Лесовичка
Шрифт:
Вечером вся наша дружная компания собралась у Зиночки. Папа-Митя рассказывал сценки и анекдоты из своей актерской практики, тетя Лиза вязала нитяные митенки для лета, Миша возился с Валей и Зекой, Зиночка разливала чай. И он был тут же с нами, и он, Арбатов. Он ходил широкими шагами по столовой и казался угрюмым, почти не слушал нашего смеха и болтовни.
— Сережа, что с тобой? У тебя нос даже почернел как будто, неожиданно рассмеялся папа-Славин, заметив «панихидное», как он выражался, лицо Арбатова.
— Тяжело мне
Он окончательно запутался и умолк, очевидно, взволнованный тем, что неосторожно проронил несколько слов.
Мне стало жалко смотреть на него. Казалось, мука за то, что он проговорился, донимала его. Я быстро встала и подошла к нему.
— Сергей Сергеевич, — начала я смущенно, — тут все свои, друзья. Какая же я Корали? Пусть хоть они знают, кто я на самом деле… Про Ксаню-лесовичку им расскажите. Они не выдадут никому…
— Рассказать?.. Ну, да, конечно… Пусть еще больше полюбят они тебя, детка, одинокую, бездомную, обреченную на заключение в монастырских стенах.
И тут же он начал рассказывать им, как жилось мне в Манефином пансионе, на что обрекли меня там и как ему удалось найти во мне талант и увезти оттуда.
Все слушали его с затаенным дыханием.
— И вот я ни минуты не спокоен за будущность Ксани. Вдруг кто-либо из врагов узнает, откроет ее местопребывание здесь! — закончил он уныло свою речь.
Все стихло в маленькой столовой, настолько стихло, что можно было расслышать шорох мышей в прихожей за дверью, примыкающей к комнате.
Зиночка первая опомнилась, встала и прошла туда. Шорох стих, но тотчас же из передней зазвенел гневный голос Долиной:
— Как вы смели явиться сюда?
Знакомый, ненавистный голос Поля Светоносного дерзко ответил ей:
— Не хорохорьтесь, пожалуйста. Я пришел по желанию моей матери. Дверь была не заперта. Моя мать приглашает вас всех к себе ужинать, всех без исключения, и m-lle Ксению Марко тоже, — иронически поклонился он в мою сторону, появляясь на пороге столовой.
Я побледнела. Побледнел и Арбатов. Смутились и все остальные.
А Поль стоял в дверях и улыбался дерзкой, наглой улыбкой. Все поняли, что от слова до слова он подслушал все, что говорилось здесь.
Смущение длилось недолго. Через минуту, весь красный, как кумач, Арбатов с трясущейся челюстью ринулся к нему.
— Я научу тебя подслушивать, бездельник! — загремел он на весь маленький домик Зиночки.
Миша Колюзин не дал ему договорить и в два прыжка очутился перед Полем.
— Пошел вон, негодяй! — гаркнул он во всю ширь своих богатырских легких, так что тщедушный Поль в одну секунду очутился на улице, весь дрожа от страха.
— Ну, теперь он не скоро появится снова, — расхохотался Колюзин и, схватив Валю и Зеку на руки, закружился с ними по комнате.
Марта… 190… г.
Утром на репетиции Истомина как-то странно поглядывала на меня. Потом, перед концом ее, обратилась к Кущику, который все время, как паж, ходит за ее шлейфом. Кущик — гадкая личность: он занимает деньги, пьет на чужой счет и льстит Истоминой потому только, что она богата. У него нет ничего святого. Все его презирают, не меньше Поля, пожалуй.
Итак, Истомина сказал Кущику.
— А я совсем случайно узнала, Василий Иванович, что у одной из актрис нашей труппы есть очень интересное похождение в недавнем прошлом.
— Да что вы, божественная? Да может ли это быть? — подобострастно произнес тот.
— Представьте себе, что это факт! Среди нас есть девочка-пансионерка, бежавшая из пансиона. Ее разыскивают всюду, но никак не могут напасть на ее след. А между тем необходимо водворить ее обратно…
Тут Истомина так взглянула на меня, что я невольно побледнела.
— Что с вами, мамочка, уж не о вас ли речь? — лукаво подмигивая, спросил, обращаясь ко мне, Кущик. — Эге-ге-ге, барышня! Да у вас губа не дура, я вижу… Куда приятнее, я думаю, пожинать лавры на сценических подмостках, нежели учить географию и делать задачи…
Он опять подмигнул и, скорчив свое отталкивающее лицо в безобразную гримасу, добавил:
— А вот бы вас, красавица, водворить бы до… — и не кончил.
Бледный, но спокойный, перед нами очутился Арбатов. Он был сильно взволнован и всячески силился это скрыть.
— Послушайте. Кущик, и вы, Маргарита Артемьевна, — заговорил он глухим, прерывистым голосом, — если я еще раз узнаю или услышу про что-либо подобное, если вы еще раз позволите себе травлю этого ребенка, я… я… я выйду из состава труппы, вы никогда не увидите меня больше… А Светоносного я еще проучу за его соглядатайство и шпионства…
Теперь настала очередь Истоминой бледнеть. Она отлично знала, что только такая крупная величина, такой большой актер, как Арбатов, и такой опытный режиссер и антрепренер, как он, мог поддержать своим талантом, трудом и энергией хорошие дела театра. Без Арбатова труппа пропала бы совсем.
Ей стало жутко. Ей хотелось загладить свою вину, хотелось примирить его с собою, — и сладким голоском она заговорила:
— Ах, какой вы порох, Арбатов! Скажите, пожалуйста! Ну, можно ли так! Раз, два, и — вспыхнул. Ну, разумеется, я пошутила… Душечка Корали, я надеюсь, что вы поняли, что это была милая шутка и только… Ну, вот же, в доказательство моей симпатии и дружбы я вас поцелую.