Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
Я что-то упускаю. Пока я наблюдал аборигенов со стороны, они казались мне почти людьми. Изнутри... я не знаю, что думать. Аборигены, которых я начал было воспринимать с земной точки зрения, лихо поставили меня на место.
Остается только продолжать наблюдения. Я беру себя в руки, считаю до десяти, как только мне мерещится тень раздражения - и стараюсь анализировать мельчайшие частности.
Биология - биологией. Но пока я не пойму аборигенов, как своих, нечего и думать о серьёзной работе. Как можно пытаться вникать в политику или искусство, если тебя ставят
Наберемся терпения.
***
Ра вовсе не собирался ни за кем шпионить. Ему просто не спалось.
После разговора с Ар-Нелем ему было неспокойно и нервно. Ар-Нель непринуждённо, почти шутя, сложил листок из Книги Судьбы пополам - и Ра уже не мог не думать о том, какие имена совпали и соприкоснулись.
"Потайная шестёрка"...
Разговаривать об этом с Родителями казалось бессмысленным. Если бы Мать или Отец хотели, чтобы Ра всё, как следует, понял, они сами завели бы разговор на эту тему. Их молчание означало их шутки или раздражение в ответ на любой вопрос. Братья - не осведомлены и о собственной судьбе. Лишь Старший порвал свою страницу из Небесной Книги и переписал священный текст заново, ему Ра мог доверять, но Старшего сейчас интересовала только собственная жизнь.
Ра написал письмо Ар-Нелю, пригласив его на прогулку и шуточный поединок. Ар-Нель ответил весело и любезно, пообещав приехать, как только выдастся свободный день, - и Ра ждал, боясь вопросов Второго и Третьего Брата и надеясь как-нибудь вывернуться. Впервые ему хотелось общаться с человеком, которого, в общем, не одобряла Семья.
Ну да. Семья - во всяком случае, Родители - одобряла сына Эу-Рэ. И теперь за спиной Ра могли вестись любые переговоры; от этого ему становилось почти жутко.
Босой ногой - на ступеньку из колючей ветви?! Не высший, а высочайший круг?! Ну как, скажите на милость, можно вообще представить себе Наследного Принца в качестве спарринг-партнёра... А если это бред и надуманные Ар-Нелем глупости, то что все эти великосветские господа внезапно делали на свадьбе Старшего Брата? Мы же в опале, мы всегда были в опале... Господин Л-Та, Господин Неприятности Короны...
И Ра ждал Ар-Неля страстно, как посланника собственного будущего - не в силах заснуть от нетерпения. Когда Ар-Нель, наконец, прислал записку, что заедет завтра, Ра вообще не смог заставить себя лечь в постель.
В спальне казалось несносно жарко от натопленной жаровни рядом с ложем. Ра накинул плащ и вышел в сад, наслаждаясь холодной свежестью осенней ночи.
Осень пришла к повороту. В свете масляных фонарей кружились медленные и мелкие снежинки; изморозь лежала на траве, сделав её стеклянно ломкой, сахарный налет инея похрустывал под ногами - и воздух благоухал тонко и сладко, подобно цветку златоцветника в любовном письме. Обнажённые чёрные ветви деревьев, тронутые морозом, вырисовывались на буром небесном полотне чётко и изящно, словно начертанные тушью. Сад был совершенно пуст, только в далекой будочке привратника горел розовый огонёк; все, кроме сторожей, спали. Одиночество показалось Ра блаженным.
Наслаждаясь свежим холодом и тёмным покоем спящего сада, Ра обошёл дом - и вдруг услыхал приглушённые голоса. В той самой беседке, где Ра разговаривал с Ар-Нелем, кто-то был - там даже зажгли фонарик. Ра показалось, что он слышал голос Госпожи Лью. Это мгновенно изменило его намерения - снова нестерпимо захотелось коснуться хоть краешка той тайны, которая её окружала.
Ра тихо, как тень, стараясь не хрустнуть и не шевельнуть ветви, прокрался к беседке в тени кустов. Акация давно облетела, но густое переплетение веток ночью казалось надёжным прикрытием. Жёлтый фонарик под сводом беседки освещал для Ра фигуры Старшего и Госпожи Лью, но для разговаривающих, очевидно, ночной сад тонул во мраке.
Впрочем, увлечённые разговором, они и не глядели по сторонам. Ра удивился их тону и позам - спорщиков, почти соперников, а не влюблённых. Старший держался за эфес; Госпожа Лью почти отвернулась от него, говорила через плечо и в сторону.
– Я не понимаю, - говорила она, - чем не угодила тебе. Ты - мой сюзерен, я делаю всё, что велит присяга...
– Ты меня презираешь, - сказал Старший с таким странным выражением, что Ра стало холодно.
– Презираешь, не принимаешь всерьёз, я тебе смешон... Нет, не отрицай очевидных вещей! Я люблю тебя - я вижу.
– Как я могу презирать своего сюзерена?
– сказала Лью.
– Разве я посмею?
Ра тут же вспомнил Ди, и Старший тоже, очевидно, тут же вспомнил Ди; в его тоне послышалось отчаяние с некоторой примесью злости:
– О, Лью, ты хоть знаешь, каково безответно любить собственную жену?!
Ра показалось, что Лью улыбнулась.
– Прости, Н-До, откуда мне знать...
Старший схватил её за плечи, повернул к себе, заглянул в лицо:
– Не можешь мне простить?! Не можешь смириться с тем, что не скрестила со мной клинка?! Сравниваешь с мёртвым, будь он проклят?!
Ра чуть не сел прямо на заиндевевшую траву.
– А, нет!
– рассмеялась Лью, и её голос показался Ра совершенно бессердечным.
– Как дурно думаешь обо мне! Госпожа Эу-Рэ всегда говорила, что надлежит благоговеть перед благодетелем...
Старший встряхнул её, как зарвавшегося пажа:
– Не смей!
– Прости, Господин, - сказала Лью с насмешливой кротостью.
– Я должна молчать и повиноваться, как добрая жена. Мне лишь на миг показалось, что тебе этого, как будто, не хочется...
Старший отпустил её, остановился, опустив руки.
– Лью, - сказал он с мукой, - я не знаю, что делать. Прошлого не изменишь. Я ненавижу мертвеца за то, что ты любила его... но не мне с ним тягаться. Я сильнее - но что такое поединок с ним, когда не было поединка с тобой... я не могу тебе ничего доказать.
– Ты можешь, - возразила Лью, пожав плечами.
– Можешь, но не хочешь. И, прости меня, подарок Небес, ты вообще слишком много от меня хочешь. Я всего лишь двойной какой-то трофей. Знаешь ту деревенскую скороговорку: "Татем у татя перекрадены утята"?
– и рассмеялась.