Лестница в небеса. Исповедь советского пацана

Болен Артур

Елена Валерьевна узнала все про нашу любовь в этот же вечер. Люда сама ей и рассказала. И про то, что мы поженимся, и про поцелуй, и про то, как любим друг друга. К счастью, мама не сошла с ума от ужаса и даже особо не расстроилась. Спасло то, что она была красивой женщиной. Красивые женщины, они такие – их трудно выбить из седла. Чувствовалось, что Елена Валерьевна пережила не одно признание в любви, перевидала всяких мужчин и видела их насквозь. И меня она видела насквозь, поэтому и не перепугалась. Позвала нас с Людкой на кухню, налила чаю и сказала.

– Ну вот что, голубки. Я рада, что вы любите друг друга. Но со свадьбой придется повременить. И с поцелуями тоже. И давайте-ка лучше об этом не будем рассказывать

папе. Не будем его расстраивать. Микки, ведь ты разумный мальчик? Я не хочу, чтоб ты приходил в гости, когда меня или папы нет дома. Хорошо?

Я кивнул. Елена Валерьевна вздохнула, подперла ладонью подбородок и с удивлением и любовью разглядывала дочь. Потом сказала грустно и задумчиво.

– Люда, Людочка, Людовик… Ты подумай… Вся в меня пошла. Влюбчивая. Ой, влюбчивая… Не будет тебе покоя, Людовик…

До сих пор благодарен Елене Валерьевне за ее чистое сердце, за то, что избавила нас от тошнотворных нотаций тогда, от бабского «ой, что вы натворили, да что теперь будет!» Не внесла в наши души разлад, не напугала грозным возмездием.

Наши отношения с Людой выровнялись. Мы ни разу больше не целовались. Снежка кастрировали, но драться он не перестал.

Летом все разъехались по деревням, дачам и пионерским лагерям. Уехала и Люда. А потом вся их семья переехала куда-то в центр. В центр стремились многие. Особенно из интеллигентов. Так и ушла моя первая любовь.

Глава 13. Памяти друга

Сашка Коновалов многие годы был самым ярким попутчиком в моей жизни. Расскажу о нем до конца.

Юг в те годы не отпускал нас. Для советского человека каждый выезд на Черное море означал жирную галочку в биографии успешной жизни. Пяток галочек означало, что жизнь удалась. Десяток свидетельствовал – человек ворует, но раз до сих пор не посадили, значит не дурак. Если надо было деликатно, по-интеллигентски похвастаться, достаточно было начать разговор с того, что:

– В прошлом году в Ялте было дождливо. Удивительно. Сколько раз приезжал в сентябре, а такого не припомню. В Сочи потеплее…

И собеседник, который южнее Псковской области не бывал, сдувался.

Не удивительно, что через год, в сентябре, мы с Сашкой вновь упаковали рюкзаки и погрузились в «башмак» на Сортировочной станции. В карманах на двоих у нас было около сотни рублей. Цель на этот раз – Сочи.

Опыт пригодился. Мы избежали множество крупных и мелких оплошностей, которые в прошлом походе доставили нам кучу неприятностей, до Харькова добрались меньше, чем за двое суток. А затем опять начинались мытарства, потому что дальнейший маршрут пришлось прокладывать заново. В результате мы забрались аж на Северный Кавказ, к Минеральным Водам. Вернулись. На какой-то кубанской станции сердобольная казачка, увидев наши исхудалые чумазые рожи, приняла нас за беженцев и накормила варениками с творогом. Силы иссякли и последнюю сотню километров от Лазаревской мы добирались на пассажирском поезде. Будучи совсем в непотребном виде, благоразумно не вылезали из тамбура. Две ночи в чертовом Сочи спали на берегу, днем не вылезали из моря. Щипали черный вязкий виноград с палисадников, заедали его лепешками. Смотрели на пальмы, как и все северяне с приторно-преувеличенным восторгом, облизывали пересохшие губы, засмотревшись на изумительные женские фигуры в крохотных купальниках на пляже, пугали почтенных тетушек, которые принимали нас за диких туземцев, спустившихся с гор. Назад в Ленинград возвращались все-таки обыкновенным пассажирским поездом – товарняки осточертели смертельно…

Уже будучи студентом на Черноморское побережье я зачастил. В том числе и с Сашкой. Одна поездка оставила неизгладимый след. В то лето мы отдыхали «как люди». Денег было рублей по двести на брата. Сняли комнату в Гаграх.

Купались, загорали, ждали необыкновенных приключений, и они пришли. Как-то вечером познакомились с грузинами в кафе. Пили портвейн, хвастались и обнимались. Больше всего меня подкупило, что один из парней, Гиви, обожал «Дип Перпл». Мы дуэтом орали «Смо-о-ок он зе во-оте…» и хлюпали от восторга носами. Как и положено, я приглашал Гиви в гости и обещал достать ему джинсы «Вранглер» за сто восемьдесят рублей (на Кавказе они шли за триста). Гиви на салфетке записал мой ленинградский адрес и заказал еще вина. Тогда я предложил ему целую партию американских штанов и обещал скидку. Сашка подключился и развил тему до крайности. Вырисовывался преступный сговор с целью крупного обогащения. На радостях, совершенно пьяные и довольные, мы пошли купаться, и уже в полной темноте нырнули в теплые волны. А когда вынырнули, я огляделся:

– Сашко, а где Гиви?..

Ни Гиви, ни его дружков не было. Не нашли мы на берегу ни своих джинсов (гордость наша!), ни денег, ни обуви, ни паспортов. Домой мы вернулись крадучись, в плавках и босиком. Утром отправились в милицию.

Гиви подвела жадность. Если бы пропали только деньги, мы не стали бы заморачиваться с Сашкой, но паспорта… это было уже серьезно. В отделении на железнодорожном вокзале толстый усатый капитан выслушал нас, набрал по телефону номер и откашлялся.

– Володя? Приезжай, дорогой, есть дело, которое можно распутать.

Я, честно говоря, сильно сомневался, что можно. Гиви я почти не помнил, место, где нас оставили без штанов, и то вспомнили с трудом. Каково же было наше изумление с Сашкой, когда преступников нашли! Нашлись и паспорта. Вот только деньги и джинсы исчезли. Всю неделю мы как на работу ходили в милицию, помогали закрыть все уголовно-процессуальные вопросы. Запомнилась процедура опознания. В коридоре перед дверью, меня предупредили: «Гиви будет вторым от входа. Смотри, не перепутай!» Я вошел в кабинет и увидел четверо бугаев, которые сидели на стульях и мрачно смотрели в пол. Один нервничал.

– Вот этот! – ткнул я рукой, как и учили.

Гиви даже не шелохнулся.

Вторым шел Сашка. Его предупредили, что подозреваемого пересадят на крайнее место от окна. Сашка легко справился со своей задачей. Гиви попался.

Отпуск получился ни к черту, но история имела продолжение. В ноябре в Сухуми состоялся суд! Мы с Сашкой прилетели с наивной надеждой, что расходы на проживание и дорогу нам возместит государство. Поэтому тратились без оглядки. Говоря проще – пропили все! Гиви получил свои честно заработанные три года, милиция получила благодарность за отличную работу, а мы Сашкой, кроме морального удовлетворения, не получили ничего! В кошельке побрякивала только мелочь. Нужны были деньги. На третий день, ночью, мы с Сашкой наведались в колхозный сад за мандаринами. Рвали плоды торопливо, на ощупь, и набрали четыре полиэтиленовых мешка. Днем отправились на местный рынок и с радостью убедились, что цитрусовыми никто не торгует! Расположились у входа, распахнули мешки. Решили не наглеть: три рубля за кило. Меня смутило, что покупатели испуганно обходили нас стороной.

– Слушай, – сказал я Сашке, – сходи-ка еще раз в ряды, глянь, может мы слишком сильно заряжаем?

И тут возник патруль. Милиционеры таращили на нас глаза.

– Вы кто?!

– Вот, мандаринчиками торгуем, – проблеял я, догадываясь, что мы с Сашкой влипли, – не желаете? Три рубля за кило.

– Сколько?!

– Вам задаром, – догадался Сашка. – Мешка хватит?

Через пять минут мы сидели в отделении. Сержант рассматривал наши билеты на самолет и паспорта.

– Вы понимаете, что наделали? – возмущался молодой постовой, – Только что посадили человека за воровство и сами воруете! Знаете, что за это полагается?! Знаете, что мандаринами вообще запрещено торговать?!