Лестница на небеса
Шрифт:
— На твоем месте, Аська, я бы следила за сестрицей, — сказала одна из них. — Дева собирается вырасти в красавицу, а кокетства в ней уже теперь достаточно…
— Достаточно для чего? — спросила вторая.
— Для того, чтобы вляпаться в неприятности, со свойственным ее возрасту пылом…
— А мне кажется, Анька вырастет в синего чулка, — сказала Ася. — Все данные у нее есть… Мальчики ее не интересуют, она все больше стихи пишет… Кстати, один раз она мне выдала целую поэму на заданную тему, причем сразу, особо не раздумывая. Вот такой она импровизатор…
Мышка
— Аня, давай, — попросила рыжеволосая Мила. — Пожалуйста…
Мышка хотела отказаться, но отчего-то ей захотелось показать им, что она уже не ребенок. На минуту она представила себе, что среди них — Кинг. Как бы он себя повел? С этими девушками? Такими, в отличие от нее, красивыми и взрослыми? О, долго и думать было не надо! Непременно приударил бы за кем-то, если…
— Тема, — сказала она. — Давайте тему. Только времени у меня мало. Мне нужно учить уроки…
Она едва заметно усмехнулась — никакие уроки на самом деле ее не интересовали. Просто захотелось вдруг подчеркнуть разницу.
— Вийон… Знаешь такого поэта?
Мышка улыбнулась. И тихо процитировала:
— «Кто это? — Я. — Не понимаю, кто ты… — Твоя душа. Я не могла стерпеть… Подумай над собою… — Неохота…»
Она закончила цитату.
Даже смотреть в их сторону было не надо. Ученицы седьмого класса в лучшем случае увлекаются Блоком. В худшем — Асадовым. Но только не угловатым, философичным и дерзким Франсуа…
Она на секунду задумалась и, пытаясь поймать ускользающую тень рифмы, прикрыла глаза. Потом, когда внутри зазвучала тихая музыка, она их открыла.
— В грехе моем невольном каюсь, — начала она тихо, — я на коленях, чуть жива… Не сатана ли, усмехаясь, шепнул мне тихо: «Франсуа…» Он висельник был, вор, повеса. Он странные стихи писал. Так кем вдруг сорвана завеса веков? Откуда этот шквал? Все сны с тобой — исчадье ада, всех чувств к тебе — сплошной парад… Твой поцелуй — за все награда, мой доверсальский адресат… И никого других не надо, ты в сердце — выстрела свинец… Коль ты в аду, дойду до ада, там поцелую наконец…
Мышка закончила. В комнате царила тишина. Она покраснела, почувствовав их удивление, и, с едва заметной улыбкой поклонилась.
— Всё? — спросила она. — Я могу идти?
— А еще?
Мышка удивленно подняла глаза. Мила подалась вперед, глядя на нее с таким странным чувством, что Мышка поняла — она не может ей отказать. И стихи, начавшись, не могли кончиться внезапно… Боль, затаившаяся в душе, искала выхода.
— Найти убежище. Закрыть лицо руками. Не видеть мир, когда в нем нет тебя. С тобою рядом ведь меня не будет никогда… Так ты решил. Ну что ж, беда твоя… Моя любовь — побег из паутины, где, раненный, мой умирает дух. Скажи, зачем придумал Бог, что счастье — лишь для двух? Искать твое лицо в воде, в стекле и в небе — мне трудно. Одиночество мое я разделю с мечтами — о тебе… Пусть будет так. Как скажешь, так и будет, мой любимый…
Она остановилась. Что-то произошло. Как будто она просто говорила теперь без рифм, пыталась объяснить ему, что с ней происходит…
— Не получается, — сказала она, пытаясь скрыть слезы, навернувшиеся на глаза. — Сами видите, не всегда получается у меня рифмовать.
Одна из незнакомых девушек вдруг встала, подошла к ней и, погладив по плечу, сказала:
— Знаешь, у тебя все получилось. Рифмовать куда легче, чем высказывать чувства…
Мышка кивнула, благодарная ей за понимание, и, выдавив улыбку, хотя ей так хотелось разреветься, прошептала:
— Ладно… С вашего позволения я все-таки отправлюсь учить уроки…
И, не дожидаясь ответа, закрылась в своей комнате.
Там она достала тетрадь в синюю клеточку и записала: «Я больше не хочу быть ребенком. Это унизительно. Если ты не хочешь быть предсказуемой, то бишь наивной, глупенькой и покорной, на тебя в лучшем случае смотрят удивленно-потрясенно или начинают считать вундеркиндом… А я просто такая. Какая есть. Господи, я понимаю, что каждый день приближает нас к смерти, но сделай так, чтобы этот омерзительный период, называемый отрочеством, прошел как можно быстрее!»
— Да что с тобой происходит?
Она сказала это тихо, но в тишине ее голос прозвучал криком. Он невольно поморщился.
— Не ори…
— Я не ору, — начала она, но тут же почувствовала, что невольно оправдывается.
Ей же не в чем оправдываться!
— Я говорю, — произнесла она уже твердо и спокойно. — Просто неприятно, когда тебя обнимают, как… Я не знаю, Кинг! Мне кажется, что я проститутка, к которой ты пришел за утешением!
Он молчал, рассматривая потолок. Черт побери, подумала Ирина. Он его так рассматривает, словно это звездное небо… Со всеми там идиотскими туманностями…
— Ты вообще меня слышишь?
Он продолжал молчать, только рука потянулась к сигарете. Потом в темноте мелькнул огонек, и Ирина была вынуждена еще некоторое время ждать ответа, наблюдая, как светлый дымок плывет к потолку.
— Мир устроен глупо, — наконец произнес он.
— Свежо, — зло рассмеялась она. — Весьма свежее наблюдение… Оригинальное. Никогда не приходилось мне слышать подобных умозаключений… Это ответ на мой вопрос?
— Не-а, — сказал он. — Это ответ намой собственный вопрос.
— Довольно банальный, — не удержалась она.
— Каков вопрос, таков ответ… А на твой вопрос я в данный момент ничего ответить не могу. Если бы я знал, что со мной происходит, я бы тебе сказал. Но я не могу пока придумать, как мне выйти из этого кретинского положения…
— Тогда надо посидеть в разных углах, — сказала она, поднимаясь с кровати. — Посидеть и подумать, стоит ли нам продолжать…
— Ты обидишься, — тихо сказал он. — А я совсем этого не хочу…
— На что я должна обидеться?