь!
Он вскочил, зажег вторую лучину, уставился в лицо рыжебородого.
—Так…— сказал рыжебородый.— Только если все говорить, длинно будет.
— Пусть! — Ворон передернулся всем телом.— Только вое говори, ничего не утаивай.— Утаишь — все равно узнаю!
— Про двух братьев Морозов — про Красный нос и Синий нос — слышали? — спросил рыжебородый.— Слышали? А я с Синим носом, как сейчас с тобой, хозяин, встретился. У них — это уж я потом узнал,— у Морозов, жизнь скучная. Ну, снегу набросал, холоду напустил, реку льдом покрыл, вьюгу затеял. А еще что? Зима-то длинная, вон какая, ей конца-краю нет! Скучают Морозы — хоть друг с другом на кулачки. И придумали они такое веселье: на спор взялись заморозить двоих мужиков. Кто скорее заморозит. Одного мужика богатого, второго — бедняка, лесоруба. Синий нос был похитрее, он так рассудил: бедняк в дырявом кожухе, сам кожа да кости, одна борода теплая. С ним легко сладить будет. А богатый в шубе, на санях, да еще сверху шкурой медвежьей прикрыт, до него и не доберешься… Вот он так подумал и говорит Красному носу: «Ты, кум, давай богатого морозь, а я за лесоруба возьмусь. Кто скорее справится, тот того угощает…» Сговорились, по рукам ударили, разошлись. А вечером они всегда в ледяной пещере встречались, иной раз ночевали в ней. Им-то, Морозам, ведь где холоднее, там милее… Красный нос пришел первым. Ждет кума своего, ждет, хотел уже вьюгу-старуху за ним посылать. Наконец приходит Синий. Хромает, кашляет, охает. Нос не то что синим — черным стал. «Что с тобой, брат?» — удивился Красный нос. «Ой, и не говори,— отвечает
— К чему ж ты это, интересно?—спросил Ворон.— Что за присказка?
— К тому, что этим лесорубом был я.— Рыжебородый тяжело вздохнул.— С этого дня, как я Синий нос избил, все несчастья и начались. Синий-то нос — чтоб ему еще до весны растаять! — оказался сыном колдуньи Сюоятар’ Когда она увидела его больным, то ее материнское сердце не выдержало. Она плакала и приговаривала: «Если мне попадется этот проклятый лесоруб, то я его проучу!» Синий нос показал ей мою избу. И старуха ко мне заявилась. Обыкновенной странницей обернулась. Разве я знал, что она — Сюоятар? Принял ее, накормил, напоил. А у меня дочка Улли. Хозяйка, ласковая…
Рыжебородый погладил овечку, и та жалобно заблеяла
— Как это проклятая баба Сюоятар ее увидела, так весь день глаз оторвать не могла от Улли… Смотрела, смотрела, потом и. говорит: «У меня есть сын, а у тебя — дочь. Почему бы нам не породниться? Сын у меня богатый, ей у него хорошо будет…»
Рыжебородый снова погладил овечку. Поглядел на нее грустно, поцеловал в губы и продолжал:
— Что ж, я против ее сына ничего сказать тогда не мог — не видел, не знал, каков он. Улли моя еще не просватана, пусть сама решает. Понравится молодец — ее дело. Так я все Сюоятар и выложил! Ушла она. Тут началась «адьвонеделя» — гости приезжали, ряженые ходили. И к нам зашел один, здоровенный парень в богатой шубе. Всё ничего, да нос у него синий-синий. И к Улли все тянется, к бедной моей дочке. Мы думали, он ряженый, а когда оказалось, что нос у него всегда такой синий, то Улли испугалась, прогнала его… И тут же является странница, глаза волчьи, горят, зубы изо рта лезут, тут-то уж я сразу ее узнал: Сюоятар! «Ах. вот как вы моего сына приняли! — говорит и чуть огнем не пышет.— Жениха прогнали! Чтобы больше твоя дочка никому никогда не понравилась, я ее в овцу превращаю!» И тут же моя Улли обернулась вот в эту овечку… Ох, несчастные мы!
— Хм, хм, хм…— не то засмеялся, не то поперхнулся словом Ворон.— Так, значит, все было в точности?
— Простите, хозяин,— сказал Кумоха, поправляя повязку,— но я хочу сказать вам кое-что… Без Улли и… этого… рыжего.
Ворон посмотрел на Кумоху удивленно. Потом резко указал рыжебородому на дверь:
— Выйди вместе с дочкой. Позову, когда нужно будет. Да дверь притвори поплотнее, а то дует.
Когда мужик с овцой вышел за дверь, то Кумоха наклонился к Ворону и тихо произнес: