Лестница в небеса. Исповедь советского пацана
Шрифт:
– Ну как? – спросил папаша. – Нравится?
Он еще спрашивал! Пистолет был прохладный, увесистый и таил в себе неведомую грозную силу, от которой заколотилось сердце. Хотелось навести его на кого-нибудь. Всего-то только навести, чтоб увидеть, как страшный Наиль превращается в трусливого суслика.
– А вот в живот целится не надо! – папа ловко изъял у меня оружие и улыбнулся жене. – А ты боялась даже в руки взять!
– Ну его, – передернула плечами Елена Валерьевна. – Микки можно, он скоро будет
– Да не разведчиком, а контрразведчиком! – с досадой поправил я.
– А в разведчики что же, не хочешь? – спросил глава семейства.
– Не!
– А что так?
– А если поймают? Пытки? А потом расстрел? Я сам хочу ловить.
– Хулиганов?
– Шпионов! Хулиганы мне не нравятся. У нас их на улице полно. Наиль, Рыга, Витька Яковлев…Видеть их не могу.
– Вот, – тихо проговорила супруга, – говорила тебе? Устами младенца…
– Микки поймает самого злого шпиона! Самого гадкого! Он застрелит его! – вмешалась Людка.
– Обязательно поймает! – согласился папа, вздохнув. – Лен, кушать хочу, как волк, причем тамбовский. Слыхала, небось, про такого?
– Вижу такого. Каждый день.
Я влюбился в людкиного отца сразу и пылко. Теперь я часто бывал в их семье и не раз оставался на ужин. Иногда Василий Павлович – так его звали – был расположен к беседе. Больше всего я пытал его, как не трудно догадаться, насчет геройских подвигов.
– А у вас есть награды, дядь Вась?
– А то…
– Орден?!
– Медаль. За безупречную службу.
– Вы преступника поймали?
– Вроде того.
– С ножом?! Один на один! А вы приемы знаете? Самбо?
– Учил когда-то…
Меня удивляло, что у него глаза всегда были при этом какие-то грустные. И о подвигах он говорил как-то неохотно… Ну, задержали, ну допросили и что?
А Елена Валерьевна вообще морщилась, если я пытал ее про мужнину работу. Люда по страшному секрету призналась, что родители даже ругались из-за работы папы. Я не мог в это поверить. Жить с героем и ругаться!
– Ты не подумай, мама очень любит папу! Только она переживает, боится.
– Чего боятся?! Он – раз-з-два! Приемчик, и все готово. Знаешь, как их учат? Это секрет. Разные секретные приемы. И стреляют они прямо в цель. Хоть с закрытыми глазами. Смотрела «Чингачгука»? Ну вот… и они так. Он на него с ножом, а он рукой вот так раз…
– Ой! Больно же! Отпусти!
– Это меня Пончик научил, я тоже кое-что знаю. Ну не хнычь, все в порядке. Я же шутейно…
Люда обиженно дула на запястье, я тоже дул. Поганец Снежок выскакивал откуда-то из-под дивана – хвостик столбом, спинка горой – и прыгал боком, готовясь к нападению. Мы шустро подбирали ноги и кричали тоже угрожающе.
– Вот только попробуй!
Снежок пробовал почти всегда и почти всегда удачно. Людка визжала, я дрыгал ногами
– Ты чего? – тут же меняла тональность Людка. – Ему же больно!
– А нам не больно? Пусть знает!
Людка шла за Снежком в коридор и через несколько минут оттуда доносился ее крик.
– Больно же, Снежок!! Ай! Пусти! Не смей!
Я не вмешивался, почесывая расцарапанные кисти. Людка появлялась задом, согнувшись и выставив перед собой руки.
– Не смей больше! Фу, Снежок! Фу!
Потом мы забирались на диван с ногами, а Снежок сидел внизу и хлестал по полу хвостом, дожидаясь, когда сверху свесится его добыча.
– Надо было отправить тебя на Луну, вот погоди! – угрожал я. – Зверюга подвальная.
Однажды так сидели мы с Людой долго, а потом глянули друг на друга и смутились. Людка зачем-то поправила платье, а я покраснел. Что-то надвигалось. Мы отпихивали какую-то страшную мысль, а она уже владела нами.
– Слушай, а ты целовалась когда-нибудь? – вдруг спросил я осипшим голосом.
Людка опустила голову.
– Нет. А ты?
– Да. И не один раз. Еще в детстве. Это просто.
– Н-не знаю… А зачем?
– Все делают это. Хочешь попробовать? Тебе понравится, вот увидишь!
– Хочу, – еле слышно вымолвила Людка, краснея еще гуще, – только я не умею. И мама будет ругаться.
– Не будет! Она и сама наверняка целуется! И мы никому не расскажем. Давай?
– А мы с тобой поженимся?
– Конечно! И Снежок будет с нами.
Людка подняла голову и посмотрела на меня влюбленными глазами.
– И мама с папой!
– Что?
– Будут жить с нами.
– Ну… наверное. И мои родители тоже. Но мы будем отдельно. Как муж и жена. У нас все будет общее. Ты была на свадьбе?
– Да. Целых два раза!
– И я был. Видела, как они целуются?
– Видела… Ты что, прямой сейчас хочешь?
Я лишь облизнул пересохшие губы и кивнул.
– Ты никому не скажешь? Закрой глаза и не смотри на меня, ладно?
Я закрыл глаза. Что-то мокрое, теплое прижалось к моим губам и сразу отпрянуло с испуганным восклицанием.
– Ой! Не смотри на меня!
Люда заплакала.
Я вытер губы и тронул ее за плечо.
– Ну ты чего, Люд? Все нормально. Никто не видел.
Людка вытерла глаза, шмыгнула носом.
– Так страшно. Что теперь будет? Мы же еще маленькие.
– Мы же вырастим, чего ты?
– И будем любить друг друга? Я тебя давно люблю, Микки и ты меня люби.
Перечитывая сейчас эти строки, поймал себя на том, что это напоминает мне историю про то, как Том Сойер впервые поцеловал Ребекку Тэтчер – ну и что с того? Я же не виноват, что мы с Томом похожи.