Лестница героев
Шрифт:
Авиолетчик не выжил. До черного аппарата оставалась еще пара сотен футов, но сквозь стекло кабины девушка уже видела безвольно лежащее на приборной панели тело, и вывернутая под неестественным углом шея говорила сама за себя.
Конвойные тоже это поняли и перешли с бега на шаг. Приблизившись к авиолету, откинули крышку кабины, выволокли тело, оттащили в сторону и быстро обыскали. Чувствуя себя немного неловко, Ника бестолково топталась рядом. Взгляд с любопытством прошелся по кабине, по приборной панели – и задержался на прикрепленной в углу фотограмме с изображением молодого мужчины с широкими черными бровями, в военной форме
Ника медленно отступила на пару шагов. Они считали, что авиолетчики-смертники – это холодные, бессердечные люди, готовые выполнить бесчеловечный приказ жестокого начальства, посылающего их на верную смерть. А оказывается, это совсем не так. Оказывается, они шли на смерть по личным причинам – хотели отомстить за гибель близких им людей. Кем приходился авиолетчику этот мужчина с наградой на кителе? Отцом? Старшим братом? Лучшим другом?
В висках застучало, и девушка прижала к ним ладони, стараясь унять боль. Она помнила все летные бои, в которых принимала участие. Самым страшным был даже не первый бой. И не тот, где она потеряла «Грозу». Самым страшным было сражение с зепеллином Красного Барона, когда ее вел всепоглощающий страх за своего наставника. В том бою она рискнула собственной жизнью, лишь бы спасти Тристана!
От пришедшего к ней осознания Ника застыла. Если каждую авионеру, каждого авиолетчика и каждого солдата будет вести вперед не просто чувство гражданского долга перед своей страной, а личные мотивы, такие, например, как месть за близкого человека, то эта и без того уже страшная война станет по-настоящему ужасной. Ведь тогда каждый ее участник будет готов, как авиолетчики-смертники, драться до последнего… До самого конца… И разве этому можно что-либо противопоставить?
Сирион казался чужим из-за красно-черных флагов и военных патрулей на незнакомых мобилях с огромными колесами, но главным образом – из-за изменившихся выражений лиц людей и из-за гнетущей атмосферы вокруг.
Агата шагала по улицам и старалась не показывать, как ей не по себе от заколоченных досками дверей контор, от выбитых тут и там стекол в окнах и от обилия чужой военной формы на улицах. И особенно – от того, что ходили в ней исключительно мужчины.
Разумеется, Агата знала, что в армии Третьего континента нет женщин. А уж после времени, проведенного вместе с Сегрином и остальными, она узнала о вражеском государстве достаточно, чтобы понять, почему Третий континент когда-то назвали Запретным: жителям Арамантиды не стоило знать об обществе, где всем заправляют мужчины, это могло бы заронить в головы их джентльменов опасные идеи.
И все же одно дело – знать и совсем другое – видеть, как это работает в реальности. Прекрасно зная, что на дам на Третьем континенте смотрят сверху вниз, Агата тем не менее кипела от возмущения, ловя на себе взгляды, которыми награждали ее солдаты, и особенно – слыша комментарии, пусть даже и комплиментарные, касательно ее внешности. Они беседовали между собой так, будто девушка ничего не слышала, будто она – неодушевленный предмет. Сегрин и остальные не раз говорили об Агате, не обращая на нее внимания – так, словно ее не было рядом; казалось бы, она должна была немного привыкнуть к такому отношению… Но разве к такому можно привыкнуть?
Агата добралась до центра города, и ее сердце сжалось при виде черно-красного стяга на шпиле ратуши, обгорелых крыш одного крыла Министерства труда и пустого постамента на площади Первых Полетов. А еще в глаза бросились новенькие таблички на стенах домов и фонарных столбах. Красные таблички с черными буквами – и новыми наименованиями улиц, проспектов и площадей. Третий континент делал Сирион своим.
В глубине души Агата надеялась увидеть хоть какие-то признаки сопротивления; именно это было главной причиной для пешей прогулки. Не баррикады на улицах, конечно, но хотя бы поспешно написанные на стенах призывы бороться с захватчиками и демонстративно закрытые конторы, не желающие обслуживать врага. Однако ничего подобного девушка не заметила.
«Неужели все смирились? – гадала она. – Неужели приняли случившееся? Но почему? Почему никто не поднимается на борьбу? Не может быть, чтобы во всем Сирионе не осталось людей, у которых хватит пороху сопротивляться! Не могли же они все разом пропасть!»
«Хотя… почему же не могли? – сама себе отвечала девушка. – Люди привыкли полагаться только на авионер, привыкли, что те непобедимы, а значит, им самим не стоит беспокоиться о собственной безопасности. Они разучились бороться и защищаться. Особенно – джентльмены».
От нерадостных мыслей девушку то и дело отвлекали выкрики девочек – разносчиц газет. Точнее, одной-единственной газеты. И по мере того как Агата проходила квартал за кварталом, она узнавала от них все больше и больше новостей.
– Читайте свежий вечерний выпуск! Обращение гранд-маршала ферр Крайга к жителям Сириона! – кричали на одном перекрестке.
– Министр полетов призналась в преступлениях против народа Арамантиды! – зазывали покупателей на углу обувного магазина.
– Спешите узнать первыми! Мыс Горн на грани капитуляции! – доносился звонкий голос с перекрестка, а на противоположной стороне улицы его перекрывал другой:
– Новая власть – за справедливость: джентльмены получат право учиться в университетах!
Отыскав глазами разносчицу, сообщавшую новость про университеты, Агата удивленно хмыкнула – это оказался мальчишка! Никогда прежде девушка не видела мальчишек – продавцов газет. И в том, что именно он кричал о справедливости для джентльменов, было что-то символичное.
Агата смотрела на бойких маленьких продавцов и думала, что эта картина как никакая другая наглядно демонстрирует, что жизнь продолжается несмотря ни на что. Вчера эти девочки сообщали новости об очередном подвиге мадам лин Монро на мысе Горн, а сегодня – о том, что завоеватели несут справедливость. Что ж, власти меняются, старые газеты закрываются, открываются новые – а кушать людям хочется по-прежнему. И если все, чем ты можешь заработать на жизнь, – это выкрикивать заголовки газет, то ты продолжишь их выкрикивать, какими бы эти заголовки ни были.
… Над входом в Министерство языка и печати растянулся красно-черный флаг, табличка с названием исчезла, зато появился вооруженный караул и новая табличка с загадочной и непонятной надписью «Четвертый временный военный комитет». Интересно, что бы это означало?
Из-за угла выехал мобиль, каких Агата прежде никогда не видела: с необычно длинным капотом, непривычно низкой посадкой, весь сверкающий фарами и многочисленными зеркалами. В Арамантиде таких не делали. Неужели Третий континент привез сюда даже свои мобили?