Лестница грез
Шрифт:
Бедная тихоня Лилька Гуревич для таких дел не годилась. Мы уже с Галкой проверили, раз взяв ее с собой: в её присутствии ни один парень не рискнул подойти к нам на пушечный выстрел, обходил, как говорили девчонки у нас в классе, двадцатой дорогой. Одно выражение лица Лиленьки чего стоило! Она гордо запрокидывала назад голову, выпячивала нижнюю губу, чтобы хоть немного прикрыть торчащие вперёд зубы верхней челюсти. Она, бедняга, выбила их ещё в чудном городе Краснотурьинске. Да и одежда её поражала воображение.
Чего только стоила её так называемая шуба. Старое выгоревшее красного цвета пальто Риты Евсеевны с громадными плечами, такие носили еще до Второй мировой войны, было подбито изнутри вместо ватина такой же облезшей лисой, поэтому и называлось
Паразитка Галка всё время просила Лильку дать поносить ей на время её шляпку, убеждая простодушную «Лиленьке», что эта шляпа полный атас. Все кавалеры теперь будут у её ног. Доверчивость мамзель Гуревич не знала границ, не знала границ и наша любовь к шуткам. По очереди напяливали на себя ее шубу, напяливали треух и дико хохотали, глядя на себя в зеркало, пока у подружки не наворачивались слёзы и до неё не доходило, что это спектакль. «Чего ты, Олька, после семилетки не пошла в театральное училище, сейчас бы уже была артисткой», - услышала я как-то от Лильки после очередного нашего прикола.
Мы с Галкой подшучивали с таким же успехом и над собственными персонами. Никому из нас и в голову не приходило обижаться, а вот Лилька вдруг затаила обиду на Рогачку. Галке, однако, все это было по барабану. Больше всего доставалось мне, приходилось балансировать между обеими близкими мне девчонками или - не хотелось употреблять это классическое выражение, но все-таки употреблю - болтаться «как говно в проруби».
С Лилькой мы посещали музеи, выставки, кино. Я бесконечно выслушивала о её любви к нашей знаменитости, балеруну оперного театра. Мы бегали к Лилькиной матери в парикмахерскую, чтобы поглазеть на него живьём. Рита Евсеевна всегда докладывала нам, когда он будет стричься у Изьки, известного на всю Одессу мужского мастера. Мой дядька Леонид Павлович иногда тоже стригся у него и выглядел после этого шикарно, радуя Жанночку и меня с Алкой, когда мы заглядывали к ним в гости. И вот же ирония судьбы: не без участия моего дядьки обожаемый Лилькой балерун получил причитающийся по нашим законам срок, наверное, догадались за что. Леонид Павлович долго не мог успокоиться: была бы моя воля, я бы весь оперный театр посадил и ликвидировал в городе этот рассадник. Вот это да! А мы-то думали, здесь среди мужчин-танцоров одни дамские угодники, соблазнители красивых девушек, а они, оказывается, по другому делу...
И все же однажды мне с Лилькой повезло! После посещения парикмахерской, гуляя по Приморскому бульвару, мы подцепили двух кавалеров. Да каких! Сами от неожиданности растерялись, но держали хвост пистолетом. Кавалеры были совсем взрослые. Оба выглядели, как с обложки зарубежного журнала. Если бы не неповторимый одесский говор, их можно было принять за иностранцев. Одного звали Юрием, он был высок, хорошо сложён, но чуть-чуть полноват. К одежде не придерёшься, так даже с одесского толчка вынарядиться не получится. Вся она на нём блестела, прежде всего невиданным качеством, не избитая, подобрана по фигуре, по последнему писку моды. Композицию завершали дымчатые очки в роговой оправе, как у Збигнева Цыбульского, в которого все девчонки были влюблены беспрекословно. Я шепнула Лильке: как денди лондонский одет, он наконец увидел свет.
Второй был одет поскромнее, но тоже с претензией на роскошь, по меркам того же знаменитого толчка. И очёчки на шнобеле были попроще, и выглядел он по сравнению с другом пожиже. Вот с такими кадрами свела нас с Лилькой судьба. Я так про себя подумала: день промозглый, холодный, кадрить особенно этим франтам не было кого. Мы случайно попали в поле их зрения, и они прихватили нас явно от нечего делать.
Тот, что пожиже, первый спросил: где же учатся столь очаровательные создания, если не секрет? Ответишь, что в школе, и конец игре, а так хотелось прошвырнуться в этой компании и ловить на себе завистливые взгляды. Если на них, то, соответственно, и на нас всеобщее внимание. Ничего умнее не придумали, наврали, что учимся в музыкальном училище на втором курсе, словом, уже не малолетки, а вполне взрослые. Кончилось тем, что молодые люди назначили нам свидание.
Боже мой, что делалось с Лилькой, она маме в тысячный раз рассказывала, что они говорили, что мы ответили. Мне от подруги досталась лестная характеристика: мама, Олька вела себя культурно, я так боялась, что она что-нибудь такое загнет и они не пригласят нас на свидание. Но обошлось. Она, когда хочет, может держать язык за зубами.
В этом Лилька была на сто процентов права. Этот Юрий втихаря приглашал меня одну к себе на свидание, так, чтобы подруга не услышала. Она в этот момент была увлечена другом. Но я отказалась, сославшись, что так поступать неприлично. Одна бы я к нему ни за что не пошла. Так, ради Лильки посмотреть, что дальше будет, ещё куда ни шло. Может, он давно женат и у него четверо детей, кто его знает? И вообще этот тип мужчин больше для Лильки и Риты Евсеевны. Только Алену Делону я прощаю, что он брюнет, в моём вкусе одни блондины.
К следующей субботе мы готовились целую неделю. Во-первых, мне нужно было освежить репертуар, вдруг случится такая оказия и мы вынуждены будем проявить свои таланты. Мало ли чего. Во- вторых, одеться по-человечески. Хорошо, что в день знакомства было уже темно, сыро, дождик накрапывал, и всё сошло. Но теперь они явно куда-нибудь нас пригласят, да и скоро праздник - октябрьские на носу. С учетом моего приличного поведения целую неделю и брехни, что с Лилькой идём на «Баядерку», Алка, увидев, как приоделась Лилька, разрешила мне надеть свою выходную кофточку и плащ. У Лильки еще причесались, надушились и, такими неотразимыми, выпорхнули из автобуса на площади Мартыновского, по-старому - Греческой.
Но увы и ах! Кавалеров наших не было в помине. Ни на что не надеясь, обошли площадь пару раз и решили: нет так нет, потопали куда-нибудь в кино. Как вдруг вдали замаячила шикарная фигура в болоньевом итальянском плаще. Это был мой кавалер, но, к сожалению, в гордом одиночестве. Лилька сразу запсиховала, сорвалась уходить. А мне этот ухажер, как мёртвому припарка. Да и он сам как- то подрастерялся, стал нести всякую чушь, что перепутал не то день, не то время назначенной встречи. И запутал приятеля. Сам вызвался позвонить ему из автомата, бросив на моё величество несколько плотоядных взглядов.
Довольно долго он, по всей вероятности, уговаривал своего товарища и наконец выбрался из будки и бодрым голосом сообщил, что его друг не совсем здоров и ждёт нас у себя дома. Такого оборота мы не ожидали, но уж очень интересно было посмотреть, тем более что Лилька рвалась на всех парах. По дороге в угловом гастрономе на Дерибасовской кавалер прикупил вино, спросил, какое мы предпочитаем, креплёное или сухое. Я объявила, что мы пьём шампанское. Юрий улыбнулся как-то ехидненько и пошёл в кассу выбивать чеки. У нас был последний шанс культурно слинять, но мы им не воспользовались. Любопытство не порок, а большое свинство. Оказалось, что пришли мы в гости совсем не к Лилькиному кавалеру, а к моему. Но это выяснилось попозже. А пока наши новые знакомые нарезали колбасу и сыр, открывали баклажанную икру, что-то еще сервировали, мы по очереди дрынькали на расстроенном отечественном фоно. Лилька исполняла с чувством единственную вещь, которую знала наизусть «На память Элизе». А мне пришлось отдуваться своим блатным репертуаром, прерываясь на шампанское, которое без устали подливал в мой бокал Юрий.