Лестница грез
Шрифт:
– Кто говорит?
– орал, как разъяренный зверь, в трубку Лейбзон.
– Где заведующая?
– Так нету их, это рабочая. Начальства нету, на базу поехали.
– Передай, на базе им больше делать нечего. Пусть в суфлёры в театр устраиваются, а ты в артистки.
Я стояла ни жива ни мертва, совершенно ничего не понимала. Похоже, сама того не желая, заложила свою напарницу по всем статьям.
Этот невысокого роста мужчина лет пятидесяти с полулысой головой, с торчащими по краям вьющимися рыже-седыми волосами в своей застиранной рубашечке и коротких широких
– А ты там что прячешься?
– Лейбзон выглянул в окно.
– Иди сюда, Иван-царевич!
Как метко. Диспетчер действительно чем-то походил на героя русских народных сказок.
– Где твоя подчинённая промышляет? Ну?
Далее Леонид Михайлович слово в слово, будто заученное стихотворение, повторил то, что я уже слышала от Зинули. Про песни, колхозных баб, предупреждение мне, чтобы не поддавалась на его уловки, и, конечно, про обрезание. Разумеется, все наоборот, но молодец Зинуля, хорошая память, раз так его цитировала.
– Слушай, как тебя? Оля? А это правда, что ты персики на базаре покупаешь? Я Алексею не поверил, такой позор! А ты, поц, как себя ведёшь, а? Какой же ты парень очень ценный... Чтоб у Оли каждое утро были фрукты. Вазу побольше подбери. И чтобы мытые. Слышишь, Дон Жуан?
Бедный диспетчер был бледен, как мел, и только кивал головой.
– Скажи Венере Милосской спасибо, что план выполнили. Видел, к ней все завмаги переоформлять транзит, как на срачку, бегали? Смотри, чтоб никто не привязывался. За неё лично отвечаешь, меня правильно понял? А королеву шантеклеру, как только появится, с пожитками сразу ко мне.
– Леонид Михайлович, не волнуйтесь, - он так противно весь согнулся, что вся его мужская красота пропала моментально. А Лейбзон, посвистывая, понёсся дальше наводить порядок. Как я услышала потом от диспетчера, сегодня у Лейбзона зверский аппетит на человечинку. Вазочка с фруктами, тем более с мытыми, у меня так и не появилась. Правда, с каждой прибывающей на весовую машины Иван-царевич демонстративно отбирал лучшие плоды, приговаривая: «Это для той, как её там, Венеры».
Моя начальница так и не объявилась, вместо неё прискакал муж и сообщил, что Зиночка сильно заболела, у неё давление. Так я больше её не видела.
Я пересела на место Зинули, откуда еще лучше, через открытое настежь окно, просматривалась вся территория. Мои познания трудового процесса стали значительно шире. Возглас диспетчера, что к Лейбзону пожаловал сам «полтора жида», особо привлёк моё внимание. Такую личность ещё не лицезрела. Я много чего ещё не видела, поскольку мы были только филиалом, а главная контора располагалась на Моторной, 8, за всеми заставами. Там же находилась и резиденция большого начальства, как величал её Лейбзон. Его часто вызывали туда, и тогда у нас начиналось то, что можно в двух словах изобразить, как кошка из дома, мыши в пляс.
На «полтора жида», безусловно, мне было интересно взглянуть. Я выглянула в окно и увидела «скорую помощь». К кому она приехала?
– Та то ж «полтора жида» прикатил. Сейчас побачишь, як выползать будет, не пропусти. Сейчас его хозяин отпустит. О, о, дывись!
– удовлетворил мое любопытство наш диспетчер.
Действительно, было на что посмотреть. Никогда в жизни ничего подобного я не видела. Он от своей полноты уже не был похож на человека. Еле сполз с трёх ступенек и, с трудом перебирая трущимися друг о дружку толстенными ногами буквой икс, плёлся в нашу сторону. При этом его громадное брюхо телемпалось из стороны в сторону, не совпадая в такт с головой и жирнющим подбородком. Уж очень неприятное это было зрелище. В принципе больной человек.
– Привет, Володя!
– завидев диспетчера, «полтора жида» протянул ему руку.
– Что не появляешься у меня? Разбогател? У меня для тебя всегда припасено. Говорят, у тебя здесь новая пассия завелась? Стоящий кадр?
Пыхтя как паровоз, что подвозит на базу вагоны, он протиснулся к моему окошку, пытаясь что-то рассмотреть. Диспетчер бросился ему наперерез.
– От только этого мне не надо! Здесь всё схвачено. Под личным контролем самого...
– Та ладно, Володенька, всё сейчас продаётся и покупается. Только от цены зависит. А знаешь, она того стоит, аппетитная деваха, молоденькая. Какой твой процент? Подумай и позвони, свои же люди, разберёмся. Договорились?
Перебирая своими слоновьими ногами, необъятный толстячок дошкандыбал к «скорой помощи» и с помощью шофёра и врача в белом халате еле втиснулся через заднюю дверь ЗИМа.
Едва машина с визгом вылетела за территорию, как у моей кельи объявился Володя:
– Ну шо, ты всё слышала?
– Я не подслушиваю, это не мое, противно.
– Ага, такая, значит, политика. Ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не говорю. А, между прочим, тебя лично касается. Тот еще удав. Заглотнет - и выплюнет.
– Меня? Я его не знаю.
– Зато он на тебя настроился.
– А кто он?
– Заведующий винным складом в городе, их у него несколько, в подвалах. Денег куры не клюют. На тебя запал. У них как состязание, у кого мошна больше, так тот и в дамках. В шашки играешь? Поставил он на тебя.
– Что поставил?
– Ты как с небес свалилась. Тебе сколько лет-то?
– Уже двадцать два.
– И не кумекаешь? Он тебя озолотит, у него цых грошей, як у бездомной собаки блох. И то больше, и девать некуда.
– Пусть он засунет их себе в одно место, можете так и передать ему. Будь он хоть «четыре жида» сразу.
– Я тебе передал, Венера Милосская, а там сама решай. Между прочим, раз ты такая неприступная, то двери зачиняй. Здеся желающих много, я тебя отбивать не буду.
Он вышел, и я на защёлку сразу закрыла дверь. Вот так номер, чтоб я помер. Только этого мне не хватало. Может, признаться и сказать им, кто мой дядька. Тогда их аппетит поубавится. Господи, такой урод и туда же. Фу, как противно. Еще и победитель соцсоревнования. Смех и грех. Боженька, родненький, дай продержаться ещё немного и получить эту сраную трудовую книжку и сбежать отсюда подальше.