Лестница грез
Шрифт:
Я смотрела вслед этой женщине и чувствовала себя такой жалкой, такой беспомощной. Господи, куда я попала?
Зинулино место недолго пустовало. Его занял Юра Морозенко, он на базе отвечал за железнодорожный транспорт. Так распорядился Лейбзон: а то этого швыцера никогда поймать нельзя. «Сильно умный, когда захочет, тогда объявляется, - укоризненно покачивал Лейбзон головой, - деловой нашелся, думает, меня пальцем сделали. Под боком пусть сидит и никуда не рыпается без моей команды».
Это был молодой человек, на вид явно похож на человека с пятым пунктом, понятно каким, но постоянно подчёркивавший своё украинское происхождение.
Как только над ним не подшучивали - и личным моим охранником называли, и бесплатным слугой. Парень оказался только внешне смахивающим на пацана, на самом деле ему давно было за тридцать. Начитан, увлекался театром и кино, в общем, достаточно эрудирован, что в этом зверинце мне показалось исключением из правил. Я в момент сориентировалась: с Юрой можно дружить по-честному, без всяких там ухаживаний и приставаний. Призналась ему, что очень боюсь, что мне не нравится эта шарага и я очень скоро отсюда уволюсь. Он, в свою очередь, не скрывал, что работает здесь только из-за денег. Нигде даже с высшим образованием не заработать, как здесь.
Со своим скользящим графиком Юра постоянно в бегах. Такой неуловимый Фигаро, который то там, то здесь. Сейчас на товарной, позже на расцепке вагонов, затем в очереди на получение документов. Шустрик неугомонный, за рабочий день успевал обтяпать все свои дела. Ему не нравилось, что теперь он под личным контролем начальства и привязан к стулу в этой комнатенке. Спустя некоторое время я ощутила, что парень ко мне неравнодушен. Как такое не уловить, когда на моём столе появилась вазочка с цветочками. Морозенко стал таскать редкие книги, настоятельно рекомендовал их почитать, так что мне было чем заняться в свободное время. Он словно за руку водил меня по лабиринту этого гадюшника, рассказывал, кто чем занимается, за что отвечает. Постепенно я начала различать всю эту ораву друг от друга. А когда представляешь who is who, появляется больше уверенности в собственных силах. Тем более, когда тебя всюду сопровождал такой идальго. Диспетчер исходил на говно, как только он не комментировал нашу дружбу. «Мороз, ты ж на тот Монблан у жизнь не взберёшься. Купи себе ходули!» - кричал он нам вслед и при этом идиотски ржал.
Юра взялся провожать меня домой после работы. По этим глухим и опасным переулкам, особенно осенью, когда темнеет рано, это совсем не мешало. На третьей станции Фонтана я садилась в трамвай, а мой кавалер возвращался в приподнятом настроении назад. Если он был занят, то я пристраивалась к базовским тёткам. На удивление они ко мне нормально относились. Они топали все на трамвай или троллейбус в сторону Молдаванки. Как-то одна из этих женщин, едва мы вышли за проходную, схватилась за бок.
– Давайте я понесу вашу сумку, а вы постойте, передохните, - предложила я.
– А потянешь, тяжелая дюже?
– Не переживайте, я к тяжестям привычная.
Сумочка была действительно не из лёгких. Да ещё тетка всем весом повисла на другой руке, шепча, что у неё не всё в порядке по-женски, а сегодня чересчур натягалась и просто доходная. Доплентухались с ней до самого ее дома. Она оказалась бригадиром рабочих со склада мелкого опта, который снабжал школы, детсады и прочие мелкие учреждения. А вот с кем у меня явно не складывались отношения, так это с грузчиками. Может, потому, что я не раз, особенно когда пролезала через дыру в заборе и пробегала мимо разгружающихся вагонов, видела, как они занимаются шахером-махером, явно что-то химичат или откровенно воруют. Однажды один из них, здоровенный детина, пригрозил мне своим громадным кулаком: молчи, мол, а то... Иногда даже становилось страшновато топать коротким маршрутом мимо разбитого старого еврейского кладбища, лучше от беды подальше, мало ли что, спокойнее через главную проходную.
Ко всем этим страхам добавилась ещё одна. Бабка вынула письмо из почтового ящика на моё имя из прокуратуры. Мне предлагалось явиться в такой-то кабинет такого-то числа. Мы с Алкой, не ужиная, рванули к дядьке домой. Он, не зная, что к чему, начал разводить антимонию, что я сама виновата, наверное, вот вляпалась, дыма без огня не бывает, крутила хлопцам хвосты и осталась после всего на бобах. В общем, наслушались с Алкой всякого. Но, конечно, он позвонил кому-то, и мне велено было обязательно пообщаться с этим прокурором, да еще со строгим указанием не краситься, не мазаться, напялить на себя юбку подлиннее.
Возвращались обратно пешком, молча. Погода была под наше состояние: тёмная сырая ранняя осень. Алка закашлялась, уткнувшись в старую кофту. Так у нее часто в эту ненастную пору.
Показывать на работе повестку из прокуратуры означало полный крах. Накануне я зашла к Лейбзону и попросила отгул, сославшись на острую зубную боль. Леонид Михайлович не возражал, сказал только, чтобы с зубами не тянула, обязательно завтра же пошла к врачу. Мне показалось, что ему явно не до меня, они вдвоем с нашим инженером рассматривали какой-то чертёж.
Утром бабка вытаращила на меня глаза. Видос у меня был ещё тот, как, наверное, у колхозника, первый раз попавшего в город, где грохочат трамваи. Мандраж такой, что тряслись не только ноги с руками, но и все кишки. Предъявив на входе милиционеру свой паспорт и повестку, я поняла, что совершила промах. Моя внешность ничего общего с паспортным фото не имела. Он подозрительно на меня уставился, переспросил фамилию, имя, отчество. Сверил, затем еще раз осмотрел меня со всех сторон и наконец пропустил. Больше часа я сидела под кабинетом и ждала. Наконец меня пригласили. За столом сидел какой-то шкет, выглядел почти как я сегодня, недоделанный, с одной разницей: я косила под деревню, а он честно к ней относился. Говорок выдавал. Интересно узнать, как такой «кавелок» в Одессу попал, да ещё в городскую прокуратуру.
С умным видом, изучая меня с ног до головы, он уставился в скоросшиватель, что-то читая.
– Ознакомился я здесь с вашим делом, - ни тебе здравствуйте, ни до свидания, хотя бы присесть предложил, чего это я стоять перед ним должна.
– И что будем с вами делать? Понимаете, это преступление, государство бесплатно вас учило, вы получили с предприятия подъёмные, проездные и исчезли, стали тунеядкой. Вот так за все отблагодарили Родину. На вас висит несколько статей. Гляньте в окошко на улицу, может, еще долго не увидите белый свет.
Он поднялся из-за стола, явно корча из себя вершителя человеческих судеб. Ну и удружил же мне Леонид Павлович, я бы по собственной воле в жизни сюда не попёрлась. Дура набитая. Из института тоже ведь сразу пришло такое же письмо. Испугавшись, прибежала к себе в деканат. Секретарша как увидела меня, замахала руками: брысь отсюда, чтобы никто тебя не видел, я отписала, что ты вышла замуж и уехала с мужем военным к месту его службы, а фамилию твою новую не знаю. Быстро верни подъёмные, обязательно заказным письмом с уведомлением отправь и не показывайся. Кто тебя будет искать, кому ты нужна? Диплом у тебя? Ну и гуляй. Устраивайся, только сначала помалкивай, что у тебя высшее.